Джошуа Феррис - Безымянное
— Мне нужно будет надевать прибор до прогулки?
— Да, — ответил доктор. — Чтобы отследить изменения, вам придется носить его круглосуточно.
Доводы Багдасаряна били в цель. Тим и сам не знал, почему так жаждет подтверждения, что болезнь имеет именно физическую, а не психическую природу. Почему-то избежать компании чокнутых и симулянтов стало для него вопросом жизни и смерти. Он хотел обелить себя и перед Джейн, не нуждавшейся в доказательствах, и перед Беккой, смотревшей с подозрением, и перед медицинской братией, навострившейся перекидывать его из рук в руки, и перед коллегами, от которых только и жди фирменной скептической усмешки. Однако больше всего он хотел оправдаться перед самим собой.
Доктор умолк, и в памяти всплыли уже пройденные бесчисленные сканы, анализы и тесты, жесткие больничные кушетки, холодные бумажные халаты и бессчетные моменты, когда так же екало сердце от шевельнувшейся надежды. А на работе? Он и так ходит по кабинетам с рюкзаком, что же будет, когда он явится в непонятном шлеме с датчиками?
— Мне нужно подумать, — сказал Тим.
— Подумать?
— А если ничего не выйдет? — обернувшись к Джейн, спросил он. — Если опять все надежды прахом? Что тогда?
— Но ведь именно этого ты с самого начала и добивался, — возразила Джейн. — Доказательств. Подтверждений.
— А где гарантия, что они появятся?
— Какая у тебя альтернатива? Сдаться? Опустить руки?
— Простите, — сказал Тим врачу. — Мне все-таки нужно подумать.
— Понятно и объяснимо, — кивнул Багдасарян.
15Она забежала в продуктовый купить еды к ужину. Дожидаясь, пока вернется из подсобки мясник с заказанными телячьими отбивными, Джейн обернулась — и сердце затрепетало при виде стоящего рядом мужчины.
Затрепетало совсем по-девичьи. Откуда, спрашивается, в ее сорок шесть, после двадцати лет супружества, подобные сюрпризы? Костюм с галстуком, пальто. Дизайнерские очки выдают любителя джаза и художественных журналов. Наверняка ходит в спортзал, и когда качает мышцы, по шее стекают соблазнительные капли пота. На вид ему лет тридцать пять, ни днем старше. Вот ведь подлость со стороны вселенной — поставить это воплощение идеала мужской красоты прямо за спиной женщины, покупающей телячьи отбивные к семейному ужину… Если подвинуться на шажок ближе, со стороны покажется, что они пара. Еще шажок — и все будут думать, что где-то в Нью-Йорке их ждет вознесшаяся над шумными улицами уединенная студия-лофт с современным искусством на стенах, наполненная мелодичной музыкой. А может быть, у него двое детей, или он нюхает кокаин в клубных кабинках — она ровным счетом ничего о нем не знает. И от этого он только желаннее. Джейн гнала соблазнительные картины прочь, помня о клятвах, о долге и о семейных устоях, которые не могут рухнуть от одной мимолетной встречи в продуктовом, — но все же опасно шатаются.
Когда она в последний раз испытывала такую же мучительную тягу к кому-то? Незнакомец обернулся, и Джейн, смалодушничав, уткнулась взглядом в витрину. Потом все-таки повернула голову. Все еще смотрит. Улыбнулся. Не дежурной вежливой улыбкой — глаза глядят пристально, значит, флиртует. Джейн захотелось взвизгнуть. Намотать на руку его галстук. Попросить телефон.
Что же это с ней такое? Какие-то отголоски на генном уровне? Еще из тех времен, когда предки лазили по деревьям? Зов тела? Только этого мне не хватает!.. Улыбка незнакомца обладала темной силой, толкающей забыть обо всем, пробуждающей эгоизм и безрассудство. Джейн представила, как украдкой выскальзывает вместе с красавцем из магазина, садится в чужую машину, проезжает мимо собственного автомобиля, где Тим с закрытыми глазами слушает радио на пассажирском сиденье. Другая жизнь, параллельный мир. Как было бы просто. Приехать к незнакомцу и остаться у него навсегда. Дайте мне его, и я изменюсь! Я заново обрету смысл существования. Я расшифрую код. Я буду смеяться в подушку над своей немыслимой удачей. Я буду валяться в постели часами с наслаждением, которое, казалось, уже не вернется. Я перестану делать домашние дела словно из-под палки. Улыбка будет озарять мое лицо с утра до ночи. Я буду влюбленной, полной сил, беззаботной. Подари мне другую жизнь, и я вспомню про эпиляцию. Я буду ходить по бутикам в Сохо и выбирать подвязки и комбинации, еле сдерживаясь, чтобы не завопить от восторга под шелест упаковочной папиросной бумаги.
Звонки посреди ночи, дальние поездки к черту на рога, тревога, отчаяние, неопределенность, жертвы… Пусть теперь Бекка этим занимается. А он пусть берет такси.
Джейн прошагала в противоположный конец магазина и двинулась вдоль стеллажей с вином. Взяла первую попавшуюся бутылку — самую дорогую из представленных. Вышла из отдела и тут же вернулась за второй.
— А где продукты? — спросил он.
Джейн закрыла дверцу.
— Очередь большая. По дороге что-нибудь купим.
— А я уже настроился на телятину, — вздохнул Тим.
Джейн уложила на заднее сиденье две бутылки вина.
— Вино купила, а мясо не получилось?
— Вино я оплачивала в отделе алкоголя, там очереди не было.
— А мясо там же нельзя было оплатить?
— Знаешь, обидно, что ты не хочешь принять помощь Багдасаряна, — сменила тему Джейн. — Кроме меня он единственный, кто не подозревал тебя в сумасшествии. Он из кожи вон лезет, пытаясь доказать, что болезнь невыдуманная, и вот теперь наконец появилась надежда получить хоть какие-то факты, добиться того, что тебе было необходимо, что ты искал, о чем ты умолял. Вот оно, рядом, близко — да, гарантий нет, он честно предупреждает, но все равно мы о таком и не мечтали. Хорошие ведь новости? Надо прыгать от восторга! А ты ломаешься и крутишь носом. Да что с тобой? Сколько раз…
— Эй! — остановил ее Тим. — Что это тебя понесло?
— В скольких приемных мы с тобой пересидели? У скольких специалистов побывали? Я и в Огайо летала, и в Миннесоту, и в Калифорнию, и даже в треклятую Гаагу с тобой под ручку, пока ты выискивал своих гениев. Мы всех светил перебрали, все громкие имена. Я ведь на каждом шагу с тобой. Помнишь дневник, Тим? Или журнал, как он там назывался? Каждый день, каждый божий день мы записывали, что ты ешь, что пьешь, сколько спал, когда ходил в туалет, какая была погода, температуру воздуха, давление и прочую хрень. Любую фигню сразу на карандаш! У меня висела карта, утыканная цветными кнопками — вот досюда ты прошел в понедельник, вот досюда в среду… Я слушала твои вопли, пережидала вспышки ярости и отчаяния…
— Можно мне слово вымолвить?
— И после всего этого, после всего, что я вытерпела и вынесла, ты не готов сделать крошечный — один-единственный — шаг?
— Неужели ты не понимаешь? Если мы опять вытянем пустышку, мне останется только наложить на себя руки.
— Ты же сказал, что никогда…
— Но меня потянет.
— Значит, все? Категорический отказ?
— Я обещал подумать.
— А у меня права голоса нет? После всего этого ты лишаешь меня слова?
— Я должен решить сам.
— Только не воображай, будто я не понимаю, в чем загвоздка, — предупредила Джейн. — Тебе придется надевать шлем на работу, вот что тебя останавливает.
Она включила заднюю передачу — и тут же резко ударила по тормозам, чуть не задавив идущих через парковку женщину с девочкой.
Домой катили в молчании, не останавливаясь на ужин. На подъездной дорожке в лобовое стекло ударили лучи фар Беккиного «Вольво». Джейн и Бекка разъехались к заснеженным обочинам и опустили окна.
— Ты куда?
— Никуда.
— Куда ты собралась, Ребекка?
Бекка нетерпеливо глянула на темную улицу. Тим перегнулся через Джейн, чтобы лучше видеть дочь.
— У меня концерт.
— Какой может быть концерт в учебный день?
— Учебный день? Я что, в началке?
— Где этот концерт?
Отстегнув ремень безопасности, Бекка нырнула на заднее сиденье, где лежал гитарный кофр, и сунула в окно флаер. Джейн прочитала. Потом, не глядя на Тима, передала флаер ему.
— Так это не «открытый микрофон»?
— Там ведь все написано, мам.
Тим изучал флаер.
— Тут твоя фамилия, — удивленно проговорил он в окно.
— Это здесь, у нас, — продолжала Бекка. — В Нью-Йорк ехать не надо.
— Почему же ты нас пораньше не предупредила?
— Потому что не хотела вас звать. И потом, вы бы все равно не пришли. Все, можно уже ехать?
Джейн взяла с нее обещание быть дома к часу, и Бекка покатила к выезду. Джейн загнала машину в гараж и вышла, забрав бутылки с заднего сиденья. Тим сидел неподвижно, изучая флаер.
16P. X. Хоббс носился ураганом. Выскакивал из машины не дожидаясь, пока шофер откроет перед ним дверь, вихрем подлетал к эскалатору и взмывал в вестибюль. У лифта притопывал, заражая нетерпением стоящих рядом. Первым заходил в лифт и первым выходил, пропустив разве что женщин. Врываясь в стеклянные двери приемной «Тройер и Барр», принимался барабанить пальцами по стойке секретаря, и та, набирая номер, чтобы доложить о прибывшем, умоляла про себя, чтобы соединилось побыстрее. Таким Хоббс был всегда, еще до того, как над ним повис дамоклов меч обвинения в убийстве. В ожидании провожатого он присел на диван, тут же вскочил и подошел к окну. Побренчал мелочью в кармане, уставившись наружу, и, не найдя на чем остановить взгляд, двинулся обратно к секретарю. Приглаживая на ходу убитые краской прилизанные волосы с залысинами, он поинтересовался, сколько ему еще ждать. В приемной он провел уже целых сорок пять секунд. Секретарь схватила трубку и начала набирать номер снова, но тут появился Тим.
