Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем
Он, грит, это тебе только кажется, что ты живой. На самом деле ты покойник. Но ты не унывай, со временем привыкнешь. Ну, думаю, дела. Неужели я покойник? А где говорю моя мама. Оказывается, бедную отправили в дом престарелых, где она до сих пор и живет. Еще посещает меня два раза в неделю, приносит еду. Бедная свою пенсию тратит на меня. Только она верит, что я жив и здоров.
В первые дни моего приезда я посещал её и подбадривал, говоря, мол, не расстраивайся, мамань, всё будет хорошо. Вот пойду в банк, получу кредит и открою фермерское хозяйство. Заработаю приличные деньги и верну наш дом, и мы купим новую машину. Бедная мама плакала, мол, зачем мне дом и машина. Самое главное, ты вернулся с того света живым и здоровым, сынок. А я решил всё-таки пойти в банк, чтобы получить кредит и начать всё сначала. А что случилось в банке, Вам известно. После всего этого я сам стал сомневаться в том, что я живой. И чтобы не раздражать население, пришел сюда и поселился, словно джин, в дупле вон этого тутового дерева. Кто знает, может, я на самом деле не живой, то есть покойник. Может, после смерти человеку кажется, что он живой, и он не помнит, когда, каким образом и где он умер. Если учесть, что покойники могут общаться только с покойниками, то не трудно догадаться, что Вы тоже из числа тех, которых нет в живых — сказал Поэт Подсудимов.
Услышав всё это, Сарвигульнаргись снова начала смеяться.
— Да не пугайте меня, товарищ мертвец. Мертвецы не чувствуют боли. Давайте-ка, я Вас проверю — сказала она и, держась за длинные волосы поэта Подсудимова, начала дергать.
— Ой, больно! Что Вы делаете, ей Богу, отпустите! — взмолился Поэт Подсудимов.
Сарвигульнаргись отпустила его волосы.
— Ну как, Вы живы?! — спросила она, смеясь.
— Даааа, действительно. Оказывается, я еще не помер — сказал Поэт Подсудимов.
Потом вдруг схватился за волосы Сарвигульнаргис и начал крутить их.
— Позвольте мне, ханум, проверить Вас тоже. Мало ли что. А вдруг Вы окажетесь живой покойницей — сказал он.
— Ой, что Вы делаете, Поэт Подсудимов-ака! Отпустите! Больно же! — закричала Сарвигульнаргис, искажая свое лицо от боли и смеясь одновременно. Поэт Подсудимов протянул женщину к себе и крепко поцеловал её в губы. Сарвигульнаргис попыталась сопротивляться, но сильная рука Поэта Подсудимова, которая держала её за волосы, не позволяла ей вырваться из его объятий. Когда Поэт Подсудимов отпустил её волосы, она резко выпрямилась и так дала ему пощечину, что от удара из глаз Поэта Подсудимого полетели сине-зеленые искры.
— Дурак! Как Вы посмели, бесстыжий! — сказала Сарвигульнаргис в ярости и, развернувшись, побежала в сторону полевого стана. Она бежала и плакала.
Поэт Подсудимов, ощупывая свое лицо, не знал, что делать.
— Постойте, Сарвигульнаргис! Я пошутил! Да что Вы шуток, что ли, не понимаете?! Остановитесь! — крикнул он вслед Сарвигульнаргис.
Но Сарвигульнаргис не остановилась. Наоборот, побежала еще быстрее.
Поэт Подсудимов понял, что бежать за ней бесполезно, и что он совершил глупую ошибку.
11 лава Деревянный наручник
Поэт Подсудимов сидел у себя в кабинете в дупле тутового дерева, попивая сакэ и думая о прекрасной Сарвигульнаргис. Тем самым он казнил себя, сидя при свете керосиновой лампы, подвешенной к потолку дупла, за ту глупую ошибку, которую он совершил, и никак не смог простит себя. Все эти годы он жил в одиночестве как поэт отшельник в японских горах, но сегодня он остался один не только в селе и в мире, но и во всей вселенной. Это тотальное одиночество вдохновило Поэта Подсудимова как никогда, и он написал следующие строки в жанре хокку.
Кто там?! — спросил я
Сидя в дупле тутового дерева
Оказался дятел…
«Ну, ничего — думал Поэт Подсудимов — пусть сейчас женщины уходят от меня. Придет время, и я стану самым богатым писателем на свете. Вот тогда Ульпатой с Сарвигульнаргис будут умолять меня с кровавыми слезами на глазах, чтобы я их простил и женился на них. Но тогда уже будет слишком поздно. Потому что, когда они придут, увидят мою красивую, стройную и молоденькую жену, напудренную, всю в духах, сидящую у меня на коленях в ночной шелковой сорочке российского производства. Увидят они также моих детей, у которых все тридцать два зуба будут в крупных золотых коронках, и от зависти они волком завоют».
С такими мыслями, поэт Подсудимов выпил очередную порцию крепкого сакэ, который сам готовил из риса, и в глубине души у него снова поднялся шквалистый ветер, начало штормить, словно океан вдохновения поднимал двадцатиметровые волны, над которыми кричали чайки.
В осеннем вспаханном поле
В одиночестве собираю хворост хлопчатника
Закаркала в тумане ворона…
Вдохновение в душе поэта Подсудимова всё еще штормило.
Потом он написал еще один хокку.
В безлюдном поле осенний ветер
Сорвал с меня тюбетейку, и она покатилась.
Долго бегал я за тюбетейкой и еле поймал её…
Поэт Подсудимов начал спешно писать четвертый хокку:
Заблудившийся слепой ветер
Пощупал мое лицо и надрывно заплакал.
Травы тоже плакали, качая головой…
Наконец, вдохновение отпустило поэта Подсудимова, и он притих. После очередной стопки крепкого саке, он охмелел, и его стало клонить ко сну. Он уснул. Во сне поэт Подсудимов снова поехал за заработком в далекую Россию вместе со своим односельчанином, который давно уже работал там дворником. Тот узбек посоветовал ему поехать вместе с ним в Россию, обещая ему престижную работу на стройке, где требовался квалифицированный газосварщик.
— А что, по-моему, не плохая идея. Заработаю кучу денег, и на эти деньги опубликую свои книги в издательствах России — подумал Поэт Подсудимов.
И они вместе поехали на поезде в Россию на заработки. Они сошли с поезда на железнодорожном вокзале города Свердловск, и тут к ним подошли два милиционера патрульно-постовой службы. Представившись и отдав честь, они вежливо попросили поэта Подсудимова и его односельчанина предъявить удостоверения личности, то есть паспорта. Милиционеры отпустили бы их, так как у них с документами были все в порядке, но тут один из милиционеров резко побледнел и, указывая на окно магазина, сказал:
— Ни ффига себе, гляди, Володя, на стекле окна не видно отражение этого узбека!
Милиционер по имени Владимир обернулся и, посмотрев на окно, остолбенел от удивления.
— Действительно — сказал он, и хотел было повернуться лицом к Поэту Подсудимову, у которого тень не отражалась на оконном стекле витрины магазина, как тот вдруг побежал наутек что есть мочи и исчез из виду буквально за считанные минуты. Поэт Подсудимов растворился в густом русском тумане, который клубился на перроне железнодорожного вокзала. Испуганные милиционеры даже не стали гнаться за Поэтом Подсудимовом.
А он между тем бежал по туманному перрону, оглядываясь назад. Его чуть не сбил товарный поезд, который только что тронулся, пронзительно свистя. Но всё же он ударился головой о чугунный столб и ушибся. Поэт Подсудимов тут же встал и побежал дальше, попутно думая найти где-нибудь укрытие, чтобы спастись от милиционеров патрульно-постовой службы. После долгой пробежки он оказался в заснеженном лесу, где царили туман и тишина.
Наконец, Поэт Подсудимов нашел себе подходящее укрытие у старой ёлки. Ему не составило особого труда, залезть на дерево, опираясь ногой и цепляясь руками за лохматые ветки высокой могучей зеленой ёлки, покрытой толстым слоем снега. Хотя Поэт Подсудимов с трудом пробирался внутрь дерево, дупло старой ёлки на его счастье оказался довольно просторным и уютным. То есть внутри было гораздо теплее, чем снаружи. Поэт Подсудимов поблагодарил Бога за предоставленное ему бесплатное укрытие. Если бы не голод, который он начал чувствовать, сидел бы он там до самой весны, не выходя из дупла. Тут человека не мучает жажда, так как он может утолить её, поев снега. Но утолить голод с помощью снега невозможно, это однозначно. Поэт Подсудимов боялся слезать с дерева даже на какие-нибудь полчаса, не то что там, поискать чего-нибудь съедобного, но и по большой нужде тоже. Опасаясь милиции, он опустошал свой мочевой пузырь, сидя в дупле. После того как он исправил свою маленькую нужду, снежный сугроб внизу заметно пожелтел. В этот момент Поэт Подсудимов увидел белку на ветке огромной сосны, которая росла напротив. Она прекрасно знала, что в дупле соседнего дерева сидит голодный гастарбайтер из Средней Азии, и демонстративно и нагло грызла семечки кедрового ореха, непрестанно двигая своими маленькими уродливыми челюстями. Глядя на белку с презрением, Поэт Подсудимов вспомнил своего учителя зоологии товарища Самагонова. Товарищ Самагонов говорил когда-то на уроках о том, что белки бывают очень запасливыми зверьками. Они целое лето собирают сосновые шишки и разные грибы и тащат в своё дупло, запасаясь едой на зиму. При этих мыслях у Поэта Подсудивова невольно потекли слюни изо рта. Потом ему в голову взбрела уникальная идея: он решил ограбить дупло белки, которая не хотела делиться едой по-хорошему с бедным гастарбайтером, приехавшим из солнечного Узбекистана. Поэт Подсудимов осторожно вышел из дупла и ступил ногой на ветку соседнего дерева. Когда он начал переходить на соседнее дерево, белка молниеносно влетела в свое дупло и скрылась.
