Андрей Левкин - Вена, операционная система
Дальше технологический вопрос про кафель на стенах:
How do you stick them down? Do they ever get damaged or stolen?
I use extra-strong cements. Nothing lasts for ever, but if a thing’s worth gluing, it’s worth gluing well! It has been known for a disgruntled building owner or the council to tear down an Invader. As for «Invader thieves», nine times out of ten they end up with a few broken tiles; they’re too fragile to be prized off in one piece.
А вот и момент его выбора места, в том числе и угла той же Аугустинплац:
How do you choose your spots?
I go everywhere in the city, and I watch carrefuly. A spot is like a revelation… it jumps out at you.
Вряд ли он был таким же, как я, – интересы у нас явно разные. Но почему именно этот угол напрыгнул и на меня, и на него? При очевидном несоответствии остальных параметров жизни – ну, обиходных.
Субстанция всерьез
Но теперь надо быстро – пока тема в голове – досчитать технические параметры обрисованной выше субстанции. Конечно, она не имеет жесткого кода, иначе бы она не была неопределенной и смутной. Но она должна использовать какие-то коды, чтобы прикрепляться к действительности. Да, рассуждать о ней как таковой – тем более о ее особенностях – возможно только после того, как ощутил ее промежуточность: через факт личного отсутствия дополненного тем, что на холодном камне задница мерзнет.
Это не теория, а прагматика: субстанцию надо бы приспособить к жизни, сделать, что ли, ее копию, наверное – адаптированную, упрощенную. И ввести в личный бытовой обиход, превратив явленное отсутствие в фичу: для собственного бытового наличия, даже просто для удобства. Понятно, вся сфера компетенции отсутствия не найдет себе применения, но достаточно и того, что оно будет себя просто обозначать. Чем угодно, хоть желтой пластмассовой уточкой.
Понятно, это желание ad def противоречиво: вот уже в тексте сколько нагромождений из одной-двух простых идей. Причем смысл этого распухающего самопроявления банально сводится к тому, чтобы заполучить схему, которая бы позволила тут присутствовать, одновременно отсутствуя, причем – делая это на своих условиях. Но как иначе, когда именно ты знаешь, что тут за штука.
В общем, своего кода у субстанции нет, но есть коды прошивок, прикрепляющих ее к здесь. Тогда можно попробовать разрушить один их них – чтобы дать ей возможность выдраться из окисла, извлечься из упаковочной пленки. Но ведь резать придется именно по соединительному коду или вокруг него, его удаляя. Тогда что в результате? Процедура только нарастит соединительную ткань. Впрочем, подобное – в виде шрама – выпячивание кода сделает тайну наглядной, оформив ее частью жизни. Вот, видим, что у нас тут не оригинал, а окисел. Тут что-то к чему-то прикрепляется.
Но вот как определить, что тут еще является субстанцией? Имея в виду ее потенциальную цельность; это ничего, что сама субстанция здесь уже окисел. Внутри этой раковины еще что-то живое или уже сдохло? Вот некто – он еще субстанция, она еще есть у него внутри? Ну, все мы были вначале субстанциями, которые принялись окисляться, сшились с действительностью множеством разных кодов, функционируем в этой механике. То есть даже не частные случаи интересны; те, конечно, распознаются интуитивно, другое – точка невозврата, где субстанция утрачивает контроль. Все уже разложилось по набору кодов и реакций, а ей осталось догнивать без дела.
Вообще, если эти коды точные и выполняют свои функции, то их набор тогда просто как одежда, даже не как одежда, а фактически копия частной субстанции, ее проекция тут. Сложившаяся в определенный момент времени и уже немодифицируемая. Организм, настроенный на время и место. В принципе не так уж и плохо, на его век хватит. Другое дело, что любой код склонен быть зажеван рефлексиями и интерпретациями. А тогда уже просто черт знает что: организм при адаптации к окрестностям и себя потерял, и уточнить уже не может. Ничему своему он уже не соответствует, только общим местным обстоятельствам. И ничего не поправишь, контрольный пакет оригинала утрачен. Так вот, осталась ли там, внутри, субстанция или давно высохла?
Ладно, пусть она еще осталась, но как ей восстановиться в правах? Ясно, что локальных прошивок много – большие и маленькие, общие и частные. Но большие коды могут ощущаться малыми внутри себя или реально быть частями других кодов. Причем восстановление части может каким-то образом вызвать и восстановление целого. Например, если прямо мучить коды, как в случае здешнего, то есть венского, акционизма. Да, все в мощных шрамах, ну и что? А про здешний же психоанализ говорить неохота. Вообще, простуда всегда тянет за собой обобщения почему-то. С другой стороны, стал бы я в здравом уме заниматься подобными схемами? Конечно, рассуждения – это сухо: что ж, в данном месте читатель может представить себе что-нибудь приятное. Ну, не знаю… какие-нибудь свежие кусты, осыпанные желтыми и розовыми цветами (то есть один куст такой, другой этакий), – я их вижу с балкона.
Что касается прямых действий с кодами, то цель может состоять в том, чтобы вернуть субстанции управление неопределенностью – если она еще не высохла окончательно. Тут действие простое: надо попытаться доокислить вообще все, а то, что пока еще живое, – оно будет возражать, выкажет себя и попробует вернуть себе управление. Но это риск: где гарантия, что такая процедура не угробит остатки субстанции? Нет гарантий. И где она, субстанция, вообще может находиться?
Упростим все до наглядности. Все та же линейка: слева – самое материальное в лице тушки и ее личные повседневные чувства. Правее тогда окажутся идеологические описания, которые создадут разрыв социального и бытового. Правее за социальным, хоть это и странно, снова пойдет частное: там начинаются самодельные личные осознания (они неявно влияют на две первые зоны). Затем – следующий разрыв. В этом месте, надо полагать, как раз закончились окислы и начинаются разрозненные до-личные ощущения. Они индивидуальны, но не имеют шаблона, который бы позволил их упорядочить и связать с ними хоть какой-то смысл. Но можно соотнести с ними какую-нибудь частную картинку. А дальше и картинки закончатся, наступит уже что-то такое смутное, что не понять, чем это вообще может быть, – но оно все-таки ощущается. Далее – отсутствие. То есть присутствие в отсутствующем варианте, кто уж умеет. Выходит, субстанция – это то, что справа от второго разрыва. Отсутствие, конечно, уже не она: точнее – там нет уже и ее. Да, окисление начинается левее второго разрыва.
Просто и цельно. Разумеется, отрезок, где живет субстанция, совершенно непонятен, но это с непривычки. Вообще, субстанцию можно лишить пафоса, сказав, что раз уж линейка выстроилась и, очевидно, функционирует, то границу окислов можно считать просто инструментальным зазором между твоей исходной точкой и всем остальным, а субстанция просто работает смазкой в этом зазоре. Пусть даже этот зазор громадный: субстанция покроет собой и половину небосклона.
Тогда, если держать в уме крайние точки, легко сделать себя манекеном. Этой технологической установкой будут ликвидированы все внутренние смутности и неопределенности в уме. Субстанции как бы и нет вообще, хотя она, разумеется, присутствует: крайние точки без нее вместе не удержатся. С виду вроде обычное поведение тушки: хочешь есть – так и ешь, не думая, как функционирует пищеварение. Но нет, здесь об этом думать надо, иначе обрушится схема, рассыплется. Или уж надо суметь поставить себя так, чтобы настолько привыкнуть к наличию субстанции, что не думать об этом. Это сложно, зато эффективно. Конечно, это авантюрное поведение, но именно оно и требуется: если уж все это понял, то больше ничего и не надо, а чем занять себя в освободившееся, оставшееся время?
Развлекаться, понятно, перемещаясь по линейке туда-сюда. Если уж субстанция доминирует, то все равно, что за окислы вокруг. От них уже не надо избавляться, они сами по себе, не сцеплены с ней намертво. Они уже не устройства для пыток, а чисто для радостных развлечений. Не только отсутствие может предъявлять себя в виде желтой пластмассовой уточки, но и субстанция умеет развлекаться подобным способом, еще более легкомысленно.
Например, она может назначать коды, точнее – значения кодам. Космос тут сегодня будет фанерный ящик для переноски саженцев или транспортировки мусора стоимостью в одно ойро. И неважно, почему и куда именно надо отправить какой-то мусор. Потратить субстанцию нельзя: уж если она жива, то воспроизводится постоянно. Так что из нее можно делать что угодно в виде фигурок, картинок и большого количества слов, связанных друг с другом. Тогда из личного она будет переходить в общее – являясь в то же время частью неопределенно большой субстанции, гипотетически присущей всей популяции. Причем зона такого предъявления уже возле границы окисления, но похожа даже на какую-то привычную реальность. Этакая анимация кодов или производство фэйков, которые из-за своей естественности будут восприниматься как коды: ведь их можно трактовать, и они могут доставлять чувства, как же им не доверять?
