Спи, мой мальчик - Валантини Каролин

В дверь стучат. Это Лукас вернулся с тусовки и хочет курнуть в его компании.

— Иду, смотрю — под твоей дверью свет. Старик, у тебя что, бессонница?

Алексис убирает с кровати одежду, чтобы Лукасу было куда сесть.

— Готовлюсь к лекциям Марлоу.

— Чего-чего? В такой час? Парень, ты себя загонишь.

Алексис, немного уязвленный этим замечанием, делает вид, будто вновь погружается в чтение. Лукас не уходит. Алексис вздыхает. Как бы ему хотелось, чтобы сосед понял его. Если он не способен ничего втолковать даже своим друзьям, о каких изменениях к лучшему вообще может идти речь? Он пытается рассказать Лукасу о процессе распада, на который указывает Марлоу. Пункт за пунктом описывает глубинные изменения в жизни западных стран, которые вскоре коснутся и молодых наций, убеждает, что сегодняшняя безумная гонка ведет цивилизации, а вместе с ними и всю планету прямо в тупик. Да, ничто не ново под луной, но с какой силой Марлоу обличает происходящее! Закрыв глаза шорами выгоды, политики даже не задаются вопросами об истоках этой неолиберальной религии, воздвигнутой на псевдонаучном основании, которая оставляет на обочине миллиарды людей. Придет день, и на обитаемые земли хлынут океаны. Придет день — собственно, это день уже пришел, — и животные с плавучих льдов утонут в водяной пустыне. Придет день, и все сгорит в беспощадном огне, а нам останется только грезить о зеленых лесах, о свежести летних вечеров. Как мы очутились в мире, где планета и человек настолько безропотно поступили в услужение к деньгам? Алексис чувствует свою ответственность. Ощущает призыв разобраться, искать решения вместе со всем своим поколением, недоумевает, как можно и дальше жить своей маленькой жизнью, притворяясь, будто ничего не происходит.

Лукас зажигает косяк, вставляет в уши наушники. Алексис невозмутимо продолжает свой рассказ, обращаясь к утомленному его красноречием соседу, который поглядывает на него, потягивая косячок. Спустя двадцать минут монолога Алексиса Лукас понимает, что этот поток неиссякаем, и лениво машет рукой.

— Фу-фу-фу, парень. Ну и зануда же ты.

Алексис озадаченно смотрит на него.

— Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Понимаю, но меня от этого уже просто тошнит. Извини, дружище. Может, выпьешь? Или по травке вдарим, а? Тебе надо хоть иногда проветривать башку, Алекс.

Алексис опускает взгляд на книгу, его лицо багровеет. Внезапно он видит себя глазами друга: мозг кипит идеями, на столе лежит открытый учебник по геополитике, строчки едва не воспламенились от его жадного чтения. Такое ощущение, что он уже несколько недель не поднимал головы от книги.

— Давай, не бойся. Сейчас скручу второй косяк, и ты тоже кайфанешь.

В этот миг Алексису захотелось оказаться на месте своего приятеля. Как же беззаботно тот живет на белом свете. Любит хорошую еду, хорошие сериалы, хороших девчонок, учится в магистратуре на философском. А он, Алексис, застрявший в своем развитии на уровне певчего мальчика из хора, и повеселиться-то толком не умеет. Он медлит с ответом, но в конце концов отказывается от косяка.

— Ну, как знаешь, дружище. Ладно, пойду я, и спасибо тебе: после такой лекции беспробудный сон мне гарантирован.

Лукас подмигивает ему и уходит к себе. Оставшись один в своей вселенной, Алексис снимает линзы, садится на кровать, кладет книгу на колени так, чтобы его близоруким глазам не нужно было щуриться. Направляет лампочку ночника на обтрепавшиеся по углам страницы «Разобщества» [6] и читает до тех пор, пока не засыпает.

Медленным шагом Мадлен прошла вдоль реки больше десяти километров. Свет потускнел, и она щурила глаза, глядя на закатное солнце. Надвигалась ночь. В голосовом сообщении Жюльет упоминала маленький поселок, за которым река сужается, а дорога сворачивает вправо к лесу. Девушка смутно помнила, как туда добраться. Она была там всего один раз, пояснила Жюльет: заезжала за Алексисом, который нехорошо себя почувствовал (кажется, из-за несварения), и просто рулила по навигатору. Именно в тот день она впервые что-то заподозрила, удивившись странному молчанию Алексиса в машине и его нежеланию рассказать, что он забыл на этой ферме. Он что-то пробубнил про семинар на тему устойчивого развития, но Жюльет поверила ему лишь наполовину. Задав еще несколько вопросов, девушка махнула рукой: в конце концов, каждый имеет право на свои секреты, у нее, например, они тоже имелись.

За поселком река действительно сужалась, и Мадлен без труда отыскала грунтовую дорогу, которая уходила направо к лесу. Полная луна окутывала окрестности бледным серебристым светом. Высокие сосны создавали атмосферу необъятного одиночества, чуть смягчаемого движением воды. Синева ночи перемешивалась с зеленью пихт. Кроны едва слышно шелестели. Мадлен начинала замерзать. Ей было не по себе, но ведь мертвецы тоже лишаются всего, к чему успели привыкнуть, и теряются, оказавшись вдали от сердцебиения жизни.

Мадлен устремилась вперед по дороге, которая, казалось, ведет в самую чащу леса. Сын мой, зачем же ты сюда ходил? Берег окаймляли деревья, которых становилось тем больше, чем дальше она углублялась в лес. Мадлен без оглядки шагала под чернильным небом. Она прокладывала себе путь среди ветвей, сквозь ночную прохладу, все ее органы чувств были напряжены. Тишину нарушал только шорох ее шагов. Алексис присутствовал повсюду. Наконец во тьме, которая была бы кромешной, если бы не слабый отблеск луны, Мадлен различила размытый контур спящего четырехугольного строения. Казалось, оно появилось из ниоткуда и посапывает в ночной мгле, удобно устроившись в своей прогалине. Мадлен не хотела приближаться — пока не хотела. Она решила переночевать под каким-нибудь деревом. Отыскав подходящее место, поросшее травой и мхом, опустилась на землю, закуталась в плед, положила под голову свитер и попыталась найти более-менее удобную позу. Не забыла ли она чего-нибудь? Ах да, Пьер. Мадлен приподнялась на локте. Она была изнурена.

Мадлен вытащила из кармана мобильный, вызвала первый номер в списке «Быстрый набор». На том конце ответили:

— Мадлен?

— Да.

— Я тебе столько сообщений отправил, а ты молчишь и молчишь! Где ты?

— Целый день шла вдоль реки.

— Вдоль реки…

— Да, той самой реки. Судя по всему, Алексис часто сюда ходил. В день, когда его… нашли, он проделал этот путь не в первый раз. Так мне сказал Лукас.

— Лукас?

— Его сосед по общежитию, ну, помнишь, он еще иногда гостил у нас на выходных.

— А, тот верзила… Ты что, виделась с ним? Зачем?

Мадлен вздохнула. Неужели мужу так сложно понять? Понять, что ей необходимо пройти по следам сына и узнать правду.

— Пьер, почему они нам ничего не рассказали?

— Они? О ком ты?

— Сама не знаю. Лукас, преподаватели…

— Он учился в университете, Мадлен, а не в начальной школе.

Она снова почувствовала себя неудачницей, матерью-инквизиторшей, слишком строгой к своему потомству. Однако ее сын умер. Так за чем же она недоглядела? В чем перестаралась?

Пьер вырвал ее из этого внутреннего монолога:

— Где ты собираешься спать?

— Не беспокойся. Тут не холодно. Бывает хуже.

Они помолчали.

Пьер прервал тишину:

— Я передаю трубку твоей дочери. Помнишь такую? Твоя маленькая дочь, живая и здоровая. Хочет с тобой поговорить.

— Она что, еще не спит?

— Скажем так: ей трудновато уснуть.

Мадлен сделала глубокий вдох.

— Мамочка?

— Да, сердечко мое.

— А когда ты вернешься?

— Пока не знаю, малышка. Скоро.

— Ты нашла Алессиса?

— Он не терялся, солнышко. Мне просто нужно немного побыть… одной. — Она не решилась произнести «с ним».

Ноэми опустила глаза. Конечно же, ее брат не терялся. Она тоже знала, где он. Несколько секунд девочка не отводила взгляда от секретера: она не хотела встречаться глазами с отцом, боясь, что тот догадается о ее вылазках на кладбище.