Николай Климонтович - Мы, значит, армяне, а вы на гобое
Вскоре ему стало мерещиться, что и вся армянская семья стала прохладнее с ним. Скажем, как-то его не позвали на непременный субботний шашлык — а Птицыных позвали. И, хотя он уже не раз вежливо уклонялся от предложений, на сей раз было неприятно. К тому же, когда он музицировал как-то после обеда у себя в кабинете, раздался резкий стук во входную дверь. Он спустился вниз, на пороге стояла старуха. По будням она оставалась одна с младшим внуком — остальные бывали в городе: девочки учились, Артур работал, его жена, естественно, была с семьей…
Старуха сказала:
— Ты б мог потише каля-маля на своей дуде калякать. А то Каренчик отдыхает.
Она говорила беззлобно, на ты она обращалась ко всем, кто был младше ее, — без разбора. Но Гобоиста покоробило странное и неуместное по отношению к его музыке какое-то похабное каля-маля; и это детское калякать…
4Распространилась весть: у маленького Каренчика на этой неделе юбилей, пять лет, и праздновать знаменательную дату будут в ближайшую субботу. Приедет Анна, решил Гобоист, и они пойдут к Артуру на шашлыки, принесут подарок Каренчику, да и девочкам тоже, на стол Гобоист выставит водочки и вина, старухе — цветов и — втайне от сына старуха покуривала — блок сигарет Vogue, — и дело как-нибудь замнется, Бог даст.
Кончался сентябрь, летали паутинки, пахло антоновскими яблоками из соседского сада, краснела рябина, пустел воздух. Уже к полудню субботы гости стали подтягиваться. На улице вкруг соседского курятника на жухлой уже травяной полянке выстроились Аudi, две Volvo, несколько «Жигулей» и одна белая «Волга» — марка, еще недавно считавшаяся самой шикарной в Ереване, армянский, так сказать, «мерседес» времен социализма. Казалось, лучшие представители московской армянской диаспоры прибыли в этот день в Коттедж, торчавший посреди затерянного на краю престижного Одинцовского района рабочего поселка. Поселяне только рты разевали на черных грузных задастых коротконогих баб в бархате и гипюре с бриллиантами, на черных же мужиков в шелковых костюмах и золотых цепях на груди — толщиной в женское запястье.
Юбиляр Каренчик уже с утра глядел наследным принцем — он ведь и впрямь был единственным наследником славного рода Долманянов. Наследник был наряжен в комбинезон алого латекса, из-под которого глядела голубая атласная рубашка с белым кружевным жабо; держался он строго, гости — подобострастно. Он принимал дорогие подношения, надувая губы, и радости не было на его капризном личике. Дважды он принимался выть, и старуха хлопотливо объясняла, что он переутомился. Она тоже принарядилась, и бусы искусственного жемчуга жалко и трогательно смотрелись на ее морщинистой, выжженной солнцем на огороде багровой груди. Узловатые натруженные пальцы были в золотых перстнях.
Анна приехала к трем. Опоздание объяснила тем, что первую половину дня занималась покупками: Гобоист накануне ей все объяснил по мобильному телефону и даже заставил составить список, и столь небывало деловой подход мужа подсказал Анне, что дело серьезно.
Поэтому, когда она притулила свой баклажан обок армянского мерседеса, Гобоисту пришлось трижды курсировать от дома к машине и обратно, чтобы разгрузить покупки. Как и было велено мужем, денег Анна не жалела, и принцу был куплен никогда не виданный Гобоистом дивной красоты немецкий самокат — весь переливающийся перламутром, с рубчатыми маленькими крыльями над колесами, с гуттаперчевыми ручками на прямом хромированном руле. Были еще две коробки с прозрачными целлофановыми фасадами, под которыми виднелись мордочки двух по-разному наряженных Barby — для сестер наследника. И, как и просил Гобоист, блок не Vogue, но подороже: Davidoff. Среди многочисленных продуктов в пакетах оказались три бутылки кьянти, литровая столичная, и кое-что по мелочи — для собственного потребления…
За домом накрывались столы. Жена Артура Нина и сестра Анжела сервировали, два-три молодых кузена разводили огонь в мангале, нанизывали отменную корейку на шампуры — в громадном тазе сочилась груда кровавого мяса и торчали металлические витые пруты с кольцами на концах. Здесь же, то внимательно разглядывая небо, то пристально изучая дальние окрестности, стоял бездельно, руки в брюки, светлоголовый невысокого роста армянин лет сорока — как выяснилось позже, звали его Гамлет, — это Анжела привезла на смотрины своего жениха, с которым уж полгода как жила тайком; она справедливо рассчитала, что в такой день ее суровый брат будет благосклонен и благодушен. Старуха от хозяйственных забот была нынче освобождена, приставлена к имениннику.
К Анне заявилась Птицына. Пока Гобоист в своем кабинете наверху тайком принимал, как он сам для себя это называл, аперитив — на самом деле, он самым глупым образом волновался, — дамы внизу в гостиной обсуждали подарки, приготовленные Каренчику. Заодно Птицына делилась последними новостями жизни Коттеджа, и главным пунктом было обсуждение несносного и непозволительного поведения Космонавта, который захватил земли больше всех, и к тому же протянул какую-то землемерную веревку не прямо, но под углом, что-то у Птицыной намереваясь оттяпать. Птицына обещала, что так этого не оставит…
Первыми к армянам с поздравлениями они и были делегированы: Анна и мадам Птицына.
Анна вывела из дома жемчужное чудо и покатила к Долманянам. Принята она была со всем кавказским гостеприимством, и даже старуха была умаслена — так понравился ее внуку соседский подарок. Впрочем, он тут же отобрал и подарки сестрам, прижимая кукол к груди и намереваясь в случае чего зареветь белугой. Сестры было запротестовали, но, получив по подзатыльнику от старухи, затаились, откладывая месть на более удобное время. Через полчасика просим к столу, сладко улыбаясь заученной улыбкой метрдотеля, проурчал Артур. Всех просим, добавила злопамятная старуха. И через полчаса и впрямь все уже сидели за огромным столом на задней открытой веранде, и всем — а собралось человек сорок — хватило места.
5Пока не было именинника — он почивал — застолье неспешно началось. Артур всех представил: нашлись еще два тезки наследника — два Карена, один из них кузен, два Армена, Ашот, Арсен, Гамлет, как уж было сказано, один Баграт, Каспар, Сережа — с русским именем, но на русский взгляд как раз самый жгучий, — всех не упомнить. Многочисленных жен, хоть они и сидели, конечно, за столом, мы же не азеры какие-нибудь, — не представляли, не принято. А это наши дорогие соседи, повел рукой Артур. Гобоист привстал, представился сам, представил жену, Птицыну, милиционер же отчего-то запаздывал — был послан не ко времени в хозяйственный магазин за средством для мытья посуды и запропастился… Артур повелел всем налить и поднялся говорить первый тост.
Пересказывать тосты — дело безнадежное, если у вас не налито и вам не с кем чокнуться. Скажем лишь, что первым делом пили за Тиграна Аванесовича, покойного Артурова отца. Причем один из арсенов, но не кузен, другой, весь в золотых цепях, хозяин кондитерского дела в Северо-Западном округе столицы, долго и пушисто говорил алаверды Артуру, расхваливая покойного, — и закусили горячей долмой, каковую наворачивала старуха накануне праздника весь день, и получилась целая огромная кастрюля. Гобоист шепнул жене: наш Артур, значит, Тигранович, очень ему подходит… И в будущем в домашних разговорах иначе как Тигровичем соседа не называл.
И тут вывели самого наследника — заспанного, трущего глаза кулачками и щурящегося на яркий осенний свет и на гостей. По-видимому, такое скопление оглушительно галдящего наперебой черного люда отнюдь не было для него в новинку, он лишь лениво отклонялся от поцелуев и лукаво отворачивался, пряча блаженную улыбку, когда женщины щекотали ему живот. Его водрузили по правую руку отца, по другую сторону наследника уселась старуха, какой-то громадного размера армянин — оказалось, двоюродный дядя, тоже Долманян, пожелал дорогому нашему Каренчику стать таким, как дедушка, стать таким, как отец, не уронить честь рода Долманянов, уважать старших и ценить братскую мужскую дружбу, за что и выпили под баклажаны с чесночной подливой, под фаршированные помидоры и зелень, завернутую в лаваш. И окутал застолье ароматный дым древесного угля, потому что кузен замахал над жаровней фанеркой, оживляя жар, и Артур собственной персоной встал перед мангалом, держа в руках по вееру шампуров с кусками корейки на каждом, прослоенной помидорами, — потому что на Кавказе всякий знает, что мясо в доме должен готовить мужчина.
У Гобоиста от армянского гвалта, от дыма уже разболелась голова, и Анна милостиво разрешила ему пойти проветриться. На его место уселся вывернувшийся откуда-то милиционер Птицын — он уже был вполпьяна, но все совал жене пластмассовый флакон Fairy.
