Анна Шувалова - Я ломаю привычки
А вот и моя остановка. Мне пора. Я встаю со своего места и оставляю девушек обсуждать эту «проблему». Хотя, на мой взгляд, причину сложившейся ситуации надо искать в другом месте. Но мое мнение не спрашивали, поэтому я оставляю его при себе и покидаю салон автобуса.
Хитрый ход
— Представляете, она мне поставила «четыре» за алфавит, только потому, что я вместо «дубль вэ» сказала «дабл ю», — с обидой в голосе закончила свой рассказ про урок французского языка Вита.
— Подумаешь, оговорилась. Ты же два языка учишь. Это вполне естественно. Я, когда училась в институте, поначалу вообще все путала. Могла глагол из одного языка взять в другой и спрягать его в полной уверенности, что все делаю правильно. А были периоды, когда я вообще ни на каких языках говорить не могла, даже на русском. Вот такая у меня каша в голове была, — пыталась я успокоить расстроенную девчушку. — А тот факт, что ты читаешь и говоришь на французском единственная из класса, ей ни о чем не говорит? Я вот тоже не знаю ни одного алфавита, кроме русского. Это не показатель знания языка. Важно знать то, как буквы называются и как они читаются в том или ином положении, — продолжала я развивать свою мысль, чтобы Вита приободрилась.
Мы были с ней знакомы несколько лет. Я была приглашена к ней в качестве преподавателя английского языка. Девочку собирались отдавать в лингвистическую гимназию, поэтому решили подготовить ее по языку до того, как она пойдет в первый класс. А когда Вита достаточно освоила английский, то ее мама попросила начать с ней изучать второй язык, который скоро начнется по программе. Два года мы усердно работали над сложным произношением, над тем, чтобы запомнить написание слов, в которых больше букв, чем звуков. А теперь, ребенку ставят «четыре» только потому, что он перепутал название букв.
— Знаешь, а ты не расстраивайся, — сказала я ей. — Я понимаю, что тебе обидно получить за это четверку. Но мы-то с тобой знаем, что ты прекрасно знаешь названия всех букв, хорошо читаешь, говоришь, произносишь французское «р-р-р». Так пусть твоя учительница по французскому тоже пойдет в школу.
— Как это? — удивилась Вита.
— А вот так. Ты же играешь в школу? — спросила я.
— Играю, — подтвердила девочка, заинтригованно глядя на меня.
— Так вот и представь, что у тебя урок французского языка. Ты можешь посадить за парту кого угодно. В том числе и свою Марию Ивановну. Пусть она тебе отвечает французский алфавит. Представила?
— Представила.
— Теперь слушай, что произойдет дальше. «Мария Ивановна, — говоришь ты ей, — вы опять ошиблись. Какое «дабл ю»? Это не «дабл ю», а самое настоящее «дубль вэ». Ничего не знаю. Никаких таких «дабл ю» во французском нет. Вы снова не выучили алфавит. Что мне с вами делать? Придется оставить вас после уроков и заставить вас писать целую страницу букву «дубль вэ». Как не можете остаться? Это еще почему? Какие дела? Куда вам надо идти? Никаких дел, слышите? Все дела будете делать потом, а сначала надо закончить самое главное дело: написать целую страницу буквы «дубль вэ», чтобы выучить ее наизусть наконец. И не ревите. Чего вы ревете? Какие дети? Кого кормить надо? У вас муж есть, вот пусть муж их и забирает, и кормит, и дела делает. А у нас задача мировой важности: выучить французский алфавит. Сейчас идете к доске и пишете алфавит полностью, проговаривая названия букв громко, вслух, а потом вернетесь за парту и напишете целую страницу «дубль вэ». И хватит реветь, успокойтесь. А не то мне придется поставить вам очередную двойку и вызвать ваших родителей к директору. Пора уже разобраться, почему вы до сих пор не знаете французский алфавит. Хватит реветь, я сказала! Никаких объяснений не хочу слушать».
Вита заливалась искренним смехом, слушая мои рассуждения. У меня потеплело на душе от осознания того, что с помощью моего хитрого хода у нее не возникнет отвращение к языку, переходящее в ненависть. Как легко можно отбить у человека всякое желание и интерес к изучению того или иного предмета. А изучение языков — это так интересно и увлекательно!
— Да, я сегодня же поиграю в школу, — согласилась девчушка. — Не пойду гулять, не хочу. Лучше поиграю в школу. Устрою урок французского языка. Пожалуй, посажу за парту всех учителей и устрою им «школьную жизнь». А вы тоже так делаете? — поинтересовалась она.
— Делаю. Например, отругал меня Иван Иванович за что-нибудь. Я понимаю, что несправедливо. Мне так обидно! Тогда я сажаю его в кресло вместо себя, а сама сажусь за его стол. Или начинаю расхаживать взад и вперед по кабинету. При этом говорю ему примерно следующее: «Какие два месяца, Иван Иванович? Это надо было сделать уже вчера! Какие инспекции? Какие проверки? Никаких проверок и инспекций! Я — ваша единственная проверка и инспекция! Что там упадет? Что там разрушится? Как упадет, так и поднимется! Как разрушится, так и построится! Какие еще справки? Не надо никаких справок! И проект согласовывать тоже не надо. Вы мне это бросьте, Иван Иванович! Спорить он с начальством будет! Спорить будете дома с женой и детьми. А со мной надо полностью соглашаться! Так что там с объектом?»
Вита смеялась так заразительно, что я тоже не смогла удержаться от смеха. Обиды от несправедливой оценки больше не было.
Школьная отметка
«Руганью да кулаком учит только лентяй или мало знающий сам».
М. И. Кутузов.Мила сидела за столом, глядя в стоящую перед ней тарелку и рассеянно ковыряя вилкой в картофельном пюре, размазывая его по краям. Обеденный перерыв подходил к концу, а она так и не смогла заставить себя съесть хотя бы немного. Все это время молодая мама прокручивала в голове вчерашнюю ссору с сынишкой из-за очередной тройки по математике. Сердце сжималось от боли, когда Мила вспоминала сказанные им слова: «Мама, для тебя мои оценки важнее, чем я!» И это была правда. Оценки сына для нее были очень важны. Важны настолько, что слова мальчика были вполне справедливым упреком.
Мила задумалась над тем, почему для всех родителей так важны школьные отметки, получаемые их детьми. Почему мы постоянно требуем от них высоких результатов, забывая о том, что сами мы порой не были не только отличниками, но даже хорошистами. Подумать только, что от детей все время кто-то что-то требует. Учителя в школе требуют — это раз. Родители дома требуют — это два. В кружках, секциях, музыкальных школах требуют — это три. Не много ли для этих крох, которых просто-напросто лишают детства, ставя им везде высокие планки, которые они должны достичь? И вот представьте себе этого малыша, который порой боится идти на урок, потому что его будут ругать за каждое невыполненное требование, за каждую совершенную ошибку. Их сердечки бьются от страха в бешеном ритме. Они нервничают, переживают. Неужели это нормально, когда ребенок не получает никакого удовольствия от того, что он делает? Или, точнее сказать, что его заставляют делать, потому что, как правило, это желание родителей, а не самого ребенка, — посещать дополнительные занятия.
Вспомните, как часто мы ругаем детей за то, что они не получили в школе «пять» или «четыре», что гораздо меньше приветствуется. При этом мы не хотим узнать, почему так случилось. Мы не слышим своих детей, пытающихся объяснить нам причину, по которой они не получили желаемую родителями отметку. Мы быстрее поверим учителям или тому, что ребенок врет или ленится, чем тому, что для любого события есть объяснение. К тому же родители никогда не берут в расчет то обстоятельство, что учитель может иметь плохое настроение, вымещая его на детях, предвзятое отношение, антипатию к ребенку и многое другое. В свою очередь, ребенок может просто не понять материал, задание, устать, плохо себя чувствовать, и еще масса причин найдется, чтобы объяснить его плохую успеваемость. Мы не слышим, как дети пытаются достучаться до нас, заставить своих собственных родителей услышать и понять то, о чем они говорят.
Как-то Мила посмотрела фильм «Куда приводят мечты». Родители потеряли обоих детей в автомобильной катастрофе. И отец вспоминает случай, когда он ругал своего сына за плохую успеваемость. На это сын сказал: «Папа, я стараюсь, я действительно стараюсь. И если у меня что-то не получается сразу, то это не значит, что я не стараюсь». И так ли были важны в тот момент неуспехи сына для того отца, если его ребенок уже никогда не пойдет в школу, никогда не заговорит с ним и некого больше ругать. Часто ли мы замечаем старания наших детей, их попытки побороть в первую очередь себя, хвалим ли мы их за достижения, пусть маленькие, но такие важные для них? Разве не важнее, чтобы ребенок рос здоровым, счастливым, психологически и морально уравновешенным, радуясь жизни? Можно ли меньше любить свое чадо только потому, что он не дотягивает до нашего идеала? Стал ли он хуже оттого, что не принес пятерку?
