Роман Сенчин - Русские (сборник)
Через минуту зазвонил телефон: «Господин Пончик, на связи Бандитик». Пончик задумчиво снял трубку.
— А, Япончик! Что, в натуре, стряслось в такую рань? — раздался радостный баритон Бандитика.
Бандитик испытывал к Пончику некоторую симпатию, — тот был одним из его немногих выживших клиентов. Само существование Пончика как бы оправдывало ремесло Бандитика: вот, хоть он и укокошил многих, но то были никчёмные коротышки, и жить им было незачем, а хорошие (как Пончик) остались и, напротив того, живы. Выходит, Бандитик был не преступником, а санитаром леса, необходимым для поддержания экологии Солнечного.
— Слышь, Бандитик, друга у меня сегодня утром убили, Незнайку, я с ним на Луну летал, может, слышал?
Бандитик про полёт Пончика на Луну знал смутно (эти знайковские дела официальный Солнечный не то чтоб осуждал, но старался не вспоминать).
— Что за беда, разберёмся. Незнайка, говоришь? — Бандитик вывел на экран сводку о преступлениях за сутки, точно такую, как у Шмыгля-оглы, только в отличие от полицейской сводки у Бандитика имелась ещё одна колонка: «Кто совершил».
Напротив имени «Незнайка» там стояло «залётные». Бандитик искренне обрадовался: за дело можно было браться, и даже не ради денег. И Пончику полезно помочь, да и самого эта самодеятельность уличная уже нервирует.
— Есть такой! Короче, Япончик?
— Триста.
Пончик, разумеется, имел в виду не триста старых галош, а цену вопроса — триста тысяч рублеедов наличными.
— Лады, порешаем. С концами?
— Угу.
Бандитик вызвал Утюга и Шныря, занимавшихся в его конторе практической частью таких дел. Это были замечательные и даже в своём роде талантливые личности.
Коротышка Утюг был очень крепкого сложения, внешне напоминал репку или даже две репки, насаженные друг на друга на манер снежной бабы. Он был очень весел и разговорчив и, как вы уже догадались, занимался «базаром».
Коротышка Шнырь, напротив, был мелок и худ, лицо имел источённое оспой, никогда не говорил ни слова и отвечал исключительно за физическое воздействие на подозреваемых.
Вместе они как бы составляли популярную пару «плохой следователь — хороший следователь», с современным, впрочем, уклоном.
— Короче, в натуре. Завалили ботаника, звать Незнайкой, лежит в Центральном морге, хорошие люди попросили, чтоб к вечеру с концами. На руки получите двести.
Бандитик показал соответствующую строчку (восемнадцатую с конца) на экране компьютера.
Утюг со Шнырём тут же сели в старый «Сантик», раскрашенный в неприметный «лунный жёлтый», и помчались в морг.
Там Утюг внимательно осмотрел тело. Профессиональный удар, двускатный нож «Акбар», такими любят пользоваться приезжие, смерть наступила около трёх часов назад. Кровь на груди чуть размазана, преступник что-то искал — либо нательное украшение, либо что-то во внутреннем кармане.
Дело прояснялось. Не теряя времени, друзья отправились на место преступления.
Коротышка Гентик работал дворником на Огуречной. Был он очень худ, страдал язвой, лицо имел огурчиком и придерживался при том крайне демократических убеждений.
При проклятом Знайке он работал инженером в никому не нужном НИИ, запоем читал журнал «Уголёк» и ходил на все антизнайковские демонстрации. После падения Знайки ненавистный НИИ закрыли, выделенную Знайковскими сатрапами квартиру отобрали бандиты, жена с детьми скрылась в неизвестном направлении, но Гентик не унывал, наоборот, он радовался тому, что не было проклятого Знайки и можно было свободно слушать «Эхо Солнечного». Как читатель уже понял, Гентик был очень глуп.
В дворницкую зашли двое коротышек.
— Ты, в натуре, дворник местный? Кто ботаника сегодня утром на аллейке завалил? — доброжелательно спросил первый.
— А я откуда…
Второй, не говоря худого слова, неуловимым движением ударил Гентика в голову.
Шнырь славился умением с одного удара расположить к себе человека. Бил он как-то особенно резко, так умели бить только выросшие в знайковских дворах, современной молодёжи было далеко до таких высот.
Гентик зашатался и встал на четвереньки. Сплёвывая сочащуюся изо рта кровь, начал торопливо докладывать:
— Из залётных какой-то… Волос чёрный, и башка такая — где едят — пошире, где думают, поуже — хе-хе… Как у ослика…
— Раньше тут был? Взял что-нибудь?
— Раньше был пару раз, но не местный, хе-хе. Искал что-то, а взял или нет, я не видел. Наверное, взял, всякий труд должен быть оплачен, преступление тоже есть право свободного гражданина, за которое он, впрочем, должен отвечать перед законом демократической страны, но не в тоталитарном обществе, где преступление есть норма жизни, хе-хе…
Мы уже предупредили читателя, что Гентик был очень глуп.
Через двадцать минут «Сантик» подкатил к конторе Сиропчика, занимавшегося скупкой всяких ненужных коротышкам вещей. В конторе было пустынно, ряды старинных керосиновых ламп, пыльных Знайкиных бюстов и бюстиков и каких-то допотопных пылесосов выглядели непривлекательно. Сиропчик близоруко читал газетку, ожидая посетителей.
— Слышь, отец, тебе тут черножопый один, башка как у ослика, сдавал вещички сегодня утром? Цепку там или, может, гимнаста? — не без доброжелательности спросил Утюг.
— Ну какой утром бизнес, никакого бизнеса утром нет, да и вечером теперь никакого бизнеса, все богатые стали, кризис, ничего не сдают и не покупают, хоть закрывай контору совсем да уезжай на Луну… Вот вы, молодой человек, не хотите сдать ваши, к примеру, часы, а я ведь вам дам хорошую цену, я ведь никогда своих не обманываю…
После известного вмешательства со стороны Шныря Сиропчик молча открыл сейф и на свет явилась золотая монетка достоинством в 20 фертингов, какие имели хождение на Луне в дознайковские (до коммунистического вторжения, говоря официальным языком) времена.
— У?..
— Звать Мохнатый, в Солнечный наездами, стыдно вам, молодые люди, стариков избивать, как при Знайке притесняли нас, гады, так и сейчас мучают ни за что…
— Короче, это мы изымаем. Есть вопросы — разводи с Бандитиком.
Утюг вынул сотовый и набрал номер шефа.
Жёлтая звезда над Солнечным разгоралась всё ярче.
Телефон Бандитика утробно заиграл «Прощай, дорогая берёза».
— Кто? Мохнатый? Ещё и монетку взял?
Бандитик сверился с базой данных. Задумчиво почесал подбородок.
— Возвращайтесь. Чего-чего… возвращайтесь, сказал!
Связываться с земляками Мохнатого ему не хотелось. Хоть Бандитик был в авторитете и пока держал Солнечный, но тут — как бы не вышло себе дороже. Тем более из-за какого-то ботаника…
Когда Утюг со Шнырём добрались до офиса, Бандитик, прищёлкнув языком, забрал монетку и лично поехал к Пончику.
— А, Япончик, — весело поприветствовал он старого клиента. — Нашли мы, короче, твоего фулигана. Мохнатый, из залётных, уже рыб кормит.
Пончик недоверчиво почесал запястье.
— Да ладно, у меня и доказуха есть. — Бандитик с деланой небрежностью достал золотую монетку достоинством в 20 фертингов. — Взял фулиган у твоего ботаника, а мы у него. Сняли, так сказать, с тела. Узнаёшь? Сейчас мало у кого такие вещички имеются, ботаник твой, видать, не простой был…
Пончик рассеянно взглянул на монетку, открыл сейф и отсчитал деньги.
— Монетку себе оставь, — великодушно попрощался Бандитик.
Хотя по всем понятиям кинуть цеховика было нормально, он чувствовал что-то вроде угрызений совести перед старым клиентом. А главное, Бандитик боялся даже себе признаться в том, что проблему решить не может. Во всяком случае, далеко не так легко, как раньше. Незнайковской монеткой он как бы откупался от неприятных мыслей.
Пончик выдвинул ящик и бросил Незнайкину монетку к своей. Для этого ему пришлось нагнуться, а нагнувшись, он почувствовал лёгкое головокружение.
— Ну вот! — пробормотал Пончик. — Теперь ещё и голова кружится! Надо будет сказать Пилюлькину, чтоб каких-нибудь витаминов дал…
Вместе с головокружением у Пончика появилось странное ощущение зависания вниз головой. Он задвинул ящик и уже хотел выпрямиться, но…
В это время комната непонятно преобразилась.
На месте луноремонта, так дорого стоившего Пончику, предстали прежние стены Знайковского НИИ с портретами самого Знайки в помпезных рамках и какими-то бородатыми вымпелами. Комната оказалась заполнена нудно одетыми коротышками, что-то чертившими на непонятных больших досках. Посредине комнаты стоял макет ловко сделанного из упавшего Гигантского дуба моста, до сих пор соединявшего два берега Огуречной.
Сам Пончик сидел в кресле завотделом, причём каким-то непонятным образом сидел он там одновременно с самим завотделом, давно помершим коротышкой Иженериком (чьё имя до сих пор носил тот дубовый мост). Внутри безобразного завотделовского стола висели две соединённые Знайковские монетки, стол для них был будто прозрачным.
