Наталья Нестерова - О любви (сборник)
А у Гошки верный признак болезни — отказ от еды. У нашего сыночка аппетит вечно голодного волчонка. И если он отодвигает от себя тарелку с макаронами по-флотски — заболевает. Я хватаюсь за голову: завтра важные переговоры, а Гошка сляжет. Звоню свекрови, прошу приехать. Она уже не удивляется моему сумбуру: Гошка не кушает, не могли бы вы завтра с ним посидеть?
— Майя! — Я зло насупилась. — Ни за что не поверю, будто ты не выспрашивала у Макса. Небось охала-ахала, причитала и просила подробностей.
— Конечно, просила. Только Макс ничего не сказал.
— Так-таки ничего?
— Почти, не про тебя.
— А про кого?! — едва сдерживаясь, выкрикнула я.
— Про меня.
— Ты-то здесь при чем?
— Вот и Макс сказал: «Майечка, детка, неужели ты думаешь, что стану грузить тебя своими болезненными домыслами?»
— Ага! «Болезненными» и «домыслами» — значит, не на сто процентов уверен, переживает и сомневается.
Майка заплакала. Вроде ни с того ни с сего. Побежали по щечкам ручейки, она их вытирала ладошками.
— Чего ревешь-то?
— Как вы со мной! Я вас люблю больше жизни. После детей, мамы и папы — больше жизни. А вы! Что Макс, что ты: недомолвки сплошные. Не доверяете мне, — хлюпала Майка. — Как малахольной. Такая и есть, да?
— Запрещенный прием! — протянула я подруге бумажную салфетку. — Нечестно переводить стрелки на себя, когда у нас крыши снесло и неизвестно, где ловить и обратно устанавливать. Кроме того, не прибедняйся, у тебя есть Саша, честный и искренний.
— Как же! Искренний! Шофер, а говорил, что преподаватель.
— Он никогда подобного не говорил!
Остаток вечера я провела, утешая Майку.
Трепетные, эмоционально раскрытые, с оголенными нервами люди — сущие вампиры. Требуют постоянного участия и обсуждения их проблем, отсасывают ваши духовные силы. Вампиров я стараюсь избегать. Но Майка — особая статья. Она вампир страдающий, да и любимый, да и сознающий свои недостатки. Майку я готова утешать с утра до вечера… Последнее замечание — конечно, сильное преувеличение. Но уделить подруге полчаса времени — запросто. Живописуя Сашины достоинства, сама в них убеждалась с каждой минутой.
Глава 8
Шоковая терапия
По дороге домой я терзала телефон, чтобы добиться Максима. Хотя первого ответа: «недоступен» — достаточно, чтобы понять бесполезность вызовов каждые три секунды. При этом я вела машину на приличной скорости, несколько раз чуть не создала аварийную ситуацию. Определенно — заработала пожелание кастрации от других водителей.
Подмывало позвонить родителям Макса в Испанию, выяснить, сколько раз общались сегодня с Максом, что он говорил, не намекал ли, где обитает. Но будить родителей поздней ночью — только пугать.
Разбудила я тетю Дашу, которая закрылась на засов, и открыть дверь своим ключом я не могла, пришлось звонить.
На тете Даше была старенькая, но чистенькая ситцевая ночная рубашка. На голове — бигуди. Это какая мука на них спать!
— Извините, что потревожила. У подруги была, да и работы много.
Тетушка протяжно зевнула и неожиданно потребовала:
— Дыхни!
— Что?
— Дыхни, говорю. Пила? У моей подруги невестка так спилась: все на работе торчала. Навкалываются, а вечерами поддают, стресс снимают. Головы вам надо поснимать.
Послушно дыхнув в нос тетушке, я подумала, что последнее время меня только и подозревают в пороках: то в прелюбодеянии, то в пьянстве. А если бы мы с Майкой по фужеру вина выпили? Запрещается взрослым женщинам? На правеж их?
Но вместо возмущения почему-то оправдывалась:
— Я ведь за рулем.
Будто не води я машину, надиралась бы ежевечерне.
Это была первая бессонная ночь. Хотя обстоятельства и события последнего времени должны были лишить меня покоя раньше. Ворочалась с боку на бок, вела мысленные беседы с Максом. То обвиняла его в глупых подозрениях, то оправдывалась, то покаянно лебезила, то гневно возмущалась. Макс же во всех сценариях вел себя одинаково: быстро признавал свою ошибку, каялся, прижимал меня к груди и обещал, что больше не будет.
У него детская привычка говорить: я больше не буду! Кокнет дорогую вазу и хлопает глазами:
— Прости, больше не буду.
— Точно не будешь? Это уже пятая ваза!
— Конечно, не буду, коль вазы кончились.
Утюжил брюки от нового костюма и спалил.
— Какая неприятность! Но я больше не буду.
Купили еще один костюм, Макс опять прожег брюки.
— Ты же обещал, что больше не будешь!
— Про первые брюки обещал, а не про эти.
Я взрываюсь:
— Ты специально вредительствуешь! Если моешь вазу после цветов, или кувшин после сока, или блюдо после заливного, обязательно разобьешь. Потому что не любишь мыть крупные стеклянные предметы. У тебя пунктик, — кручу пальцем у виска. — Также ненавидишь гладить брюки. Ходил бы тогда в юбках! Думаешь, не понимаю, чего добиваешься? Чтобы домашнюю работу, которая тебе претит, делала я. Но если так дальше пойдет? Завтра тебе разонравится мусор выносить, послезавтра — гвозди прибивать или люстры вешать. Я должна буду взять молоток и полезть на стремянку?
В отличие от меня Макс — само шкодливое благодушие.
Мечтательно тянет:
— О! Увидеть тебя с гвоздями во рту, с молотком в руках, карабкающейся по стремянке, желательно — в мини-юбке… Как, наверное, эротично…
— Макс! Первым делом молоток приземлится на твою башку!
— Очень испугался, — притворно округлил глаза. — Но что, милая, я могу поделать?
— Хотя бы пообещай… — начала и тут же заткнулась.
— Легко! Обещаю: я больше не буду.
Отвлекаясь на воспоминания, елозя под одеялом, я в пух и прах разбила нелепые домыслы мужа. При этом, чего греха таить, думы о Назаре не исчезли. Он тоже присутствовал в моем полусне-полубреде. Стоял в сторонке, сочувственно улыбался. С великим сожалением разводил руками: что же поделать, Ледок? Люблю тебя больше жизни. Но моя жизнь принадлежит не мне. Я восхищалась его благородством и честью. Разве не достоин восхищения мужчина, который жертвует своими чувствами ради семейного долга? При этом мне хотелось, чтобы Назар меня утешил, приголубил, обнял, поцеловал… пусть не по-настоящему…
А какие варианты «не настоящего»? Мы ведь не школьники, укрывшиеся за матами в спортзале, чтобы впервые познать прелесть поцелуйчиков. Об этом я думать не буду — не хочется, не время, незачем. Одно бесспорно: Назар — воплощение мужественности, Максим был абсолютным воплощением, а теперь подпортился.
