Эли Фрей - Мой лучший враг
В каморке пахло ромашковым чаем. Дедушка всегда пил этот сорт. Он болел желудком, и врачи прописали ему пить ромашковый отвар. Мы ненавидели этот чай, он на вкус был ужасно горьким, морщились, но пили, потому что дедушка пил. А также потому, что это было традицией, а традиции нельзя нарушать. А еще дед угощал нас каменными пряниками, которые лежали в этой каморке, наверное, с самой ее постройки.
Мы со Стасом садились в старое кресло – забирались в него с ногами, пихая и отталкивая друг друга, чтобы выкроить себе место – и, укрывшись пледом, смотрели на деда. У дедушки голубые глаза, все лицо в смешных ямочках, бороды совсем нет. Волосы короткие и совсем седые.
А дед рассказывал нам стихи. Это были странные стихи, разных поэтов всех времен. Особенно мне запомнилась одна английская баллада про исповедь смертельно больной королевы Британии. Мы переписали себе слова и разучили это стихотворение наизусть. Мы не понимали половины слов, а другую половину перевирали. Но по непонятной мне причине эта баллада запала в душу нам обоим. Иногда я бегала к деду тайком одна – мне хотелось первой услышать какое-нибудь новое стихотворение, чтобы потом рассказать его Стасу самой.
Было у нас еще одно увлечение. Так как у нас с ребятами был боевой отряд, то часто мы играли в войну. Правила придумал Стас.
Главные правила войны:
Нужно разделиться на две команды. Каждая из команд выбирает в лесу место для своего лагеря. Лагерем служит огороженный камнями круг на земле. В центре круга надо воткнуть флаг – палку с привязанной на конце тряпкой. Задача противоположной команды – найти чужой лагерь и забрать флаг.
В каждой команде есть защитники и разведчики. Защитники охраняют свой лагерь, разведчики отправляются захватывать вражеский флаг.
В твоем распоряжении три разрывные гранаты (шишки), один автомат и один пистолет (на пульках).
У каждого к одежде на груди пришит пакетик с краской – если попадут туда, ты убит, а если ты убит – иди домой. Попали в руку или ногу – ты парализован. Ты должен оставаться на месте, пока не произнесешь вслух десять раз слово «бронепоезд».
Пожалуй, самое важное правило – никогда не разговаривай с тем, кого ты собираешься «убить». Этому правилу надо было следовать всегда. Враг может провоцировать тебя, пытаясь вовлечь в разговор, чтобы ты замешкался и потерял драгоценные секунды. Разговор делает врага сильнее.
Этого правила не было в списке основных правил. Я приписала его сама, на основе личного опыта. Когда ты внезапно нападаешь на вражеское логово, враги используют все силы и средства, чтобы отсрочить время. В одну из таких войн враг пытался доказать мне, что он «не в игре». Уверенно нес какую-то чушь о том, что он только что видел в лесу нашего физрука и тот сказал ему, что в школе взорвалась бомба. Я что-то спросила в ответ и получила пулю. Вот поэтому я и придумала новое правило – не разговаривать с врагами. И не слушать их. Ну, только с теми, кого ты собираешься «убить», а ведь можно и взять в плен. Пленные иной раз оказывались довольно полезными – их можно было пытать крапивой и щекоткой, и они сами разбалтывали, где находится их лагерь.
Мы бегали по лесу, обстреливали друг друга. Помимо захвата вражеского флага придумывали себе всякие задания – например, найти во вражеском логове секретную формулу нового биологического оружия. Секретная формула оказывалась куском древесной коры – ее прятал кто-нибудь из наших в какое-нибудь дупло. Либо нужно было разгадать секретный код к вражескому бункеру. Опять же кто-то из наших писал на земле слово, буквы в котором были перепутаны, и нам нужно было отгадать.
Вот так проходило время моего детства. С Дашкой и мальчишками. Эти две дружбы я всегда разделяла. Но Дашке наши войнушки были неинтересны. Она любила совсем другое – листать яркие журналы, тайком красить губы маминой помадой, плести косички, писать дневники, заполнять их яркими рисунками и наклейками. Дашка собирала плюшевых мишек, носила пышные юбки. Любила классики, пикники, розовые рюкзачки и солнечные очки. Она любила фантазировать. Выдумывала диковинных животных, королевства, принцев и принцесс. Эти две дружбы как два разных мира. Я подстраивалась под оба мира. Принимала и те и другие интересы. Много раз думала: а что же люблю я? Какая я? Но эти вопросы ставили меня в тупик.
Мне исполнилось двенадцать лет. Мы со Стасом стояли на пустыре и смотрели на костер, в полном молчании, он держал меня за руку. Наш маленький ритуальный костер – я сжигала ту самую пустую пачку из-под мармеладок, подаренную отцом. И навсегда прощалась с детством. Вдруг Стас развернулся ко мне и приложил свой лоб к моему. Я думала, он меня поцелует, но этого не произошло. Он сжал руками мою голову, сильно-сильно и еще надавил лбом. Это означало многое. Годы дружбы со Стасом научили меня, что не всегда нужны слова, чтобы что-то сказать. Мы научились разговаривать взглядом или действиями. Мы простояли так долго, закрыв глаза, вдыхая запах дыма, прижавшись лбами. Что было скрыто в этом действии? Поддержка. Участие. Сожаление. Боль. Простыми словами не выразить то, что он передавал мне в тот момент.
За день до моего изгнания, ровно через два года после моего вступления в отряд Степных койотов, мы снова играли в войну. В нашей команде было пять человек. Мы со Стасом и Костей – разведчики. Остальные охраняли лагерь.
Мы начали игру. Отправились искать вражеский лагерь. Мы ступали тихо, как мышки. Шли, пригибаясь, чтобы нас не увидели враги. Пробирались через густые заросли и не заметили вражеского разведчика – он выстрелил нас и попал в Костю. Костя убит.
– Черт, – выругался он. – Ну ладно, я пошел домой.
Мы со Стасом убежали и скрылись в овраге. Одного из врагов мы нашли довольно быстро. Им оказался Толик. Он прятался в том же овраге в кустах, но не видел нас. Мы осторожно подкрались к нему. Стас выстрелил в него.
– Ты убит, – важно сказал он ему. – Иди домой.
Толик ушел. Мы выбрались из оврага и побежали в лесную чащу. Продолжили поиски врагов.
– Я вижу врага, – прошептал Стас. – Он идет оттуда, значит, их лагерь там. Пошли!
Он повел меня в глубь леса.
– Может быть, ты все-таки ошибся? – спросила я через некоторое время. – Мы идем уже долго.
– Нет, надо пройти еще.
Стас уверенно шел вперед. Мне ничего не оставалось, как следовать за ним. Стало очень холодно, я вся дрожала. Вскоре впереди мы увидели просвет. Мы вышли к ручейку.
Ручеек – граница нашего военного поля. За реку заходить нельзя.
– Пойдем влево, – сказал Стас. Я послушно поплелась за ним.
Идти вдоль ручья было еще холоднее, у меня уже начали стучать зубы. Мне хотелось, чтобы война побыстрее закончилась. Втайне я мечтала о том, чтобы меня убили и можно было пойти домой, где так тепло и сухо.
