Юрий Визбор - Альтернатива вершины Ключ
Чай у дяди Мити был горячий.
– Не спеши, не торопись, подуй, – подсказал дядя Митя.
– Что же вы тут живете? – сказал Володя. – Над вами камень висит.
– Э, сынок, – махнул рукой дядя Митя, – надо мной столько висело, да все мимо проехало. А самое паршивое – ракеты осветительные. Лежишь весь видимый для невидимого врага. Вот страсть, ясна погода!
– Все-таки жилье вам нужно сменить, – сказал Володя.
Дядя Митя усмехнулся, встал, пошел, прихрамывая, к буфету, взял сахарницу.
– Жилье придется сменить, – сказал он все с той же усмешкой, – это ты прав. Скоро придется получить последнюю прописку.
Он глянул в сахарницу и расстроился.
– Все кончается, – вздохнул он. – Сахар кончается. Жизнь кончается. Лето кончается. Только погода никогда не кончается.
– Жарко, – сказал Володя, попивая чаек.
– Жарко, – сказал дядя Митя. – Что за устройство человек! На Колыме сколько лет мечтал отогреться… Мечтал – лягу когда-нибудь на солнышке и буду три дня лежать, пока насквозь не прогреюсь. А здесь от солнца прячусь, шляпу завел. А какой выход из жизни?
Дядя Митя протянул Володе руку, и Володя прочел на тыльной стороне его сухой сильной руки наколку: «Горя не бойся, счастья не жди».
– Мудрая мысль, – сказал Володя.
– Все было, – продолжал дядя Митя. – Война, тюрьма, жена, дети. Все кончилось. Война кончилась, тюрьма кончилась, жена умерла, дети разбрелись, ясна погода! А теперь я сторож. А чего здесь сторожить? Жизнь свою окончательную сторожу. Вот человек зашел, мне радость.
– Меня Володей зовут, – представился Володя. – Мы как раз камень укрепляем, чтобы он на вас не упал.
– А я что же, не знаю? – сказал дядя Митя. – Знаю. И тебя знаю. Ежедневно вижу над собой. Человек всегда виден. И кто добро творит, и кто зло. Каждый виден другому. Вот кто меня сюда на старость лет пристроил, в эту комнату? Она ведь нигде не числится как жилое помещение. Кто? Добрый человек. Кто мне должность сторожа схлопотал? Тут сторож, конечно, условно, я день и ночь при дизелях состою, однако ж? Добрый человек. Удивишься, когда скажу, – женщина. Красавица наша незамужняя, Юнна Александровна, зам. главный инженер, дай бог ей хорошего жениха.
– За что ж она вас так полюбила? – улыбнулся Володя.
– Из жалости к судьбе. Ну и, конечно, нога здесь слово сказала.
– Какая нога? – не понял Володя.
– Эх, Володя двуногий, радости у нас с тобой разные. Ты пить-гулять, девушек обнимать…
– Не пью, – сказал Володя.
– Я к примеру. А моя радость – вот она, за сейфовым замком.
Тут Володя и вправду разглядел в углу комнатушки старый, с облетевшей краской сейф. Дядя Митя встал и пошел к нему с явной целью открыть, когда в комнату заглянул молодой длинноволосый парень в тельняшке.
– Дядя Митя! – закричал он. – Ты топливо принимал сегодня?
– Полтонны, – ответил дядя Митя.
– Что ж ты, безногий черт, в журнал не записал? Дядя Митя подумал над ответом, вздохнул и признался:
– Забыл.
– Сахару больше штефкать надо, сахар мозги укрепляет! – сказал молодой парень и закрыл дверь. Дядя Митя постоял немного в середине комнаты, нахмурился, вопросительно поглядел на Володю.
– Чего ж это я хотел? Забыл…
– В сейфе что-то… – сказал Володя.
– Эх, прав Николаич, сахару мне надо больше, – ворчал дядя Митя, открывая сейф. Он распахнул его резко и победно посмотрел на Володю, словно ожидал, что тот воскликнет, пораженный видом несметных богатств. В сейфе было что-то странное… что-то поблескивало. Дядя Митя, не увидев желанного восторга, кряхтя нагнулся и вынул из сейфа новенький, блестящий металлом и кожей протез.
– По страшному блату достал! – сказал дядя Митя, держа в руках сокровище. – Через хлебозавод. Ненадеванный.
Тут снова в комнату влетел парень в тельняшке. В руках у него был журнал.
– О, – сказал он, – опять он со своей костылей! Распишись. Дядя Митя достал из буфета очки.
– Ты хоть бы раз в нем прошелся! – сказал парень.
– Николаич, – ответил дядя Митя, склонившись над журналом и долго выводя подпись, – двадцать третьего февраля надену, я сказал.
– Женить тебя, дядя Митя, надо, – сказал этот самый Николаич. – В форму войдешь, будешь бегать бегом от инфаркта.
– Моя невеста с косой ходит, – сказал дядя Митя.
– С косой – это хорошо, – неожиданно рассмеялся парень, – а вот наши беременные ходят. Вот это, старик, проблема мировая!
Парень взял журнал и вышел. Дядя Митя сел за стол, аккуратно сложил очки, воткнул их в старомодный футляр.
– Еще чайку? – спросил он у Володи.
– Нет, спасибо.
– Вот так и живем. Тут, когда камень этот покачнулся, я первый драпу дал, на протезе. Не поверишь, чуть не всех обогнал, отбежал в сторонку и вдруг думаю – чего я бегу? Жизнь прожита, а жить, оказывается, охота, ясна погода!
Вся команда, включая Марата, стояла на дороге перед компрессорной. С камня были уже сняты тросы и веревки, а сам камень был теперь виден из-за клетки стальной сети. Ребята стояли в тренировочных костюмах, и только Марат был при своем героическом виде, в каске, весь перепоясанный веревками. Все смотрели на дорогу, по которой шли самосвалы. Наконец показались две «Волги».
– Едут, – сообщил Руслан.
– Ну, – сказал Володя, – держитесь, моряки! Работу будет принимать какая-то шишка из главка. Чистый зверь, как говорят.
– Капитан, – быстро сказал Саша, – больше ни одного дня. Если что доделать – сегодня ночью.
Володя кивнул. Машины остановились около компрессорной. Из передней «Волги» вышел не кто иной, как Воронков. С ним была Юнна, еще какие-то люди. Улыбаясь, Воронков пошел к Володе.
– Старые знакомые, – сказал он, пожимая руку капитану. – Как успехи?
– Нормально, – сказал Володя.
Воронков обошел всех, со всеми поздоровался. Пожал руку и Марату, не сказав ему ни слова. Остановился, стал смотреть на камень.
– Когда закончили? – спросил он Юнну.
– Вчера, – ответила Юнна.
– Не трясло еще?
– Слава богу, нет.
– Жаль, а не слава богу, – сказал Воронков. Он повернулся к Володе.
– Юнна Александровна не сможет у вас принять работу, – сказал он.
– Это почему? – грозно спросил Саша, но Воронков даже не посмотрел в его сторону. Он говорил только с капитаном.
– И я не могу у вас принять работу, – продолжал он. – Работу у вас примет только приличное землетрясение.
– Мы производили расчеты, Сергей Николаевич, – сказала Юнна.
– Расчеты – это хорошо, – с явной иронией сказал Воронков. – А что происходит у Шайхометова?
– Леса нет, – сказала Юнна. – Железная дорога держит за горло. Отсюда все проблемы.
– Минутку, – прервал ее Воронков, – вы, Юнна Александровна, дойдите до слова «однако». Предположим: «однако к пятому августа недостатки будут устранены».
– Однако, – медленно сказала Юнна, – к пятому августа положение станет еще хуже.
Воронков грозно взглянул на Ковальскую, но ничего не сказал.
– Ладно, разберемся на месте у Шайхометова, – тяжело заключил он. Подошел к Марату.
– Ну как? Освоился? – спросил он у сына.
– Нормально, – солидно ответил Марат. – С энергией перебои частенько бывали.
– Где я тебя найду вечером?
– В общаге.
– Володя! – возмутился Воронков. – Ну как он у тебя говорит? В общаге!
– Не доглядел, – засмеялся Володя.
– Это я у тебя так говорю, – сказал Марат отцу. Воронков не нашел ответа и пошел к машине. Юнна торопливо сказала Володе:
– Как наш роман?
– Продолжается, – улыбнулся Володя. – Завтра утром мы улетаем.
– Мне тебе надо сообщить нечто важное. Где ты сегодня вечером?
– Там же, у столба. С десяти.
– С двенадцати, – сказала Юнна и села в машину.
Когда улеглась пыль, поднятая уехавшими машинами, Володя улыбнулся, захлопал в ладоши и сказал:
– Ну что, моряки, поздравляю!
Все стали пожимать друг другу руки. Володя подошел к молчавшему мрачному Петру Семушину и стукнул его по плечу.
– Ну, – сказал он, – а ты боялся.
– Я и сейчас боюсь, – ответил Петр. – И я хочу тебе сказать, капитан, вот что: лучше поругаться на земле, чем на горе.
– Я с тобой не ругался, Петр, – сказал Володя. – Я просто сторонник принципа единоначалия. Так меня научили на флоте.
– А я с тобой поругался, – сказал Петр. – Мысленно, конечно. Я тебе облегчу жизнь, капитан. Ты все равно должен выбирать – идут только четверо. Я сам отказываюсь от горы.
Володя помолчал немного. Молчали и все вокруг.
– Когда мы с тобой последний раз ходили вместе? – спросил Володя.
– Пять лет назад, – сказал Руслан вместо Петра, – на стену Короны.
– Это когда гроза была, помнишь? – сказал Саша.
– Да-да, – сказал Володя, – мы тогда связали все железо и кинули вниз на сорокаметровом конце. Помнишь?
– А вы, дураки, – сказала Лида, – стали выталкивать из палатки Вадика Кавешникова, потому что у него было два вставных металлических зуба!