Иэн Макьюэн - Сластена
Повинуясь течению беседы, я добавила к автопортрету страсть к шахматам, не упомянув, что не играла уже более трех лет. Тапп спросил меня, знакома ли я с эндшпилем Зильбера – Таля 1958 года. Я не знала это окончание, но смогла сказать несколько фраз о знаменитой позиции Сааведры. По правде говоря, никогда в жизни я не была такой умной, как во время этого собеседования, и уж точно ни разу со времени моих статеек в «?Квис?» я не была настолько довольна собой. Вряд ли существовала тема, которую я не могла бы осветить. Своей неосведомленности в тех или иных вопросах я придавала своеобразный лоск. Мой голос был голосом Тони, я говорила, как ректор колледжа, как председатель правительственного комитета по расследованиям, как сельский эсквайр. Служить в МИ-5? Да я была готова возглавить контрразведку. Поэтому меня не удивило, что после того, как меня попросили покинуть кабинет, а потом через пять минут позвали обратно, господин Тапп сказал, что готов предложить мне место. Что, собственно говоря, ему оставалось сделать?
Несколько мгновений я не могла поверить своим ушам. Наконец, когда до меня дошел смысл сказанного, я подумала, что он издевается или меня испытывает. Мне предстояло занять должность помощника референта. Я уже знала, что в иерархии государственной службы это самая низкая должность. Мои должностные обязанности заключались в оформлении документов, их подшивке, индексировании и другой канцелярской работе. Со временем и при условии безупречной службы я могла стать референтом. Мне удалось удержаться от того, чтобы выказать обуревавшие меня чувства. Я (или Тони) совершила ужасную ошибку. Или, напротив, таково наказание, которое Тони для меня предназначил. Меня принимали на подсобную работу в канцелярии. Я не стану разведчиком, не будет никакой работы на передовой. Притворившись, что мне льстит предложение, я осторожно осведомилась у Джоанны, и та подтвердила мои подозрения: действительно, у мужчин и женщин – разные карьерные возможности, и только мужчины становятся референтами. Ну конечно, сказала я, конечно, мне это было известно, я ведь строила из себя умную молодую женщину, эдакую всезнайку. Гордость не позволяла мне показать им, как тяжко я ошиблась и как расстроена. Будто со стороны я услышала, что с радостью принимаю предложение. Замечательно! Спасибо! Мне назначили день, когда я смогу приступить к работе. Только этого и жду! Мы встали, и господин Тапп пожал мне руку, а потом степенно удалился. Джоанна проводила меня вниз до выхода и объяснила, что предложение со стороны конторы должно пройти обычные процедуры проверки. Если я приму предложение, то буду работать в здании на Керзон-стрит. Я обязана подписать соглашение о соблюдении закона о государственной тайне. Разумеется, продолжала говорить я, замечательно. Спасибо.
Здание я покидала в крайне мрачном настроении. Еще до того, как попрощаться с Джоанной, я решила не принимать их предложение. Оно было оскорбительным. Работать на секретарской должности за две трети принятого для подобных должностей жалованья! Официанткой, учитывая чаевые, я бы зарабатывала вдвое больше. Пусть оставят работу себе. Я напишу им записку. По крайней мере, это было решено. Вконец расстроенная, я не знала, что делать дальше. Деньги, отложенные на оплату кембриджской комнатки, скоро закончатся. Мне не оставалось ничего, кроме как вернуться в родительский дом, снова стать дочерью, ребенком. Снова столкнуться с безразличием епископа и организаторским рвением матери. Хуже того, на меня вновь накатило чувство утраты. Весь последний час я будто играла роль Тони и теперь перебирала в уме воспоминания о нашем летнем романе. Я впервые до конца осознала всю меру своего горя. Это было словно вы вели долгий разговор, а собеседник вдруг повернулся и ушел, оставив вас в состоянии совершенной опустошенности. Я скучала по Тони, и тосковала, и знала, что никогда его больше не увижу.
Подавленная, я медленно шла по Грейт-Мальборо-стрит. Предложение о работе и роман с Тони были точно две стороны монеты, воплощение моего летнего воспитания чувств. Все рассыпалось меньше чем за два дня. Он вернулся к своей жене и кафедре, а у меня ничего больше не было – ни любви, ни работы, только холод одиночества. Горе мое отягчалось воспоминаниями о том, как он на меня взъярился. Так несправедливо! Я бросила взгляд на противоположную сторону улицы и, по неприятному совпадению, поняла, что приближаюсь к псевдотюдоровскому фасаду универмага «Либертис», где Тони некогда купил мне блузку.
Сопротивляясь чудовищной тяжести в груди, я быстро свернула на Карнаби-стрит и смешалась с толпой. Скулящая гитара и аромат пачулей из расположенного в подвале магазинчика навели меня на мысли о сестре и о проблемах, поджидавших меня дома. На тротуаре стояли ряды вешалок с рубашками психоделических расцветок и военной формой с позументом а-ля «Сержант Пеппер». Товары для обывателей, мечтающих раскрыть свою индивидуальность. Настроение у меня было скверное. Я пошла по Риджент-стрит, затем свернула налево и углубилась в Сохо, и теперь шагала по замусоренным улицам: на мостовой валялись остатки еды, недоеденные гамбургеры и хот-доги с потеками кетчупа, в водосточных желобах гнили картонные коробки, у фонарных столбов толпились мешки с мусором. Везде красными неоновыми буквами горели надписи «Для взрослых». В витринах на затянутых велюром подставках красовались кнуты, фаллоимитаторы, тюбики эротических мазей, унизанные гвоздями и стразами маски. Жирный дядька в кожаном жилете, вроде зазывалы в стриптиз-клубе, прокричал мне что-то из двери – слово, прозвучавшее не то как «той», не то как «ой». Кто-то засвистел мне вслед. Я пошла быстрее, стараясь не встречаться ни с кем глазами. Я по-прежнему думала о Люси. Несправедливо было связывать с ее именем этот квартал Лондона, но «дух свободы», который, в сущности, привел сестру к аресту и несчастливой беременности, привел и к возникновению этих магазинчиков (и, должна добавить, к моему собственному роману с пожилым мужчиной). Люси много раз говорила мне, что наше прошлое – это ненужное бремя, что нам следует от всего отказаться. Многие так думали. В этом квартале сам воздух был словно пропитан развратом и мятежом. Однако благодаря Тони я теперь знала, с каким трудом была построена она – наша западная цивилизация со всеми ее недостатками. Да, мы страдаем от скверного управления, и свободы наши неполны. Однако в нашей части мира правители уже не обладают абсолютной властью, а дикость и грубость ограничены в основном сферой частной жизни. Что бы ни валялось под моими ногами на улицах Сохо, но мы поднялись из грязи. Соборы, парламенты, картины, суды, библиотеки и научные лаборатории – все это слишком дорого, чтобы взять и все разрушить.
