Борис Дышленко - СОЗВЕЗДИЕ БЛИЗНЕЦОВ
Коля встал и стал искать трудовую книжку. Раза три чертыхнулся, пока искал, наконец нашел ее в кармане пиджака.
– Ага, вот! – обрадовался Коля. – Ну посмотрим, какие у нас шансы? Так… "Зачислен электрослесарем-прибористом пятого разряда в цех КИП".
Всё – чистая липа. Он в этот цех КИП ни разу даже не заглянул, а работал в закутке, рядом с радиоузлом. Вечно туда набивалось полным-полно всяких бездельников, галдели и накуривали так, что букву "А" было не разглядеть. Вот и работай. А после рабочего дня болела голова и в глазах от шрифта рябило. Писать уже было невозможно. Недолго там выдержал, три месяца. Разряда же никакого не было, да он даже толком не знает, какие бывают приборы.
А прибористом его зачислили потому, что не было у них штатной единицы художника – для него это темный лес.
Но там он все-таки работал, а вот маляром на заводе "Серп" – никогда. На этом заводе его надули. Им там нужно было оформить красный уголок, а как платить, они не знали. Вкручивали ему про безлюдный фонд, которого у них нет, но безлюдный фонд был для Коли так же неясен, как и штатная единица; Коля в конце концов махнул рукой и сказал, что пусть ему заплатят как знают, а он все сделает. Они ему сказали, что будут держать его пять месяцев и что пусть он не думает, а делает работу быстрее. Потом, дескать, можно будет не ходить. Он и обрадовался: два месяца с утра до ночи только и знал, что этот красный уголок, а потом закончил – и вот тебе: профорг стал требовать, чтобы Коля списал какие-то объявления, чтобы какие-то перспективы, промэстетику и чтобы приходил в восемь утра. А когда договаривались, называл это джентльменским соглашением. Джентльмены!
Коля вспомнил умное лицо профорга и его честные глаза и от обиды поперхнулся чаем, закашлялся.
– Вот такие джентльмены, Данилыч, – желчно сказал Коля и стал листать трудовую книжку. Да, много записей в книжке, уж очень много. Плохо.
Коля представил, как этот лысый в очках (он почему-то был уверен, что там будет лысый и в очках), как он поднимет голову и спросит:
– А почему вы так часто меняете место работы?
Ну что ему ответить? Иди объясняй ему о желтых и синих.
Коля глотнул чая, закурил и принялся обдумывать ответ.
"Самое главное – не торопиться, – думал Коля, – они обычно внимательно слушают, но, если торопиться, будет непонятно. Правда, трудно выдержать этот тон. Когда он тебе смотрит в глаза – и ему хорошо, потому что у него очки, – смотрит и ждет, что ты скажешь, – и тут поневоле начинаешь спешить и сбиваться. Нужно объяснять не торопясь. Вот он спрашивает, а я отвечаю".
Коля повернулся к Данилычу.
– Видите ли, я художник, живописец, – пояснил он, непринужденно затянувшись сигаретой, – мне необходимо свободное время. Для работы. Для творческой работы, – добавил Коля, – для живописи. Эти записи в трудовой книжке, в сущности, ни о чем не говорят. Просто мне таким образом платили за работу. Постфактум.
"Может быть, не говорить "постфактум", – подумал Коля, – "постфактум" – это убедительно, но в отделе кадров могут и не знать этого выражения. Нет, – подумал Коля, – не надо, скажу просто "за выполненную работу". Дескать, меня оформляли, чтобы платить.
"Ну вот, хорошо, – подумал Коля, – это хорошо. А дальше? Дальше так: "Кроме того я еще работал в разных местах оформителем".
А он спросит, почему я оттуда уходил, – подумал Коля и с такой неприязнью посмотрел на кота, как будто на том были очки.
Ну что ж, я ему скажу правду, – решил Коля, – скажу, что откладывал немного денег из зарплаты, а потом уходил, чтобы творчески работать. Как Мартин Иден, – подумал Коля. – Интересно, знают они про Мартина Идена? Ладно, про Мартина Идена можно не говорить.
А он спросит, – с испугом подумал Коля, – и точно спросит: "Так ведь вы и от нас уйдете?" Что ему ответить?
А я отвечу, – вспомнил Коля. – "Мне сказали, что можно работать дома, а работу носить, и меня это устраивает и я от вас не уйду".
Всё, – с облегчением подумал Коля, – так и скажу. И главное не торопиться, а говорить с расстановкой, чтобы все было ясно".
Коля положил трудовую книжку в карман, допил свой чай и встал. Надел пальто, шляпу, открыл шкаф, посмотрел на себя в зеркало – покачал головой.
"Вид, конечно, не очень".
Пальто обтрепалось у пуговиц и на рукавах, а там, где обтрепалось, пожелтело.
"Да, – с сомнением подумал Коля, – это, конечно, хорошо так, за чаем, с сигареткой, а как дойдет до дела, то опять начну частить и сбиваться".
Нагнулся, погладил кота, поправил шляпу и вышел.
На улице остановился возле дома, посмотрел направо через Неву; там, за Невой, в дымке таяли какие-то белые глыбы, дома; повернул налево – ярко, вдалеке, на Большом проспекте, над черными стволами висели сугробы. Пошел туда. На пути ему встретилась ненормальная девка в красном пальто. Глянула холостым лицом – и сразу зимнее настроение упало.
"Дурная примета!" – подумал Коля. Был суеверен.
12
Невысокий плотный человек в сшитом костюме, с укатанной лысиной, обрамленной седыми вспененными висками, деловито улыбнулся, широким жестом поймав Колину руку крепкими короткими пальцами; пожал. Он сказал утвердительно:
– Садитесь. Я замдиректора, вы – Болотов.
– Я – Болотов, – подтвердил Коля.
– Николай Николаевич, – сказал замдиректора.
– Очень приятно, – сказал Коля, – я тоже Николай Николаевич.
– Нет, это вы – Николай Николаевич, – сказал замдиректора.
– Я?..
– Да, это я спросил, а я Анатолий Андреевич.
– Очень приятно, – сказал Коля.
– А это Клавдий Андреевич, – сказал замдиректора, поведя короткой ручкой в сторону.
Из глубины блеснули стекла очков.
– Клавдий Андреевич, хе-хе, так сказать, самый страшный у нас человек.
Стекла снова блеснули, и Коле показалось, что они видят его насквозь.
"Наверное, уже знают обо мне, – подумал Коля, – и про трудовую книжку, наверное…" – Да вы садитесь, садитесь, – сказал замдиректора, – садитесь, поговорим.
Коля поблагодарил и сел.
– Итак, Николай Николаевич? – Замдиректора вздохнул и посмотрел на Колю выжидательно. Коля скосил глаза налево, на очки, тихо выдохнул воздух и осторожно начал:
– Я слышал…
– Я слышал, – перебил замдиректора, – я в курсе. Вы курите? Курите. – По остекленному столу ногтем подвинул Коле пачку каких-то невиданных сигарет. Коля с опаской посмотрел на сигареты.
– Если позволите, я "Шипку", – достал из кармана пачку. Замдиректора вытянул короткую ручку над столом, из кулачка беззвучно взлетело узкое, как лезвие, пламя. Коля глубоко затянулся.
– Я слушаю, – сказал замдиректора, но слушать не стал, а вместо этого заговорил сам. – Меня предупреждали, – сказал замдиректора, – довели до сведения… У нас такие обстоятельства: получили ставку, – подпрыгнул в кресле замдиректора, – девяносто восемь рублей. Понимаете?
– Понимаю.
– Диплом у вас есть, – твердо сказал замдиректора.
– Нет диплома, – сказал Коля и погрустнел.
– Нету, – уточнил замдиректора и сосредоточился на своей зажигалке. Он помолчал.
– Картина такая, – подпрыгнул замдиректора, – картина такая, что женщины очень обидятся. Понимаете?
– Не понимаю, – удивился Коля.
– Ну женщины у нас разозлятся. У нас лаборантки по семьдесят рублей, с дипломом. Теперь понимаете?
– Ах, вот оно что! Понимаю, – грустно сказал Коля, – вы хотите сказать…
– Вот-вот, – перебил замдиректора, – понимаете.
Коля молчал.
– Мы сделаем так, – снова подпрыгнул замдиректора, но обратно не сел, а повис, отразившись в настольном стекле, – лаборантку оформим художником, а вас – лаборантом. На семьдесят, – пояснил замдиректора.
Коля смотрел на замдиректора.
– Идет, – твердо сказал замдиректора и уперся спиной в спинку кресла.
"Черт с ним, пусть семьдесят, – подумал Коля, – сейчас это не самое важное, сейчас нужно соглашаться. Хоть это уже и черт знает что такое, но… черт с ним".
– Хорошо, – сказал Коля, – раз нельзя иначе, пусть так.
– Ну как, Клавдий Петрович, – ласково кивнул замдиректора, – пойдем на такое преступление? Нарушение законности, хе-хе.
Очки меланхолически блеснули.
– Хорошо. Идет, – сказал замдиректора, – значит, оформляемся.
– Здесь у меня вот одно, – сказал Коля, – у меня видите ли книжка, – он затянулся сигаретой, – у меня тут записей много. Я хотел бы объяснить, прежде чем в отдел кадров…
– А что такое? – насторожился замдиректора.
– Видите ли, у меня там разные записи: и маляр, и монтер… Я, видите ли, работал художником, а уж таким образом платили. Я хочу сказать, что за разовую работу… А эти записи… Это потому, что они не могли платить… Так вот…
– А-а! Понимаю, понимаю! – замахал руками замдиректора. – Это я знаю… Это… у художников… Да, дайте-ка вашу книжку. Вот так.
Стекла блеснули. Оттуда появилась рука в сером рукаве и приняла книжку.
