Ирина Ульянина - Все девушки — невесты
После пива мне понадобился туалет, где, глянув в зеркало, я, наконец, поняла, какую именно корысть преследует бывшая однокурсница, таская меня за собой. Выгляжу как бедная родственница. Беднее не придумаешь! Прилизанные волосы свернуты кукишем на затылке, личико бледненькое, платьице серенькое. Сиротка Хася!.. Естественно, рядом со мной Линка и впрямь смотрится королевой. Ну уж нет, позвольте… Я распустила кукиш, распушила кудри по плечам, чтобы прикрыть ими безобразие одежки, накрасила губы помадой «Сияние бриллиантов» и ею же подмазала щеки. Плохо, что не захватила с собой косметичку — прихорашиваться было намного увлекательнее, чем надуваться пивом. Впрочем, ресницами меня бог не обидел — грех жаловаться и незачем краситься…
Покинув укромный уголок, я убедилась, что за нашими столиком прибыло. Спиной ко мне сидели двое мужчин — один шире другого. Своей широкоформатностью и весомостью оба напоминали отвесные скалы, зато топтавшийся возле официант в сравнении с ними выглядел просто спичкой, которую ради смеха завернули в человеческую рубашку и повязали бантиком. Кстати, в Питере живет и творит контркультурный писатель под псевдонимом Простоспичкин. Подозреваю, он придумал себе это литературное имя, видимо очутившись в невыигрышном соседстве с чем-нибудь величественным и монументальным. Например, рядом с изваяниями атлантов, подпирающих свод над входом в Эрмитаж. Простоспичкин, Простобумажкин, Простопромокашкин — перечень псевдонимов по аналогии можно продолжать до бесконечности… Если бы я вздумала заняться литературным творчеством, мне следовало бы назваться Простодыркина. Подобные шаловливые мысли меня развеселили, и я одарила незнакомцев непринужденной улыбкой, подмазанной «Сиянием бриллиантов»:
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, здравствуйте, — вразнобой откликнулись «скалы», будто эхо в горах пронеслось.
— Знакомьтесь, мальчики, — Софья Померанцева, — коротко отрекомендовала Лина.
— Геннадий Федюк, — назвался один из мальчиков, наиболее мордатый и, прямо скажем, малосимпатичный.
Второй, напротив, представился по имени-отчеству, но без фамилии, — Вадим Георгиевич.
Даже беглого взгляда мне хватило, чтобы обомлеть от его породистой красоты: нос прямой, брови вразлет, лоб высокий, обрамленный льняными завитками. Сафо будто про его кожу сказала: «много белее яйца»… Да, о таких мужчинах хочется говорить исключительно стихами, прозой их шарма не передашь!.. Если конопатый, коротко стриженный Федюк был одет в неброское, немаркое и немнущееся черное, — с большим почтением к нелегкому труду прачки, то Вадим Георгиевич экипировался с претензией на аристократичность. В вырезе его шелковой светло-голубой рубашки открывалась стройная сильная шея, а легкий костюм, из тех, какие принято менять каждый день, — предельно дорогих и элегантных — гармонировал с цветом волос. Я представила, насколько деликатного обращения требует его рубашка, и решила: мое счастье, что Ленчик не настолько франтоват, не то бы пришлось половину жизни убить на уход за его гардеробом… Боже, о чем я думаю? Люди светски общаются, развлекаются, а у меня на уме сплошная бытовуха… Одичала, почти как та бабка, которую Линка сегодня подвозила к золовке… Я прислушалась к разговору, стараясь в него вклиниться, вновь оглядела мужчин и с некоторым сожалением заключила, что возраст у обоих и вправду мальчиковый — слегка за тридцать. Ощутила себя не только Простодыркиной, а еще и Простостарухиной.
— Как вы, Софья Померанцева, виски употребляете? — спросил бесподобный Вадим Георгиевич.
— Нет, мне больше нравятся слабоалкогольные напитки, long drink. — Он внушал мне робость и в качестве защитной реакции — желание умничать.
— По-русски говоря, она хлещет пиво, — не преминула добавить ехидина Мирошник.
— Да ну, пиво — это баловство. Я вас уверяю, Софья, на свете нет ничего лучше шотландского виски. Скотч — это же чистая энергия, какой-то луч солнца золотого!.. К тому же от виски в жару не потеют.
Он меня убедил, с чем я тут же согласилась. Официант Простоспичкин тем временем резво соединил два стола, накрыл их общей скатертью и превратил ее в самобранку.
Чего на ней только не было! — салаты, ассорти из морепродуктов, мясная нарезка, овощи, фрукты — всего и не перечислишь.
— Куда нам столько? — удивилась я.
— Чтоб было! — потер белые руки Вадим Георгиевич.
— За подобный стол и особу голубых кровей посадить не грех. Например, британского принца Чарльза. По телевизору в новостях сообщили, он намыливается прибыть в Россию с неофициальным визитом, — подкинула ему леща Линка.
— Советуете пригласить? — подыграл он ей.
Геннадий, отстранив официанта, собственноручно разлил скотч в широкие бокалы и покидал туда кубики льда. Тост держал Вадим Георгиевич:
— За чудесный летний вечер! За вас, драгоценные дамы!
— Ах, вы так галантны. — Линка одернула кофточку, отчего треугольный вырез на груди углубился. Мужчины в едином порыве загляделись на ее пышные перси, а красноволосая гарпия, лоснясь самодовольством, сделала изрядный глоток.
Хваленый виски не произвел на меня большого впечатления — нечто среднее между водкой и бренди. Гадость! К тому же запах у него — будто портянку развернули. Впрочем, мне не доводилось нюхать солдатских портянок… Отставив бoкал, я взялась за нож с вилкой: вдруг обуял зверский аппетит. Наверстывала упущенное, ведь дома, обслуживая гостей, сама поесть не успела. Спросите меня, в чем женское счастье? И я отвечу: в возможности съесть что-нибудь, приготовленное и поданное на стол не своими, а чужими руками! В сто раз приятней и вкусней…
У Элины зазвонил мобильник. Она ответила и сразу выскочила из паба, почему-то подозрительно покосившись на меня. Может быть, опасалась, что я в ее отсутствие примусь задавать неприличные вопросы? Напрасно беспокоилась: я вела себя как Простообжоркина. А вопросы задавал Вадим Георгиевич:
— Рассказывайте, Софья Померанцева, чем вы занимаетесь? Кстати, красивая у вас фамилия. — Он придвинулся вместе со стулом поближе к столу и облокотился на него. В подобных случаях говорят: весь обратился во внимание.
— Я? — Мой рот был занят креветками.
— Ну не я же. Про себя я и так все знаю.
— Я работаю копирайтером в рекламно-информационном агентстве…
— И как — нравится?
— Не знаю… — На языке таяла семга, и ответ мой прозвучал невнятно: — Не особенно. Да что там может нравиться?
— Нет, вы не правы, от своего дела непременно нужно получать удовлетворение, удовольствие!.. Вот как от еды, например.
Я чуть не поперхнулась. Немедленно отложила приборы, отодвинула полупустую тарелку и оправдалась:
— Понимаете, Вадим Георгиевич, у нас в Новосибирске с гуманитарным образованием некуда податься… Не в школу же идти? Нет, вы не подумайте, я ничего не имею против школы и детей, я их люблю. А они меня абсолютно не слушаются! Меня никто не слушается — ни дети, ни собаки. Представляете, однажды я завела кокер-спаниеля — очаровательного щеночка! — но жизнь с ним превратилась в адскую пытку. Мне из-за него даже домой возвращаться не хотелось. Всюду лужи и… не к столу будет сказано… Все изгрызено, перевернуто, испорчено. Щенок был славный, ласковый, но я не сумела не то что выдрессировать его, а хотя бы убедить не таскать картофельную кожуру из мусорки. У него от очисток начиналось несварение желудка, а я плакала от бессилия… Пришлось подарить песика подруге — Ольге Костиковой, у нее более твердый характер. И мой кокер-спаниель стал как шелковый: в квартире не гадит, тапочки не жует. Оля его и чешет, и холит, спать укладывает на специальной подушке, накрытой белоснежной простыней с оборочками.
— Ну это уже извращение, — высказался Федюк.
Вадим Георгиевич был другого мнения.
— Я считаю, все, кто держит животных, — очень добрые люди. А вы, Сонечка, очень милая. Вы — прелесть! Я рад, что с вами познакомился.
Он подпер щеку кулаком, наклонил голову и посмотрел на меня совсем как тот милейший щенок — доверчивым, приязненным взглядом. Только у спаниеля глазки были черными, как бусины, а у Вадима Георгиевича — нежно-голубыми, как его рубашка… Я даже заморгала от смущения, однако подтвердила, что тоже рада знакомству.
— Выпьем за это?
— Да, пожалуй…
Федюк добавил нам виски, а сам не стал поддерживать компанию. Мы с Вадимом сблизили бокалы, и со второго глотка я неожиданно прочувствовала богатый вкусовой букет и благотворное воздействие скотча — с каждой его каплей в меня вливались новые силы и невыразимая, обволакивающая душу теплом радость. Если бы я была одна, непременно бы запела в полный голос: «Расцвета-а-ай под солнцем, Грузия-я-я моя!» Не потому что я в восторге от Грузии — я там пока еще не бывала, просто эта замечательная песня очень соответствовала моему лучезарному состоянию, высоко взлетевшему настроению…
