Елена Катишонок - Свет в окне
Warum, warum?..
Как объяснить наивному Ансельму, «warum», на его же языке? Наверное, не в языке дело, а в чем-то другом. Вот Лиза с Ансельмом живут в демократической Германии, а совсем рядом, в зловещей ФРГ, у них есть, оказывается, друзья, но о встречах с ними супруги не рассказывают. Warum, спрашивается? Настя никогда не задавала дурацких вопросов, хотя страшно интересно, как живут люди во второй половине рассеченной страны. Может быть, западные немцы так же не похожи на восточных, как русские «на болоте» и русские в Городе? Сколько раз она думала об этом, столько же раз останавливала себя. Какой смысл думать о том, что нельзя увидеть своими глазами?
Настя вытащила журнал, открыла, но поезд начал тормозить.
Можайск.
Дверь купе лихо отъехала, впустив огромный чемодан и супружескую пару.
Муж и жена были похожи друг на друга: плотные, круглоголовые, с громкими голосами. Не прошло и получаса, как они заняли почти все пространство, свободное от Насти и ее незначительного багажа. Если бы она предусмотрительно не положила на сиденье журнал, заняли бы и этот кусочек. Женщина достала из сумки маникюрный набор и разложила на столике миниатюрные пыточные орудия. Остро запахло ацетоном.
Пальцы у нее были пухлые, с глубоко врезавшимися кольцами.
Знакомиться не хотелось; попутчики тоже не проявили инициативы. Чтобы не наблюдать за маникюрной процедурой, Настя повесила на плечо сумку, взяла несессер (Лизин подарок) и вышла.
Попутчики сначала будут колготиться над вещами, потом настанет священный час еды, чаепитие и отход ко сну. Если послоняться часок, есть шанс застать обоих разнеженно спящими; в крайнем случае, можно будет отгородиться журналом или занять верхнюю полку, только спасибо скажут.
Она медленно пошла из одного вагона в другой, стараясь шагами попасть в такт стучащим колесам. Идти приходилось быстрее, стало почти весело. В конце концов, черт с ними, с попутчиками. Впереди был отпуск. Ансельм обещал, что они поедут в Лейпциг, а Настя хотела купить себе вельветовый пиджак в мелкий рубчик, как у Лизы. Еще хотелось новую сумку, только из настоящей кожи, потому что…
Размечтавшись, она резко остановилась – и вовремя, но все равно столкнулась с человеком, выходившим из тамбура.
Сумка и несессер упали на пол, она наклонилась, и мужчина наклонился одновременно с нею, подбирая выскользнувшие вещи. Настя почувствовала запах дорогого одеколона. Выпрямившись, человек оказался пожилым коренастым мужчиной с седым бобриком волос над высоким лбом и серыми, глубоко сидящими глазами. Он виновато улыбнулся, и голос тоже звучал виновато:
– Простите, пожалуйста! Вот ведь задумался…
Ничего страшного не случилось: собрала раскатившиеся вещицы, проверила – вроде все на месте. Вскинула на плечо сумку и хотела было пройти, как он предложил:
– Давайте я вас провожу. Ведь вы в вагон-ресторан идете?
Вагон-ресторан, с умывальными причиндалами? А почему бы и нет, вдруг подумала Настя, в отпуске я или не в отпуске? Какие-то мысли, если они и были, тоже, казалось, стараются попасть в такт постукиванию колес, потому что думалось уже на ходу. Неожиданный спутник уверенно и легко придерживал ее за локоть, открывал дверь тамбура с неизменным: «Виноват», и это очень подходило к ненавязчивому горьковатому запаху его одеколона.
Вагон-ресторан, вопреки Настиному опасению, только начинал заполняться.
– Прошу, – мужчина пропустил ее к окну, сам сел напротив.
Пока Настя соображала, стоит ли задерживаться здесь, одновременно посматривая на свое отражение в стекле, человек протянул руку:
– Давайте знакомиться: Баев, Степан Васильевич.
Быстро подошла официантка и приветливо кивнула Баеву. Скосив глаза на окно, Настя поправила волосы и спросила, часто ли он ездит этим поездом.
Да, просто сказал он. Приходится ездить часто: работа.
Продолжения, однако же, не последовало. На ее вопрос о работе легонько покачал головой: «Это скучно рассказывать, особенно даме», – и действительно не рассказал.
Зато оказался на редкость внимательным слушателем, словно Настины экскурсоводческие рассказы ему были чрезвычайно интересны. Вопросы задавал ненавязчиво, деликатно. Когда принесли котлеты по-киевски, произнес с притворной серьезностью:
– Теперь я, как Шахерезада, должен прекратить дозволенные речи. – И неожиданно добавил: – Вы, наверное, частенько готовите для мужа что-то вкусное, признайтесь?
«Признаваться» было не в чем. Побалуешь, пронеслась горькая мысль, если в очереди отстоишь и купишь что-то соблазнительное – например, твердый кусок рыбы, замороженной до полной неразборчивости вида и возраста. Или ломоть сырой печени, был такой случай, когда она шла домой пешком, боясь сесть в троллейбус, и чувствовала себя, как убийца, потому что пакет был в кровавых пятнах, из него капало.
Говорить ничего не пришлось.
Отламывая маленькие кусочки хлеба, он сказал, что его жена перестала готовить из-за болезни. Серьезная, да; предстоит операция.
Под стук разогнавшихся колес Настя медленно орудовала вилкой и ножом, чтобы не было слышно бряканья о тарелку, словно больная жена Степана Васильевича находилась совсем рядом.
Потом она часто задавала себе вопрос, знал ли в тот вечер Степан Васильевич, что не кому иному, как будущей своей второй жене говорил о первой? Нет, едва ли; да и сказал только о болезни, но, судя по тому, что после этого замолчал и смотрел в тарелку, стало ясно, что на благополучный исход надежды нет.
Пока ждали десерт, Настя незаметно рассматривала его руки, широкие сильные кисти с плоскими квадратными ногтями, и переводила время от времени взгляд на лицо. Они обменивались короткими фразами – легкими, ни к чему не обязывающими, так что диалог выходил непринужденным, вроде дачной игры в бадминтон, и реплики могли быть прерваны паузой, как случается, если волан падает в траву и один из игроков бежит его поднимать. Отпуск и работа, новые фильмы, дети растут так быстро (у Баева детей не было), свежие публикации (читать, к сожалению, он не успевал). Она чуть было не ляпнула: выйдете на пенсию – будете успевать, вот как моя свекровь. Сработал самоконтроль; помогло и то, что вид у Степана Васильевича был совсем не пенсионный. И при чем тут свекровь, разозлилась на себя Настя. Улыбнулась: «Не огорчайтесь: там почти нечего читать», – вспомнив, что в купе ее ждет «Иностранка».
– Очень советую: попробуйте «Наполеон», – предложил Степан Васильевич.
Нет уж, спасибо: «Наполеон» нужно есть только в домашних условиях и в одиночестве. Как ни осторожничай, вся вкусная штукатурка сыплется на стол, на колени, крем обязательно плюхнется на платье…
