Александр Айзенберг - Imperium
Сначала было больно и стыдно, и даже противно. А потом он понял, что все это ерунда. Просто нужно дойти. Это все, что от него зависит: дойти. Надо просто идти.
Подталкиваемый остриями мечей и копьями Вителлий был вынужден высоко поднимать голову, Иногда было щекотно – в первый момент пореза. Ранки были небольшие и быстро засыхали.
Один солдат из германской армии с грязными бинтами на голове с неистовой злобой набросился на Вителлия. Вел забинтованный себя непонятно. Небритый, он кричал, бил в живот Вителлия, а затем выхватил меч и отрубил ухо Юлию Плациду. Трибун ошарашено смотрел на свое ухо, валявшееся на земле. Кровь прохладно стекала на плечо. Тот, с бинтами, уже упал под ударами преторианцев.
В толпе громко обсуждали: просто ли спятил этот чудак, или же он хотел все вылить на Вителлия – все скопившееся, или же думал избавить принцепса от издевательства, а, может, убить трибуна?
Вителлий шел и чувствовал, как удары и плевки попадали ему прямо в лицо. Все это массой наклеивалось на лицо, висело, отрывалось. Он шел и видел, как валятся с пьедесталов его статуи; узнал место, где был убит Гальба: услышал, как старик, по виду – отставной вояка, перед этим долго стоявший над телом того – с забинтованной головой – негромко, глядя ему в глаза, сказал: «Юпитер – не дешевка».
Его поволокли к Гемониям. Эта лестница проходила по восточному склону Капитолия поблизости от государственной тюрьмы Карцер Туллианум. Что-то было не так, и он вспомнил: не было храма, сгоревшего при восстании флавианцев. Не было уже и тех флавианцев – неудачников.
Не так. Так.
Гемонии… На ступени этой лестницы выбрасывали для всеобщего обозрения трупы казненных.
Трибун Юлий Плацид сильно толкнул его. Вителлий упал на колени. Ему было тяжело встать. Колени плохо сгибались. Он посмотрел своими маленькими, спрятанными глазками, как у медведя, сидящего в клетке. Медведя хотят убить из-за его шкуры, а он спокойно и почему-то просяще смотрит. Трибун еще раз толкнул его.
Я дошел. Вот здесь… Хороший меч у него. С востока… Зря он так толкается… Все-таки я уже не так молод… Зря…
Неожиданно ему захотелось сказать этому одноухому… Что он неправ. Ну… Было обидно…
Он опять приподнялся, увидел размахнувшегося трибуна… Выпал зуб. Вителлий облизнул губы и сказал: «Зачем ты так?… Не стоит… Не надо… Ведь я был твоим императором…» Удар преторианского меча был точен. Тяжелое тело Авла Вителлия упало на ступеньки.
____________________
Цирк ревел: «Давай!!! По-ли-ник!!! Ди-о-окл!!!» Нигр вскочил… Все поднялись со своих мест… Полиник пришел вторым. Эпулон крикнул ему вслед: «Баранюра!» Квадрат не улыбался, но был доволен: «Ай-я-яй! Что делается! Ай-я-яй! Полинику больно. Что такое: знаменитому Полинику зубы болят. В-ээ!». Цессоний спокойно встал, говоря при этом: «Дешевками не рождаются, ими становятся. Ума нет – считай, калека». Прическа у Марцеллины окончательно погибла. Вся раскрасневшаяся, она возбужденно проклинала: «Чтоб они себе там сами головы поломали!…»
Кого?… Врач тихо, как бы про себя, повторил: «Пусть они все ломают себе головы!… Сами, конечно?…»
____________________
– Как долго! Надо посмотреть!
– Я боюсь. Он убить может.
– Я посмотрю. А-аа!…
– Что? Что такое?
– Он лежит… Он лежит.
– «Скорую» надо. Вызови «Скорую»… Нет, я сама…
– Он лежит…
– Выключи иг-руш-ку!…
Цирк
Постулат Фламма перед тем, как одеть доспехи, осмотрел их – над шлемом великолепные страусовые перья; нагрудник отделан золотом и серебром; бронзовый щит покрыт красным лаком; по краям медные гвозди со сверкающими большими шляпками; на поручах и поножах – сцены гладиаторских боев… – и свое оружие – меч и палицу…
Он был готов к выходу на арену. В Большой школе ему давали много мяса и ячменя. Раз в неделю приводили женщину. Он много работал с мечом на деревянном столбе и чучеле. Это оружие было тяжелее клинка для арены в два раза. Много учебных схваток с тупыми и боевыми мечами. Он был готов…
Загремели барабаны… Назойливая красная надпись резко взвизгнула перед его глазами: «Если погода позволит, 30 пар гладиаторов, выставленных Клодием Флакком, будут сражаться 1, 2 и 3 мая в Большом цирке. Убитого после непродолжительного боя заменит другой гладиатор. За гладиаторскими боями последует большая охота на диких зверей. Участвует знаменитый гладиатор Фламма. Ура Фламме! Ура щедрому Флакку, который борется за дуумвират.»
Ниже несмело тявкал рекламный агент: «Марк писал это объявление при свете луны. Если Вы наймете Марка, он будет работать день и ночь, чтобы хорошо выполнить заказанную работу…»
Рев Большого цирка встретил постулата на арене. Глухо прозвучали трубы… Усилился барабанный бой… Завизжали, завыли флейты
и рожки!…
Напротив Императорской ложи Фламма остановился, выбросил вперед правую руку и прокричал традиционное: – Ave, Caesar! Monturi te salutant!…
Он остался один на один с самнитом… Они остались вдвоем…
Весь мир – в их мечах…
Это – работа… Надо отработать… Надо сделать его… Сейчас я тебя прощупаю… Так… Так… Та-ак… Эге… Вот такой ты… Такой… Пора бы ланисте крикнуть… Пора… Уже должен прочитать его… Ну!… Ага!… Выждать! Еще немножко… Покачать его… Подергать… И атаковать!… Атаковать! Сериями!
____________________
Зрители ревели, не переставая:
– Есть!
– Есть!
– Есть!!!
– Еще раз есть!
– Д-а-вай!
– Есть!!!…
____________________
Постулат неожиданно для самнита обрушил на его голову удар щитом. Тот зашатался и рухнул на песок.
Ставили на Фламму. Он победил, и умиротворенный цирк дарил жизнь побежденному: мелькали белые платки, и все покрыл вой:
– Пусть бежит!…
Самнита, пусть еле, но все же живого, утащили с арены, а зрители не успокаивались.
– Фламма! Девушки вздыхают о тебе и молятся на тебя!… О, Фламма! Ты единственный врач, который может мне помочь!…
По цирку, нарастая, пошел гул… Сначала ничего нельзя было разобрать, но все отчетливее гремело:
Ru-udis!…
Rudis!…
Ru-udis!!!.
Постулат не поверил своим ушам. Зрители требовали дать ему деревянный меч – свободу от арены! освободить его, гладиатора от боев!!!
Чей-то резкий женский голос завопил:
Pileus!
____________________
Колпак! полное освобождение.
____________________
Фламма налился кровью, замахал руками, выронил щит, он кричал так, что только чудом не лопались жилы… Он не мог перекричать цирк, но квириты хотели услышать, как их благодарят. Гул стал стихать… Еще тише… Еще…
И они услышали вопль багрового от натуги гладиатора:
– Вы что, рехнулись?!!!
Я зарабатываю больше любого из вас!… Я могу иметь любую женщину, которую захочу!… Я живу на вилле!… В мою честь пьет вся империя!… Оставить арену?!… Что вы бредите?!!!!…
И восхищенный промазавший цирк завыл: – Ура, Фламме! Ура Флакку! Ура-а!! Ура!!!
ЦИРК – II
Амфитеатр Флавиев был набит битком. Зрители ждали навмахии. Арену Колизея уже затопили водой. В центре находился остров. Он был совсем как настоящий, с деревьями, цветами…
В Воротах Жизни замер певец из Афин Мезенций. Его трясло от волнения. Наверное, впервые на арене зазвучат струны лиры Орфея. Это он, Мезенций, должен потрясти римских варваров, которые считают себя властелинами мира…
На подиуме начальник игр объявлял его выход…
– Квириты!… Знаменитый Мезенций! Из Афин! Орфей Эллады и его лира!… Они могут, говорят… очаровать даже хищников… Колизей! Перед тобой великий Мезенций!!!
На островке из-за деревьев, среди цветов показался афинянин; он коснулся золотой лиры и запел…
Пения, правда, не было слышно. Толпа свистела, топала ногами: она хотела боев гладиаторов, а не лиры какого-то лысо-рыжего толстяка.
Мезенций пытался петь… До выступления ему снились леса Фракии…
____________________
В Родопских горах у ручья… Орфей пел… Он пел еще и еще… И приходили к нему нимфы… И слушали они певца, замирало их дыхание… Приходили дикие звери, гас огонь в их глазах; слушали они песни человека… замирало их дыхание…
Лицо Орфея свела гримаса.
Даже сирены заткнулись, когда он пел на «Арго». Это был успех!… Синее море… Белые чайки!!… Ясон завидовал ему. Геракл вообще сбежал. Это был успех… Аргонавты… Дикие вороные… Стук их копыт… Степь… Степь!… Амазонки. Даже сирены пожелтели от зависти… Прибой смеялся…
Но, конечно, лучше всего он пел, когда выступал в подземном царстве перед Аидом и Персефоной… Перед Аидом в Тартаре!!!… Клыки Цербера… Шипящая слюна… В стране мертвых… Какой был успех!… Ему вернули Эвридику. Приз был, конечно… Он – артист… Да, он – артист… Что это вообще за условия странные такие: не оглядываться – иначе приз отберут? Как это не оглядываться туда, где только что гремели овации… аплодисменты… крики… там был успех!… Успех!… А Эвридика осталась у Аида. Эвриди… А успех!…
____________________
