Елена Катишонок - Свет в окне
Глава, посвященная Сомсу и Англии, у Присухи называлась «Соль земли». Конечно, для «Ученых записок» пединститута не годится, надо подобрать какой-нибудь более безобидный фрагмент.
Жизнь, казалось, обрела дополнительное измерение. Монография была извлечена из книжного шкафа, и Присуха начал придирчиво перелистывать текст, знакомый, как альбом с семейными фотографиями. Кстати, куда подевался этот альбом – неужто загнал на антресоли? Давно не попадался на глаза, а тут вдруг очень захотелось перелистать плотные картонные страницы. Потом, потом; сначала отправить статью. Дмитрий Иванович перебирал главу за главой и поймал себя на том, что улыбается. В памяти всплывали начальные тезисы, вычеркнутые куски, даже черновые фразы. Работа разрослась, но это только закономерно – теперь она охватывала не только «Сагу», но и «Современную комедию».
Жизнь менялась, и Дмитрий Иванович не уставал удивляться ощутимости этих перемен. Когда окончательно подтвердили его новую должность на новой кафедре, родилась дерзкая мысль: а не купить ли костюм? И не в том дело, что заведовала кафедрой дама, и не в ее солидном возрасте дело: будь она хоть чаровницей Ирэн, Дмитрий Иванович одичал и отвык от общения с прекрасным полом, да-с. Костюм захотелось купить, потому что он попытался увидеть себя со стороны, как вскоре увидят его новые коллеги и студенты. Ну и дамы, разумеется; как же.
Волосы не сильно поредели, зато седины хватает. Эспаньолка – он подумал было, не расстаться ли с ней, но отмел вздорную мысль. Привык, да и седина не мешает – скорее наоборот, хотя бес в ребро, пожалуй, не грозит. А вот единственный костюм в свете последних перемен едва ли можно было назвать костюмом: он тоже «поседел» на швах, и брюки обтрепаны до неприличия. Для вечерней школы, впрочем, годился: каков поп, таков и приход. Отдавая должное справедливости, «поп» в подметки не годился «приходу»: молодые люди являются на занятия не в спецовках и не в промасленных комбинезонах, а в модных джинсах, с которыми, на взгляд старомодного Присухи, плохо сочетаются элегантные пиджаки.
Костюм, однако, может подождать до начала семестра. Теперь, когда все определилось, нужно было уволиться из школы; дело нехитрое. Написал заявление и, подумав, решительно поставил внизу сегодняшнее число. Расписался на листке и сунул в портфель, непривычно легкий.
Дмитрий Иванович недолюбливал весну. Беспардонно яркое солнце отчетливо высвечивало новые морщины, бледную, парниковую какую-то, кожу рук и уже замеченную раньше седину. Иными словами, весна бестактно напоминала о возрасте.
Стало тепло, но плащ… Плащ провел зиму не на вешалке, а на штыре в кладовке, и, надев его, Дмитрий Иванович выглядел так, словно у него вырос горб. К черту, в химчистку. Однако надев пальто, сразу почувствовал себя неуклюжим и громоздким.
Кое-как разгладил спинку плаща и затянул потуже пояс.
Ветра не было. Шарф он оставил дома – и правильно сделал.
От яркого солнца стали четко видны грязные подтеки на трамвайных вагонах, трещины на асфальте и пыльные, в разводах, стекла. Все требовало ремонта: тротуар, собственный Присухин плащ с разорванной подкладкой, бакалейный магазин, витрина которого уже обещала: «РЕМОНТ».
Кончились папиросы, и Присуха направился к газетному киоску на следующем углу.
Весна символизирует обновление природы – не символизирует даже, а попросту осуществляет это обновление. Но ремонт и есть обновление – не случайно как раз весной люди начинают ремонтировать квартиры. Присуха с виноватой тоской подумал о своей квартире, едва ли помнившей, что такое ремонт… Он и сам забыл. Однако представить в своем хорошо организованном хаосе ведра с краской или пятнистую стремянку рядом с книжным шкафом отказывался. Мне же не жениться. Да и весна ни при чем, всему виной моя стариковская брюзгливость. Сам с собой Дмитрий Иванович называл себя стариком, отлично сознавая собственное кокетство. Для окружающих я просто пожилой мужчина, даже лысеть почти не начал. Вот и Сомс в конце жизни был известен немногословной ворчливостью – впрочем, Сомс и не знал, что его жизнь так скоро оборвется.
Что до брюзгливости, так ведь у пожилых, это правда, недовольные лица. Потому и запомнилась ему в том зимнем автобусе женщина приветливым и спокойным лицом, без озлобленности, без раздражения.
…Можно было бы перед школой – он мельком глянул на часы – заехать в универмаг. И представил, как поднимается по лестнице в толпе раздраженных, недовольных людей… Нет.
А вот и ремонт, удовлетворенно отметил Присуха при виде белых меловых следов на асфальте. И там тоже: стекла забрызганы. Обновляются квартиры, природа; а больше ничего, ровным счетом ничего не происходит. Каждую весну газеты шелушатся одними и теми же фразами: труженики села радостно (или с гордостью) рапортуют партии и правительству – и лично, лично текущему Ильичу – интересно, как он реагирует на эти «личные» признания? – о необъятных засеянных площадях: столько-то гектаров, потом вдвое столько да еще полстолько… И все – в едином порыве, и все – как один. И те же газеты с возмущением осуждают «потребительские тенденции у некоторой части нашей молодежи». Дескать, затесались в ряды нашей молодежи (непременно «в ряды») и такие, которые не берут пример со своих ровесников, строящих БАМ, а глядят в другую сторону – в сторону гнилого Запада.
Дмитрия Ивановича давно веселила поразительная жизнестойкость этой части света: много лет Запад был «загнивающим», потом стал «гнилым» и, в соответствии с непреложными законами природы, вот-вот должен был бы распасться на атомы; однако поди ж ты… Речь по поводу вручения очередного ордена главе правительства… Статья «В ДОБРЫЙ ЧАС!» – о весеннем севе; как же без нее, хотя Присуха, как и все граждане («как один…»), хорошо знает, что с наступлением осени начнутся «неблагоприятные погодные условия» и разверзнутся библейские хляби, которые, конечно же, подкосят снятые урожаи на стыдливо умалчиваемых площадях. И никакой ремонт здесь не поможет, даже и капитальный. Зато ремонт поможет квартирам, которые хозяева любовно приводят в порядок, пусть и не в едином порыве, но совершенствуя по мере сил свой маленький, самый главный мир.
Купил две пачки «Любительских» и, дойдя до остановки, закурил. Женщина с коляской на противоположном тротуаре шла, отвернувшись и глядя не на ребенка, а сюда – и вверх. Ее обогнали школьники и тоже остановились, уставившись в ту же сторону. Стоявшие рядом с Присухой люди стали вертеть головами и подняли головы.
Автобуса видно не было. С наслаждением затянувшись, Дмитрий Иванович тоже посмотрел вверх. Ого! На верхнем этаже, похоже, капитальный ремонт – меняют рамы. Снизу были видны пустые темные проемы на месте окон. В проемах то появлялись, то исчезали головы ремонтников, ожесточенно и громко переругивавшихся. Кто они, плотники? Стекольщики? Выглянул и скрылся качающийся угол новой рамы. Светлое дерево казалось белым по контрасту с темным проемом.
