Том Роббинс - Сонные глазки и пижама в лягушечку
8:40
Кью-Джо утверждает, что вы никогда не испытывали настоящего оргазма. Откуда ей знать? Даже если бы она подслушивала у замочной скважины – стоны и крики не в вашем стиле. С другой стороны, не исключено, что она права: откуда вам знать? Лишь потому, что на определенной стадии соития возникает ощущение, будто погружаешься в кипящий куриный жир, а потом чувствуешь легкий стыд и желание помыться… может, это вовсе не оргазм?
К счастью для всех участников недолгой прогулки, Белфорд засыпает практически мгновенно. Осторожно, чтобы не вызвать повторного возбуждения, вы слезаете с кровати, бежите в ванную и принимаете долгий тщательный душ – как всегда после секса. Помазаться, попудриться. Осмотреть гардероб. Костюмчики «Шанель», блузки «Ральф Лорен», пиджачки «Донна Каран» – многие из них куплены в рассрочку и до сих пор не выплачены. Чем дольше смотришь, тем сильнее чувство, что сейчас надо быть ласковой – очень, очень ласковой – с Белфордом Данном.
Послушный «порше» на всех парах несется к супермаркету – и возвращается, нагруженный всем необходимым для быстрого классического завтрака: яичницы с ветчиной, любимого блюда дровосеков и филиппинских барабанщиков. Кыо-Джо считает, что любимое блюдо всех мужчин – это то, что грубые, невоспитанные люди называют «минет». Покажите мне жену, которая не сосет, говорит она, и я покажу вам мужа, которого можно увести. При одной мысли об этом вы плюете в раковину – со всем изяществом, на которое способны.
9:30
Белфорд, как выясняется, не ест ветчины – по причине поста, – однако с восторгом приветствует яйца, хотя они прожарены так старательно, что кромки белков напоминают кружевной черный лифчик стриптизерши, а желтки можно использовать вместо ластика. Хищно пожирая помазанные джемом тосты (бедняжка ничего не ел со вчерашнего обеда), любимый не перестает восхищаться вашими кулинарными талантами, и в конце концов это начинает раздражать. Крошки, летящие дождем, только усугубляют процесс. Но вы сидите тихо как мышка, прикусив язычок, и ковыряете ложечкой в йогурте; когда же он заканчивает мыть посуду (отговорить было невозможно), приходит время обвить его шею руками и нежно сказать:
– Милый, я понимаю, тебе не терпится прыгнуть в машину и продолжить поиски. Позже мы так и сделаем. Сейчас… тебе не кажется, что во имя безопасности Андрэ и всех остальных следует поехать в центр и написать заявление в полицию?
Белфорд кисло морщится. Ну и поделом! А то уже достала эта вечная умиротворенная улыбочка.
– Я согласен, это разумно, – отвечает он. – Но что, если полиция его найдет, а потом не захочет отдать? Пусть даже он ничего не натворил – если они узнают о его прошлом, мне его уже не видать.
– Глупости какие! Ты даже французов убедил, что сумеешь о нем позаботиться, – это не зная французского!
– Французам я взятку дал.
– Белфорд! Я понятия не имела… Тем более! Думаешь, наши копы откажутся от денег?
Любимый, чьи сбережения в последнее время растут обратно пропорционально акциям Ай-би-эм, погружается в раздумье. Наконец он решительно говорит:
– Ну хорошо. Поехали!
– Может, сначала заедем к тебе? Чтобы ты переоделся?
Совет весьма благоразумный: вдобавок к измазанному кровью пиджаку у Белфорда в области ширинки образовался неровный белый круг – корочка засохшей спермы и вагинальных выделений, напоминающая лунные щелочные озера.
– Некогда переодеваться, – отрезает любимый, поглядев на стенные часы. – Надо успеть обернуться до центра и обратно, а то застрянем в пробке.
– Сегодня же выходной!
– Да, но в полдень начнется праздничное шествие.
– Ты шутишь? Парад в честь страстной пятницы?
– Ну, не совсем. Скорее что-то типа торжеств по поводу приезда доктора Ямагучи.
10:20
Вы едете на «порше», ибо Белфорду в таком состоянии не стоит садиться за руль. Вы и сами далеко не в лучшей форме. С внешним видом, конечно, все в порядке – итальянские джинсы, блузка «Анна Кляйн», шерстяной пиджак, – но на шее висит черный жернов размером с вулкан Рейнер. Этот вулкан сейчас отлично виден: царит над местностью, заполнив южный квадрант небосвода величественным снеговым конусом, от которого даже старожилы не могут отвести глаз. И неудивительно. Плотные дождевые тучи, налипшие на Сиэтл, как навоз на каблук, большую часть года блокируют вид на чудо-гору, однако в редкий ясный денек, такой как сегодня, когда даже марлевая облачная вуаль не прикрывает грандиозную ледяную грудь королевы Сасквочь, повелительницы снежных людей, – застигнутые врасплох люди восторженно разевают рты, и по городу прокатывается волна аварий. Вы одним глазом следите за дорогой, другим поглядываете на вулкан, но ни природа, ни техника не радуют душу: все кажется враждебным, даже угрожающим. Ни технологический прогресс, ни природные ресурсы уже не сулят Америке золотых гор.
А вот и управление охраны общественного порядка. Лифт привозит вас на пятый этаж – тесный обшарпанный коридор без окон, негостеприимно запертые двери с табличками «служебный вход». Все выкрашено серым: стены, линолеум, три деревянные скамейки. Такое впечатление, что здесь, в храме закона, царит вечная зима – даже когда снаружи разгар апреля. Вы дрожите, как от холода. Отцу частенько доводилось проводить ночь за решеткой, а потом приходить домой с разбитой головой. Трудно поверить, что каждый раз ему доставалось за дело. Когда вы с маленьким братишкой спрашивали, за что полицейские его побили, отец усмехался: «Карие глаза, черные волосы».
Коридор заворачивает и приводит к окошку регистратуры. Вниманием вашу парочку не балуют: Белфорд встрепан и угодлив, а вы держитесь надменно (типичная линия поведения в присутственном месте). Бытует мнение, что люди, ведущие себя заносчиво в обществе носильщиков и чиновников, страдают комплексом исключительности, но в вашем случае это скорее желание максимально отдалиться от обслуживающего персонала, чтобы судьбе не так-то просто было перебросить вас к ним, на тот берег. Каждая деловая дама, задирающая нос перед официанткой, в глубине души боится, что сама окажется на ее месте с подносом в руках. Такой снобизм – просто жалкая попытка защитного шаманства.
Сорокалетняя регистраторша (ее должность скорее всего называется как-то иначе), похоже, ежедневно проводит несколько часов в морозилке: пепельно-серое плоско-перекошенное лицо – сырой бифштекс из динозавра, отсеченный каменным топором; глаза – белые хрящики; рот – кривой поперечный разрез. Узнав, что вы пришли из-за обезьяны, она тоже становится надменной.
– Видите ли, полиция занимается важными делами, – сообщает она таким тоном, как будто вы дебилы, ничему не научившиеся из сериалов про будни полицейских. – Обратитесь в общество защиты животных.
Белфорд включает риэлторское обаяние, но регистраторша продолжает твердить как робот:
– Общество защиты животных. Общество защиты животных…
Она хочет отправить вас в так называемый «приют», чтобы тамошний чиновник (в просторечии «собачник») с вами побеседовал.
Белфорд не выдерживает и, закусив разбитую губу, начинает знакомить мясоликую тетю с выдающейся биографией Андрэ. Увы, злая тетя не дает ему развернуться; она подходит к телефону и, поминутно закатывая костяные глаза и обмениваясь ухмылками с другими полицейскими, начинает звонить следователю. Похоже, ею движет не сочувствие, а подозрительность. Один раз она демонстративно, так что можно прочесть по губам, шепчет «Харборвью», обращаясь к сидящей за соседним столом девушке. «Харборвью» – это название психушки, куда полиция препровождает буйнопомешанных нарушителей закона.
Далее вы проводите томительных полчаса, ожидая следователя; на жесткой серой скамейке нет даже прошлогодних журналов, чтобы развеять скуку. Мало кому это понравится, но удивляться нечему. Тетя с лицом из ящерового мяса явно не врала, когда упомянула, что в отделении дежурит всего один следователь. У городов не хватает средств, чтобы обеспечить собственное обслуживание. Инфраструктура разрушается, финансовые инспекторы кружат вокруг муниципальных институтов как стервятники, археологи уже точат лопаты на города, которые еще не занесены. Что тут поделаешь? Остается лишь сидеть на этой скамейке в обществе Белфорда, тоскливо размышляя о неотвратимом понедельнике и о том, как прикрыть свою вопиюще беззащитную задницу.
Когда появляется долгожданный следователь, у Белфорда хватает присутствия духа, чтобы дать ему свою визитку. Вы поспешно следуете его примеру. Визитки производят благоприятное впечатление: риэлтор, брокер – кто знает, может, эти чудаки с самим мэром якшаются! Краснолицый белобрысый следователь, похожий на ирландского священника, который слишком часто засыпал в исповедальне и бился носом об окошко, начинает с уважительным интересом слушать рассказ Белфорда.
