Людмила Энжел - Пепел
28.
Меня зовут Джонни Дарк. Много лет назад, меня сбила машина. Я медленно умирал, валяясь на пыльной обочине. Небо казалось таким высоким и невероятно бирюзовым, облака плыли по нему молочной пеленой, а жизнь покидала моё бренное тело. Я работал в одной фирме, я исправно выполнял свои обязанности, но те сучки из пиар отдела распускали про меня нелепые слухи. Да, у меня дома была заветная коробочка, в которой я хранил диски с порнографией. Да на этих дисках были совсем юные девочки и мальчики, и я мысленно участвовал во всех тех действиях, что происходили по сюжету фильма. Да, я занимался онанизмом на рабочем месте, но те сучки говорили про меня такое… такое… я каждый день мысленно убивал каждую из них, Шарлиз я бы подвесил к самому потолку и освежевал бы, Синти, самая мерзкая из тех потаскушек, медленно истекала бы кровью. Я перерезал бы её горло, привязав к стулу. Как я всех их ненавидел, иногда мне казалось, что умрут, но потом наступал новый день, и я понимал, что мои фантазии пускают корни в реальный мир. Однажды, я чуть было не убил Синти, она стояла рядом с баллоном холодной воды, и о чём-то шепталась по телефону, её глаза горели, а вторая рука прикрывала трубку, чтобы никто не слышал её сплетен. Я знаю, что она рассказывала очередную новость про меня, про то, как она случайно застала меня рядом с детской площадкой, да, моя рука находилась не там, где обычно должна быть, но это ничего не значит. Может быть, я просто хотел застегнуть молнию. Мерзкая сучка хотела всем быстрее рассказать эту новость, а ещё то, что я резко прибавил в весе, и теперь был отвратителен абсолютно всем женщинам, хотя они мне уже не были нужны. Я смотрел на огромную вазу с начинающими вянуть цветами и очень отчётливо представлял, как разобью её о блондинистую голову этой потаскушки, как тёплая кровь брызнет на мои губы, а я буду наслаждаться её солёным вкусом. Сердце гулко стучало груди, уши заложило, и я слышал только глухое биение в голове, и цветные мухи плясали перед глазами, ладони жутко вспотели. Я хотел, я знал, я мог. Но у меня почему-то не хватило смелости, я испугался, что Синтия оглянётся раньше того, как я опущу вазу на её голову и застанет меня в идиотской позе, с занесённой над ней вазой. И я буду ещё большим кретином, чем раньше, уж она-то не упустит шанса обо всём рассказать. Я испугался, да, я испугался, я слаб, а что я мог сделать? Я каждый вечер рисовал сцены их смерти в своём мозгу, избивал, насиловал их, резал на части. Я знал, что я лучший, и что я уже давно достоин другого места, но Синти, эта мерзкая тварь, мешала мне дышать, нормально думать, спать. Я рисовал карандашом их истерзанные тела. И так продолжалось нескончаемо долго, пока в один прелестный солнечный день, эта проклятая машина не сбила меня. Я не помню, как всё происходило, удар отбросил меня к обочине. Я почувствовал, как в лёгкие полилась какая-то жидкость, меня испугала сама мысль, что это кровь. Я трепыхался и извивался, как покалеченный монстр, а потом вдруг стало очень хорошо. Небо закружилось над головой и остановилось, я смотрел на перистые облака, я уже не думал о Синтии и Шарлиз, я забыл и о своём любимом ящике, я просто смотрел на бесконечно бирюзовое небо. Я знал, что именно там я буду красив, как никогда, я буду высоким парнем с чёрными волосами и глубокими зелёными глазами, сказочным красавчиком из реального мира. Меня полюбят и захотят все, я буду прелестным готическим персонажем из сладких комиксов про яой, и всяких там целующихся мальчиков. С улыбкой на лице я умер. Моё тело окаменело, но кто-то оторвал его от земли и понёс вдаль, перед глазами мелькали деревья, и люди, мы летели сквозь них, их лица превращались в безликую массу. Поднялись высоко-высоко, и солнце слепило глаза, мне показалось, что у меня выросли крылья, и я лечу в потоках тёплого воздуха. Я был ангелом. Это практически последние мои счастливые воспоминания, мы камнем упали вниз, так же резко, как и взмывали. Я понял, что нет у меня крыльев, и меня несут в ад. Мы провалились под землю, и я видел погребённых мертвецов и корни растений, опутавших их, искажённые окаменевшие лица страшными барельефами вычерчивались в кромешной тьме. А потом были ворота из живой плоти, огромные и до холодного пота жуткие, слепленные из многочисленных вопящих и стонущих голов и частей тел. Они взмывали над нами, нависая всем кошмаром смерти. И я понял, это врата ада. Я оказался в сырой мгле и услышал голос, он будто и не звучал вовсе, но проникал в мою остывшую плоть. Голос спросил меня, знаю ли я, где я. И я ответил, да. Тогда он задал ещё один вопрос, только теперь я понимаю, что дал не верный ответ, но тогда я не думал об этом. Он спросил, кем я хочу быть. И я ничего не ответил, но образ, пришедший мне в голову перед смертью, и был моим ответом, я молчал, а он прочёл мои мысли. И вот теперь, я Джонни Дарк, прекрасный, сказочный, тёмный принц из ночных кошмаров. Я безумно красив, я вижу своё отражение в этих пыльных зеркалах, но моя красота никому не нужна, я в царстве тьмы и боли. Я никому не сделал ничего плохого, но меня приговорили пить гнилую кровь грешников снова и снова, иначе моя красота начинает увядать. Я каждый вечер мучаю одного из них, выпиваю холодную кровь, и кидаю его демонам и чудовищам, чтобы те доели плоть. А потом всё повторяется снова и снова, как в бешеном калейдоскопе, меняются лица, но суть остаётся прежней, мы все здесь, чтобы страдать. Однажды, я нашёл лазейку. Ворота очень часто открыты, они принимают сотни душ каждый час. И я понял, что через них можно улизнуть, но сама мысль о том, что меня могут поймать на пол пути к ним, заставила меня содрогнуться. Сейчас я красив и не испытываю боли, а если меня превратят в то мясо, что я поедаю день за днём? Нет! Я не хочу, уж лучше так. Но всё же, как-то я пробрался к воротам и долго смотрел вдаль, самые высокие столбы из полуживой плоти горят факелами и освещают пространство у входа в ад. Я боюсь света, тем более, что это огонь самого ада. Одна из изуродованных голов, вплетённая в чьи-то тела, которые и составляют эти ворота, попросила пить, и я дал ей своей крови. За это она поведала мне о том, что видела не мало душ, проскользнувших обратно. Часть из них возвращали и подвергали ещё большим истязанием, зато другие растворились во мгле. Она знала, что если выбраться на поверхность, можно вернуться к жизни, надо лишь вселиться в растущий в утробе плод или умирающего не от старости человека. Если бы у меня было сердце, и я мог дышать, я бы задыхался от одной мысли, что снова смогу жить. Она больше ничего не сказала мне, но и этого было достаточно, я не заслуживаю такой участи, быть вампиром, пусть даже и таким прекрасным. Если бы у меня была такая внешность при жизни, я бы никогда не завёл тот тайный ящик. Все, абсолютно все женщины и мужчины в мире были бы мои. Я каждый вечер или ночь, сижу перед огромным зеркалом в тяжёлой резной раме, в пропахшем старью кресле с бархатной накидкой и любуюсь на своё отражение. В тусклом свете двух свечей, я самое прелестное в двух мирах существо. Я нуждаюсь в любви, я больше не буду ненавидеть тех сучек, я больше вообще не буду никому желать зла. Я снова хочу жить именно таким. Я встаю и подхожу вплотную к зеркалу, подол чёрного плаща мягко шуршит по покрытому многовековой пылью полу. Я глажу зеркало, мне жаль, что такая красота пропадает в аду. Я допустил одну оплошность, не знаю, как это могло произойти, я впервые за всё время своего осмысленного существования испытал жалость. История одной женщины, которая удушила от отчаяния своих детей, повергла меня в истинный шок. Я не смог впиться ей в шею, я знаю, что за это могу лишиться всего, своей неземной красоты и этого зеркала, я могу стать мёртвым кормом для подобных мне. Самое ужасное, что это видел смертный грешник Кристиан. Он притаился за углом, ожидая своей участи, но стал свидетелем проявления моей жалости. Как такое могло произойти? До сих пор я с ужасом вспоминаю ту ночь. Я обещал проводить его к воротам в обмен на его молчание, но я-то знаю, что это лишь пол дела. Ему никогда не уйти от всевидящих глаз демонов, которые уже давно слепы, но именно в этом мире они видят сквозь мглу, они просто чуют страх и идут на него, как на зов. Сегодня другой вампир рассказал мне, что он научился проникать во сны живых людей, это стало его новой страстью. Он утверждает, что это опасно, потому что есть вероятность попасть во сны мертвецов и навсегда заблудиться в их боли. Я хочу попробовать войти в сон живого человека, может это будет будущая мать? О, нет, нет, я должен оставить мысли о побеге, меня превратят в мясо, меня заставят страдать! Нет, прочь мысли, прочь. Но чем больше я гоню их от себя, тем больше они голодным роем вьются в моей голове. Решено. Сегодня я пойду в ночные кошмары к людям…
29.
Ночь ползёт к городу, цепляясь скрюченными чёрными пальцами за кусты и травинки. Я не могу уснуть, я сижу у распахнутого настежь окна. Я снова думаю об Эндрю, как безумие его образ приходит вместе с сумерками. Мой ангел, как ты нужен мне? Может, я не достойна тебя, я гоню прочь все мысли о тебе, но они возвращаются новой волной. Я зову тебя! Если я не нужна тебе, тогда просто убей все воспоминания обо мне, утопи мой образ в своих повседневных заботах и забудь Сюзанну Стейн. Мне кажется, что я медленно, но верно умираю, все мои раздумья превращаются в истинное безумие, которое давит невыносимым грузом. Я люблю тебя, но твоя неувядающая муза сильнее, даже уже не Анна, а только жалость к ней. Но я ведь здесь, я жива и здорова, я готова быть твоей новой музой, как бы это жестоко не звучало. Я даже не замечаю, как сон овладевает мной, и я засыпаю рядом с окном, опустив голову на подоконник. Ночь целует меня запахом медуницы и сирени, кузнечики стрекочут в траве, а где-то далеко шумит город. Безмятежность и сладостный бред в голове…
