Януш Леон Вишневский - Триптих. Одиночество в Сети
Вы, наверное, подумаете, что это банально и наивно, но я вечерами молюсь за Якуба. Я постоянно думаю о нем бессонными ночами, когда ночные поезда мчатся через спящий Краков. Их свист долетает до самых маленьких клеточек моего мозга, а Якуб в такие моменты снова стоит на платформе…
Всего.
JL (e-mail: [email protected])Это сочувствие, а иногда подлинное милосердие искажает восприятие. Если осушить слезы, подождать какое-то время, выдержать дистанцию и взглянуть повнимательнее, то на портрете Якуба станут заметны швы, соединяющие куски, из которых составлен его образ.
Потому что образ Якуба в «Одиночестве в Сети» — не что иное, как собранный паззл.
Я взял фрагменты биографий нескольких мужчин (плюс свою собственную), наложил их на фон, который составлен из моего научно-интеллектуального окружения (потому что только этот мир я знаю настолько, чтобы его описание выглядело достаточно убедительным), цвета усилил с помощью своих представлений о таком мужчине, каким бы я сам хотел быть, и соединил все это. К тому же я складывал это «на Коэне, Моцарте, Бетховене и Бахе», уча — уж который раз в жизни — наизусть стихи Воячека («так сделай что-нибудь, чтоб я смогла раздеться еще больше»), Посвятовской («не умею ни писать я, ни любить») и Лесьмяна («молюсь я за бессмертье тела твоего»). В состоянии этого метафизического восторга я создал Вертера с электронным адресом и собственным интернет-сайтом, с ай-кью, дающим ему право на членство в элитарном клубе MENSA, и впечатлительностью на грани невроза. Якуб — немного жемчужина, добытая из раковины. Таких мужчин можно придумать, но их нельзя потрогать.
«Одиночество…» вызывает беспокойство… Будит сознание того, что ничто никогда не бывает так, как должно быть, что нет мужчины, который сумеет удовлетворить все желания и развеять все тревоги, каждое прикосновение которого вызовет восторг, с которым все будет другим… и никогда не будет скучно… наверное, я не сумею, а может, и не хочу писать больше… теперь я знаю, что многое от меня есть в «Одиночестве…», что все желания и мечты тоже где-то внутри…
Майя (e-mail: [email protected])Прочтя эпилог в 2 часа ночи, я в сердцах бросила книгу на пол с глухим возгласом: «Как жаль, что я прочитала!..» Этот возглас был как бы кроткой мольбой о том, чтобы Якуб мог продолжать любить, чтобы этот чудесный, идеальный мужчина существовал… У меня был похожий опыт знакомства с ICQ, с интернетом и безграничными возможностями общения с каждым и везде. А потому это было путешествие в мое прошлое, в мои восторги, страсти и страхи. Мне не выпало счастья пережить такой любви, как героине, но я верю, что любовь именно такова, какой ее описал автор. Каждый, кто сидит в чате, знает, что в нем есть что-то неуловимо притягательное и таинственное. Что поддерживает, стимулирует эмоции, возбуждает. Этим можно захлебнуться… Не могу простить автору некоторой непоследовательности, то есть встречи героев в поезде и встречи в Париже. Неужели он мог не запомнить эту женщину? А в целом это удивительный рассказ для всех, кто чувствует, страждет и жаждет…
«Боже, помоги мне быть таким, каким считает меня моя собака…»
Иоанна Глембин (e-mail: [email protected])Пан Януш!
Возможно, у Вас уже очень много писем от читательниц, возможно, Вы знаете сто способов получше провести время, чем читать эти мейлы. Но в мое нынешнее состояние духа меня ввергли Вы и поэтому должны чувствовать какую-то ответственность, по крайней мере прочесть то, что я хочу Вам сообщить.
Вчера было 30 апреля — день, который Вы выбрали как день рождения Якуба, и так случилось, что как раз вчера я закончила читать «Одиночество в Сети». Мне еще во время чтения хотелось написать Вам, но совсем не о том, о чем пишу сегодня. А сегодня в основном хочу написать о своей злости. Я зла на Вас, что Вы написали такую грустную книгу. Как можно писать такие грустные вещи и обрекать невинных людей на пребывание в таком настроении?!
КАК МОЖНО ПИСАТЬ ТАКИЕ ГРУСТНЫЕ ВЕЩИ???
И вот еще что. Поначалу у меня была надежда, что можно встретить в жизни такого мужчину, как Якуб. Наверняка об этом мечтает каждая женщина. Но теперь я надеюсь, что таких мужчин нет. Потому что было бы безумно несправедливо обрекать их на жизнь в таком мире. Человек с двумя сердцами всегда будет несчастен.
Простите. Всего.
Ева (e-mail: [email protected])В общем-то не только Якуб, но и сам мир, и не только научный, в который я поместил его, должен вызывать, а кое у кого и на самом деле вызывает, недоверие. Во многом справедлива приведенная ниже рецензия, адресованная подруге отправительницы, Нине, а мне пересланная только «для сведения».
Этот Януш Вишневский…
Его книга важная и необычная, поскольку прежде всего, наверное, первая, если не считать Лема, в польской литературе, написанная автором — завсегдатаем научных салонов. И именно поэтому близка мне. Она преодолевает гигантским прыжком, словно со скоростью света, традиционную польскую ментальность, которая почти никогда не выходила за рамки магнитного романтическо-позитивистского поля, притом с таким обилием национальных мотивов, что другим выдающимся мыслям уже нет места. В «Одиночестве…» Польша присутствует, но не связывает по рукам и ногам. Понимаешь, Вишневский мог бы называться не Вишневский, а какой-нибудь Сегда, Варшаву он мог бы заменить Прагой или Будапештом, и книга не изменилась бы ни на йоту в своем настроении. Это повествование об искусстве любви, коим наделены способные, прекрасно образованные люди и вдобавок свободные — в литературе такого еще не было! Не отягощенные традицией, которая связывала бы их или накрывала мрачной тенью, им не нужно откуда-то убегать, с кем-то сражаться за свободу или за какие-то права. Более того, работа открывает для них весь огромный мир, доселе доступный только завоевателям или шпионам. Их знания — эффектное средство борьбы со скукой и рутиной, оно постоянно будоражит их интерес к миру. Правда, и они мечтают о любви, но, с другой стороны, они уже столько о ней знают, что это для них уже не искушение, не terra incognita. Их увлеченность любовью можно сравнить с аппетитом клиентов шикарного ресторана. Садясь там за столик, они ожидают великолепия. Ритуал может начинаться. Более или менее известно, что будет. Даже если омара им придется есть впервые в жизни.
Присутствующая в этом романе наука — это наука участников конгрессов, коллоквиумов и конференций, авторов публикаций в специализированных международных журналах. Такой образ исследователя, летучего голландца, для которого Новый Орлеан, Париж или Мюнхен — одинаковый пейзаж отелей, ресторанов, баров с виски и кока-колой и аэропортов, — нечто совершенно новое. Затрудняюсь дать ему определение. Наверняка здесь уже не подходят классические категории положительного героя с твердым характером, бойца, сражающегося за что-то, одолевающего врагов и превратности судьбы. И несмотря на то что на страницах этого повествования и идет речь о смерти, увечьях, наркотиках и эксплуатации, я не могу отделаться от ощущения, что главные герои там — технологии, потребление, удовлетворение собственным талантом и умением ловко перемещаться в современном мире. Он и Она — симпатичные и впечатлительные, некогда прилежные студенты, а теперь — ценные работники. И тут возникает древний, как сама литературная критика, вопрос. Кто они, по мысли автора? Образцы, к которым стремятся в своих мечтах выпускники солидных учебных заведений? Или представители современного общества, в которых мы глядимся, словно в зеркало? А зеркало посылает нам точно такую же картину, как и зеркало в ванной или в ресторанном туалете. Где мы с морщинами на шее, в других условиях незаметными, со слегка потухшим взглядом, напоминающим, что надо что-то с собой сделать.
