Андрей Бондаренко - Гусарские восьмидесятые
— Спасибо большое! — Пулей вылетаю за дверь.
И вовремя, там уже шум и гам — Генка Банкин сцепились нешуточно с Михасём, а рядом козлом прыгает Витюков, пытаясь разнять дерущихся. Быстро сворачиваю за ближайший угол, где-то рядом раздаётся разбойничий пересвист — это ротмистр Кусков подаёт остальным сигнал:
— Отбой, гусары! Всем вернуться в Лагерь, Победа! Победа!
Праздновали мы эту победу, видимо, через чур уж нескромно — информация то и ушла — куда совсем уж и не надо.
Через дней десять вызвал нас четверых к себе (а Поповича — нет) Бур Бурыч, усадил, долго смотрел по очереди на каждого, а потом сказал:
— Гусар гусару, конечно, брат. Но пора уже научится в людях разбираться — большие уже, чай. Одно дело, если бы вы всё в тайне от Поповича сделали — ну, по-тихому выкрали бы у него зачётку, не ставя его в известность, экзамен бы за него сдали, — это одно дело.
Но, как я слышал, он сам всё придумал, да и вас, дурачков наивных, на эту авантюру подбил? А это — совсем уже другое дело. Нельзя так товарищей своих подставлять — ради своих меркантильных интересов. Попомните мои слова — не будет с этого Поповича толку, не наш он. А вы, в следующий раз, думайте — кому помогаете.
Как в воду смотрел Бур Бурыч — на третьем курсе попался Попович на каком-то мелком, но откровенном, крысятничестве. История получила широкую огласку, все от Поповича отвернулись, перестали в учёбе помогать — ну, и вылетел он из института — по итогам очередной сессии.
Для гусара — нет страшней —
Потерять своих друзей.
Был гусар — и — нет гусара.
Лишь молва скользит устало
Пред гусарского коня,
Колокольчиком звеня.
Байка девятая
Стройотряд и первая потеря
После второго курса, в обязательном порядке — стройотряд. Никто, кстати, отлынивать — косить, в смысле, — и не пытался, деньги в стройотрядах в те времена вполне значимые можно было заработать — на всю зиму хватало.
Сшили на всех форму стройотрядовскую: штаны — дрянь страшная, — через год развалились, а куртка — вполне даже ничего, до сих пор надеваю, когда на даче за грибами хожу.
Прошли медосмотр, получили прививки необходимые, и — пожалуйте в поезд, маршрут Ленинград — Инта.
Но до Инты так и не доехали — сошли на станции Косью.
То ещё местечко. Сердце всего посёлка, его центр — это котельная, тепло зимой дающее, а уже вокруг неё всё остальное — разномастные бараки, в смысле. А ничего больше в посёлке и не было.
Поселили нас, человек пятьдесят, в самый большой и холодный барак, раскладушками, матрацами и прочими постельными принадлежностями обеспечили. Выдали ватники, штаны брезентовые, кирзовые сапоги, шлемы утеплённые — "монтажки" называются.
Хоть и июнь месяц на дворе, а холодно здесь нешуточно — по утрам на лужицах ледок, днём — плюс пять- семь, не больше. Да и дождик постоянно моросит — гадость страшная, тоска.
Первые две недели строим "забор", так это сооружение прораб называет.
На самом деле — это толстенные и тяжеленные сосновые брёвна, вкопанные в землю метра на полтора, между столбами — стена колючей проволоки. "Забор" ограждает местную автобазу — несколько бараков, забитых ржавыми железяками и бочками с соляркой.
Прежде чем вкопать столб, сперва, по технологическим нормам, полагается выкопать в вечной мерзлоте глубокую яму — объёмом в один кубический метр. Объём этот определяет на глаз прораб — выкапываем ям десять — зовём прораба. Столбы закапываем только после его отмашки.
Сволочная эта работа. Вечная мерзлота — как камень, да и натуральные каменюки постоянно попадаются, кругом грязь непролазная — через края кирзовых сапог переливается. Брёвна сосновые тяжеленные, килограмм по двести пятьдесят — руками не обхватить. Вместе с тем, за установку одного столба — десять рублей начисляется. Посчитали — за четыре дня каждый по месячной стипендии заработал.
Но не лёгкие это деньги — спины ломит невыносимо, руки-ноги в синяках чёрных от
проволоки колючей — непростое это дело — проволоку колючую между столбами плотной стеной натягивать; все простуженные — сопли рекой, по утрам канонада от кашля не прекращается ни на минуту.
Всё же держимся, лопаем анальгин, вёдрами пьём чай с мёдом — комиссар отрядный подсуетился — целую бочку мёда где-то раздобыл.
Наконец, "забор" полностью построен и принят важной до невозможности Государственной Комиссией.
Отряд разделяют на две части — большую часть, под руководством ротмистра Кускова, забрасываю куда-то в горы, где находится заброшенный прииск — на вторичную промывку золота, меньшей части поручают работу ответственную и наиважнейшую — строительство телятника. Бригадиром назначают Михася — как жителя деревенского, понимающего всю значимость для посёлка Косью этого объекта.
Телятник строим из шлакоблоков. Направляющие для опалубки уже сделаны настоящими, взрослыми строителями. Наше дело нехитрое: прибиваем доски опалубки, лопатами загружаем в бетономешалки цемент, песок и шлак — из той же котельной, после перемешивания загружаем всё это на носилки, тащим к опалубке, вываливаем, трамбуем массивными деревянными плахами.
Вроде, всё просто, но одни носилки с грузом весят килограммов шестьдесят-семдесят, удовольствие — ниже среднего. По мере застывания раствора передвигаем опалубку вверх — приходятся строить деревянные помосты. Стены телятника неуклонно растут в высоту — деревянные помосты — следом. Таскать тяжеленные носилки становится всё труднее.
Работа по установке забора представляется уже детским лепетом, сном желанным.
Руки, ноги и спину уже даже не ломит — эти части тела просто не ощущаются, нет их вовсе. Жизнь превращается в каторгу — проснулся, поел, отпахал до полной потери сил, поел через силу, доплёлся до койки, рухнул на неё, не раздеваясь, уснул тяжёлым сном — совсем без сновидений. Далее — строго по кругу.
Тогда-то я и понял, что означает словосочетание — "круги ада". Именно что — круги.
Постепенно опускаемся — в бытовом смысле.
Барак превращается в запущенное логово бомжей — на раскладушках — серое постельное бельё, кругом валяются вонючие носки и не менее вонючие портянки, старые объедки, многочисленные окурки.
Сидит на высоком барачном подоконнике бригадир Михась, курит, задумчиво рассматривает дырявые носки на своих лапах. Рядом с бригадиром пристроился приблудившийся кот по кличке Кукусь. Кот тоже внимательно изучает Мишкины пальцы — вдруг между ними кто-то съедобный завёлся?
Михась переводит взгляд на помещение, долго, с грустью вселенской, взирает на бардак этот, плюёт в сердцах, тушит хабарик об подоконник и щелчком отправляет его куда-то — между коек товарищей:
— Живём, на, как в свинарнике, на, твою мать!
Но уже ничего не сделать, усталость сильнее любви к чистоте, нет уже ни у кого сил на подвиг — хоть немного убраться в этой норе.
Приехал как-то большой проверяющий, из регионального штаба ССО. Смело дверь открыл, вошёл — и тут же выбежал обратно, стошнило его прямо на крыльцо.
Сделал пару замечаний, в помещение уже не входя, да и умчался куда-то, по делам более важным.
С личной гигиеной — ещё хуже. Холодной воды — море, вернее — целый ручей, что за бараком протекает, но вода там — ледяная, а единственный кипятильник ещё в первую неделю исчезает в неизвестном направлении. Как итог — большинство перестаёт чистить зубы, и, все поголовно — бриться.
А полноценная помывка — мечта заветная, для многих — вовсе невыполнимая. Единственный душ с тёплой водичкой — только в котельной, но очередь туда — до морковкиного заговенья стоять — не достояться. Есть тен с водогреем на автобазе, но пускают туда только блатных — комиссаров, бригадиров, прорабов всяких.
Мы то с Лёхой решили эту проблему кардинально, на третий день после приезда — спёрли с какой-то ближайшей стройки (новый барак недалеко молдавские шабашники возводили) три рулона толи, и одной местной старушке за пару вечеров заплат на крышу протекающую поставили. За это бабулька нам иногда крохотную баньку топила — аккурат к концу рабочего дня. А как остальные целый месяц без мытья нормального обходились — мне до сих пор не понятно.
Потом то попроще стало — в конце июля погода жаркая установилась, вычистили с десяток бочек двухсотлитровых пустых — из под химии какой-то, в чёрный цвет выкрасили. Половина — для мытья тел грязных, другая — для постирушек. С утра дежурный их водой из ручья наполняет, солнце работает на совесть — к вечеру тёплой воды — хоть залейся. Очерёдность купания в бочках тупой честный жребий устанавливает, ни каких тебе привилегий пакостных — демократия полная — все строго по очереди, друг за другом в бочки влезают. Сомнительна такая гигиена, но ничего не поделаешь — другой то нет.
