Вадим Ярмолинец - Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»
Я обернулся, Лиза стояла коленями на подоконнике, в вырезе рубашки тяжело качнулась грудь. Перехватив мой взгляд, но ничуть не смутившись, она сказала:
– Ведите себя скромно, мужчина!
Она протянула мне руку и я помог ей спуститься в комнату. Подойдя к дивану, она взялась одной рукой за его спинку, другой уперлась в стену и отодвинула его от стены. Присела на корточки, юбка туго обтянула бедра, подняла идущую вдоль стены половицу, потом другую. Из темного отверстия извлекла увесистый бумажный пакет от фотобумаги, положив его на колени, вернула половицы на место. Все было, как в шпионском фильме. Я, на всякий случай, поправил свой маузер.
Когда она поднялась, я подвинул диван обратно к стене. Она же прошла к платяному шкафу, распахнула дверцу, достала несколько висевших на вешалке рубашек. Отставив руку и повернувшись к свету, она рассматривала их одну за другой, словно выбирая нужную. И в этот момент мы услышали, как кто-то вставляет ключ в замок. Она в испуге повернулась ко мне. Мы замерли, слушая как ключ елозит в замке. Потом из-за двери донесся приглушенный голос:
– Попробуй желтый.
– Товарищи, а вы вообще кто? – голос Светы прозвучал неестественно громко.
– Из ЖЭКа.
– Очень хорошо, что вы из ЖЭКа, потому что у нас заявление на вселение. Нас тут трое живет на 15 метрах, а у меня скоро двойня будет. Так вы, пожалуйста, никаких планов не стройте.
– Заявление подадите в установленном порядке. А кричать не надо.
Этого диалога в коридоре хватило как раз на то, чтобы мы перебрались через подоконник на балкон. Занавес, подхваченный сквозняком от открытой двери, взмыл в воздухе и опустился у нас над головами.
– Только внимательно, – послышалось из комнаты. – Участковые наверное кроме бабок ни хера не искали.
– А что здесь искать? Я говорил с соседями. Характеризуют его, как полного идиота. Никто к нему не приходил, кроме его телки.
– Ищи, – повторил первый и я узнал голос Майорова.
– Товарищ капитан, помогите шкаф отодвинуть, – сказал голос помоложе.
Шкаф, мелко задрожав, отодвинулся от стены.
– Ни хера.
Чиркнула спичка. Потянуло табачным дымком.
– Я же говорю, ни хера.
– А это вон что?
– Трусы какие-то. Бабские.
– А ты говоришь – идиот.
– Ну, чтоб трусы с бабы снять, много ума не надо.
В комнате засмеялись.
– А ты остряк, я вижу.
– Да че-там, обычный я, товарищ капитан.
Мы сидели прямо под окном, и я подумал, что если курящий захочет стряхивать пепел за карниз, то непременно увидит нас. Сдерживая дыхание, мы переползли за сундук, я сел, прижавшись спиной к его деревянному боку, а Лиза села передо мной. Чтобы занимать меньше места, я развдинул ноги и прижал ее к себе, уткнувшись лицом в ее волосы. На шее, покрытой светлым пушком, была тонкая золотая цепочка. Розовые уши просвечивались на солнце.
Она взяла мои руки и с груди переместила на живот. Я слышал, как тяжело ударяет ее сердце. Или это было мое сердце. За этими ударами я перестал слышать, что происходило в квартире Кононова. Я снова обнял ее за грудь и осторожно прижал губы к ее шее. Я ощутил, как она расслабилась и со вздохом навалилась на меня. Рука моя сама забралась к ней под юбку, но она прошептала мне в ухо “только не здесь” и сжала мою руку бедрами. Мы сидели так, пока из окна Климовецких не показалась голова Миши. Улыбаясь, он сказал:
– Все, можете вылезать.
Выйдя на улицу, мы увидели появившегося из подъезда дома напротив Кащея. Лицо его, казалось, было сведено судорогой, рот с фиолетовыми губами перекошен.
– Успела?
– Успела.
– Где?
– У него в сумке, – сказав это, Лиза ни движением головы ни взглядом не обнаружила, где пакет. Перед тем, как выходить из квартиры Климовецких, она попросила положить его в мою сумку и накрыла сверху скомканной рубашкой, которую достала из шкафа.
– Шпионские страсти какие-то! – сказал Кащей, нервно оглядываясь и поправляя ворот рубашки. – Еще не хватало на старости лет сесть. Так, давайте быстро отсюда, а по дороге решим, что делать.
Мы двинулись вниз к Пушкинской.
– Какой план?
– Я иду домой, – сказала Лиза. – Я могу хоть пару часов поспать перед работой? Проведешь меня?
Она повернулась ко мне.
– Я могу. А что в пакете?
– Личные вещи.
– Если нас остановят, я могу сказать что это твои личные вещи, или лучше сказать, что нашел на улице?
– Только каркать не надо! – резко бросил Кащей. – Все, Лиза, под твою ответственность, я исчезаю.
Сказав это, Кащей стремительно свернул на Пушкинскую и, сунув руки в карманы брюк, стал удаляться в направлении бульвара. Пиджак его был распахнут, штанины трепетали от встречного ветерка. Следуя за Лизой, я подумал: могли ли в этот момент следить за мной? Ведь Майоров был в квартире, а, покинув ее, мог наблюдать за ней сам или оставить наблюдать кого-то из своих подчиненных. Правда, они не могли знать, что я был в комнате Кононова. Напротив, если они наблюдали за квартирой, то должны были убедиться в том, что я выполнил их поручение, побеседовав с соседями самоубийцы. Я с трудом сдерживался, чтобы не обернуться. Я, конечно, нервничал. Обняв Лизу за плечи, я снова спросил:
– Слушай, а если нас сейчас остановят, то...
– То что?
– Ну, что-что? – я сделал попытку говорить шутливым тоном. – Поедешь за мной в Сибирь? Как подруга декабриста, а?
– А-а... Как подруга декабриста...
Она освободилась от моей руки. Мы молча поднялись до Маразлиевской, прошли еще несколько кварталов в сторону пароходства, миновав приземистый подъезд, вошли в крохотный двор с колонкой посредине. Каменные плиты, как волны моря. Деревянные, крашенные зеленой краской ступени, ведущие в ее парадную. Солнечный свет, проникая сквозь пыльное стекло над дверью, лежал белыми прямоугольниками на деревянных ступенях. Ключ под половиком у зеленой двери с медной ручкой в виде прогнувшейся русалки с закинутыми за голову руками. Коридор, с входами в две крохотные комнаты. Она тяжело села на постель.
– Давай, разгружайся.
Я подал ей рубашку. Поднеся ее к лицу, она быстро вдохнула и тут же отбросила ее на пол.
– Ужасно. Пакет давай.
Я подал ей пакет.
– А что мы прятали-то?
– Семейный архив.
Она развернула пакет, запустила в него руку и достала несколько черных бумажных роликов, в каких хранят фотопленку. Она бросила их внутрь, закрыла пакет и, положив на пол, сильно толкнула под кровать. Пакет, проехав по полу, стукнулся о стену и замер там в темноте. Лиза вышла в коридор и скоро вернулась с начатой бутылкой водки, двумя граненными стаканами и разрезанным пополам зеленым яблоком.
– Это для сброса напряжения.
Она вручила мне один стакан, половинку яблока и налила.
– За неожиданное знакомство!
Чокнулись. Опрокинули. Захрустели яблоками. Кислые яблоки удачно нейтрализовали горечь водки.
– Так чем же ты занимаешься?
– Участвую в заговорах, бегаю от милиции, достаю из тайников коробки с микрофильмами.
– А Костя говорил, ты работаешь в какой-то газете.
– Ну, это только в свободное от конспиративной деятельности время.
– А о чем ты пишешь?
– Послушай, о чем я пишу, это не очень интересно. Ты мне другое скажи: ты знала Кононова? Я видел тебя один раз в коридоре в той квартире.
– Я тоже тебя помню.
– Вы были близки?
– Да, ближе, можно сказать, некуда.
– А почему он покончил с собой?
– Почему он покончил с собой? – она отбросила волосы с лица. – Почему он покончил с собой? Костя считает, что из Володи хотели сделать стукача, а он не хотел. Вот и все.
– Ничего себе! Такие страсти в наше время.
– А его травить начали не в наше время. А потом уже травили по инерции. Он у них там на учете был, вот они его и вели. Пока не довели.
– А когда его начали травить? Он же ненамного старше нас был?
– У него родители были ссыльными. Сперва отсидели, потом жили в Казахстане. Он вернулся, поступил в университет, потом смотрит, там все одна ложь. Он бросил учебу, ну и тут на него насели. С исторического так просто не уходят. Знаешь, городок наш маленький, а им работа нужна.
– А я думал, его преследовали за то, что он буддизмом увлекался.
– Ну, увлекался. Кто-то христианством увлекается, кто-то иудазимом. Через него много книг передавали. Он с Вячеком был связан. Не слышал про такого?
– Нет.
– Про Библиотечное дело не слышал?
– Нет.
– Вячек был одним из держателей этой библиотеки. Его посадили. Еще пару человек посадили. Скоро выпустят, говорят. Вот, а Володю тогда не взяли. Вообще многие думали, что посадят больше. Тогда встал вопрос: они что, не знают всех? Это невозможно. Значит, оставили часть на потом, чтобы работа была. Володю комитет пас все время, просто не за что было ухватиться. Тягали на допросы постоянно: как книги попадают сюда, кто везет, кто переснимает, кто хранит? В конечном итоге они ему сказали, что если он никого не сдаст, они ему подбросят что-то при обыске и все равно посадят.
– После чего он и покончил с собой.
