Броди Эштон - Девушка с ароматом ночи
Я поспешила натянуть свой мягкий кроличий наряд. Ноги у меня все еще не отогрелись, так что зеленые шерстяные носки я решила не снимать. Взглянув на себя в зеркало, висевшее на стене, я прыснула от смеха. После нескольких часов, проведенных под лыжной шапочкой, волосы мои выглядели так, будто я попала в эпицентр торнадо, а в этой одежде я напоминала большую сахарную вату. Посмеявшись, я расслабилась и направилась в гостиную.
Когда я вышла из спальни, Джек сидел у камина спиной ко мне с кружкой горячего шоколада в руке.
— Здесь уютно, — сказала я робко.
Он повернулся на голос и, посмотрев на меня, выплюнул горячий шоколад.
— Что? — удивилась я.
Явно желая взять себя в руки, он попытался сжать губы и схватился рукой за подбородок.
— Потрясающе.
Я вскинула брови, губы у него затряслись, и тут уж он не мог больше сдерживаться. Он затрясся от смеха.
— Ну, это не совсем та реакция, на которую я рассчитывала, — сказала я.
— Правда? — проговорил он, задыхаясь.
Я уперлась рукой в бок и топнула ногой, и тогда он, глубоко вздохнув, вытер глаза ладонью.
— Ты закончил? — спросила я.
Он покачал головой.
— Я люблю тебя.
— Прости?
— Ты меня слышала. — Он пошел ко мне.
Я посмотрела на свой свитер и снова на него.
— Ты заметил мой наряд?
Он был на полпути ко мне.
— О да, я заметил, — сказал он так, будто это была самая сексуальная вещь, которую он когда-либо видел. Губы его растянулись в улыбке.
— Ладно, но это тоже не та реакция, на которую я рассчитывала, — заметила я и сделала шаг назад, когда он подошел совсем близко.
Он взял мои руки в свои, и его улыбка исчезла.
— Бекс. Мне кажется, я знаю, чего ты опасаешься, но я хотел сказать лишь то, что сказал. Я люблю тебя. И я никогда не буду давить на тебя.
Я покраснела до корней волос.
— Но разве вы, мифологические существа, — я пыталась вспомнить, как Юлес это сказала, — не нуждаетесь в… э-э-э…
Джек выглядел смущенным. Он усмехнулся и сказал:
— Пожалуйста, даже не пытайся закончить эту фразу.
Я так волновалась, что сказала ровно то, что крутилось у меня в голове:
— Но у тебя были… был… то есть я знаю, что я у тебя не… первая…
— Бекс, пожалуйста. — Он потянул меня на диван напротив камина. — Слушай, моя история ведь ни для кого не секрет, — он пожал плечами. — Я изменил бы ее, если бы мог.
Я накрутила шнурок от свитера на указательный палец.
— Хорошо, — пробормотала я.
— Не прячь от меня лицо. — Он осторожно приподнял вверх мой подбородок и заглянул мне в глаза. — Это ты. И я не хочу это разрушить.
Говорил ли он серьезно? Я не знала, верить ли ему или признать, что я действительно выгляжу так непривлекательно. У Джека была репутация любителя случайных связей. Сколько он сможет ждать, пока я повзрослею?
Я взяла его руку, положила себе на талию и прильнула к его груди, так что стал слышен стук его сердца. Несмотря на его внешнее спокойствие, сердце бешено колотилось. Джек крепко обнимал меня, прижимая к себе.
Он шепнул, коснувшись губами моего уха:
— Я люблю тебя, Бекс. Я никогда такого не чувствовал.
Я снова кивнула, все еще не зная, верить ли ему. Я подумала о Лейси, о том, как она стояла рядом с ним.
— Ты никогда не влюблялся?
Он тихо вздохнул, и я почувствовала, как он качает головой.
— Это легко сказать. И сложно испытать.
Он провел пальцами по моим волосам и убрал прядь мне за ухо. Затем сказал тихо:
— Просто из любопытства, что бы ты сказала, если бы я захотел…
— Я бы сказала «нет».
— Да?
Я кивнула.
— Я рада, что ты не сказал, потому что это было бы ужасно.
Он затрясся от смеха.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Сейчас
Столовая для малоимущих. Осталось четыре месяца.
Время на Поверхности бежало так стремительно, что дни сливались в один и я не знала точно, сколько суббот прошло до того дня, когда я снова встретила Мэри в столовой. Разливая по мискам суп, я высматривала ее в очереди, потому что все еще хотела спросить о дочери Присциллы, о которой мне рассказывала девушка с косами.
Я очень хотела помочь ей, сама не знаю почему. Не то чтобы она была первой несчастной старухой, которую я встретила в жизни, но когда она сказала мне, что я разбила сердце, я почувствовала какую-то связь с ней, как будто ее старческое слабоумие наделяло ее чудесной способностью видеть человеческие души насквозь.
Я знала, что это невозможно.
Когда в чане с супом оставалась уже половина, я увидела ее в очереди. Она потянулась за подносом, и я заметила у нее на руке старинный серебряный браслет. Это было ее единственное украшение, и оно казалось тяжелым на ее тонком запястье. Должно быть, фамильная драгоценность или что-то в этом роде.
— Привет, Никки, — сказала она, когда подошла ее очередь.
Я не помнила, чтобы называла ей свое имя.
— Привет, Мэри. Как у вас сегодня дела?
— Можешь сегодня поесть со мной?
— Э-э-э… — я взглянула на Кристофера, и он кивнул. — Конечно, сейчас.
Вероятно, это было еще одной стороной моих обязанностей, помимо разливания супа. Я налила себе суп в тарелку и пошла за Мэри к одному из длинных прямоугольных столов. Мы сели в дальнем конце лицом друг к другу.
— Прости меня за тот день, — сказала она. — Я тогда устроила небольшую сцену.
— Ничего, все нормально.
— Я просто… иногда путаюсь. — Она поломала хлеб на маленькие кусочки и положила их в суп.
— Я понимаю.
Она посмотрела на меня с надеждой.
— Правда?
— Конечно, Мэри. — Я хотела было сказать ей, что у моей бабушки была болезнь Альцгеймера, но передумала. Вдруг она обидится на такое сравнение.
Она ждала, пока я скажу что-нибудь еще, и я решила, что сейчас подходящий момент для моего вопроса.
— Мэри, мне одна девушка здесь рассказала, что вы искали чью-то дочь?
Глаза у нее забегали, будто она волновалась из-за того, что могла ослышаться. Может быть, это был секрет.
Я понизила голос:
— Это правда?
Она не ответила, и я продолжала:
— Я могла бы помочь вам найти то, что вы ищете. Кто такая дочь Пенелопы?
Испуг исчез с лица Мэри, и она вдруг сдавленно захихикала.
Выглядело это довольно нелепо. Когда к ней вернулось самообладание, она сказала:
— Я ничего об этом не помню.
Она снова была спокойна. Очевидно, если она и знала что-нибудь, то рассказывать не собиралась. Я сменила тему:
— А откуда вы?
— Отсюда. Из Парк-Сити.
— У вас есть семья?
— Только мама.
Я постаралась не показать своего скептицизма. Ей должно быть не меньше восьмидесяти лет. Может, она имела в виду, что мать все еще духовно с ней. Или что она выросла с одной матерью. Я снова переменила тему, потому что не хотела сообщать ей ошеломительную новость, что ее мать, вероятно, уже умерла.
— Красивый браслет, — сказала я, указывая на ее запястье. — Откуда он у вас?
Она быстрым инстинктивным движением пошевелила рукой с браслетом под столом.
— Он передавался в нашей семье из поколения в поколение. — Она съела ложку супа и откусила хлеба. — По женской линии, — добавила она. — Но ты не можешь его взять.
— О, что вы, просто он красивый, — сказала я.
Очередь за едой становилась все меньше. Мэри доела суп, попила воды, поставила чашку и наклонилась вперед. У нее затряслись руки.
— Помоги мне, Никки.
Она сказала это ни с того ни с сего.
— Хорошо. Что я могу сделать?
— Я в растерянности. Я была готова уйти. А теперь я не знаю, что делать.
Говорила ли она о смерти?
— Что меня ждет? — спросила она.
Я медленно покачала головой.
— Я не знаю, честно.
— Но во что ты веришь?
Еще год назад мое христианское воспитание подсказало бы мне ответ: в рай. Когда я как-то спросила отца, где, по его мнению, находится мама, он сказал, что она на небе, смотрит на нас. Но теперь мне казалось, что это очередная ложь, которую люди придумали для самоуспокоения. Я ничего не знала о царстве небесном.
— Я не знаю, что вас ждет, — сказала я. Она поникла. — Но там должно быть лучше, чем здесь, — добавила я. — Так просто должно быть.
Ее плечи обмякли, и только тут я поняла, как она была напряжена.
— Спасибо.
Когда мы мыли посуду после обеда, ко мне подошла девушка с косами.
— Сочувствую, что тебе пришлось сегодня обедать с Мэри.
Я наклонилась, чтобы собрать тряпкой крошки со стола.
— Это было славно. Мне жаль ее. Я попробовала спросить ее о дочери Пенелопы, но она засмущалась.
— Персефоны, — сказала девушка с косами.
Я подскочила.
— Как ты сказала?
Она откусила кусочек оставшейся от обеда булки.
