Юрий Визбор - Альтернатива вершины Ключ
– Жаль, – вздохнула Юнна, – очень жаль. И жаль, что ты здесь стоишь и меня ждешь, потому что в такой поздний час нужно ждать других женщин: мягких, нежных и добрых.
– Ну, успокойся, – сказал Володя. – Что, у тебя какие-то неприятности?
– Никто не хочет работать. У всех есть оправдания. А я им так и сказала: кто хочет работать – ищет средства для работы. Кто не хочет – ищет оправданий. Что здесь поднялось! Даже Бугримовой обозвали. Я вот сейчас ехала к тебе и думала: ну что я ему скажу? Ну что может сказать женщина в таком состоянии? Я не способна ни на что. Это моя третья стройка, мне 31 год. Был муж. Естественно, ушел, и я его понимаю. Я ем в столовых. Я сварила суп последний раз зимой. У меня здесь квартира совершенно пустая, книги на полу. Летом поехала в отпуск. Три дня отсыпалась в номере, один раз на море вышла. На четвертый день случилась авария на восемнадцатой секции, и меня отозвали на работу. Кому я такая нужна? И зачем мне муж? Чтобы я вываливала на него свои неприятности?
– Да ладно, – сказал Володя, – что ты мне рассказываешь? Я сам строитель.
– Здрасьте! – засмеялась Юнна. – Что строим?
– Жилье.
– Какие серии?
– 2-47 в основном. И-522, рваные края в мелкую шашечку.
– Что же у вас такое старье?
– Вот у меня в команде один архитектор есть, вопрос к нему.
Юнна, почти невидимая в темноте, все же где-то в глубинах автомобильной полочки раскопала сигарету, закурила. Огонек выхватил из темноты половину ее лица, под волосами мягко сверкнула сережка. Под глазами круги, рука, державшая огонь, чуть дрожала. «Да, – подумал Садыков, – большая стройка, не то что наши скворешники».
– Он объяснит – это вопрос к ДСК, – сказала Юнна после паузы. – Архитекторы могут нарисовать все, что угодно. Бумага выдержит.
– Так я и говорю то же самое.
– A y вас на ДСК люди-то приличные?
Садыков немного помялся, будто его спросили невесть про что на судебном разбирательстве.
– Сколы в основном допустимые бывают, – тяжело ответил он. – Ну, иногда приходят переизвествленные панели, не без этого. Но как ее определишь? Через год только, когда начнет протекать…
Он замолчал в досаде на такие свои слова, на весь этот разговор, которому разве что место на производственном совещании. Юнна курила, прислонясь к машине. «Ерунда все это, – подумал Садыков, – не выйдет у нас ничего». Ему вдруг стало легко от этой мысли, холодная уверенность успокоила.
– Больше всего ненавижу, – тихо сказала Юнна, – смотреть на часы. Причем смотреть тайком. Чуть-чуть руку вперед подвинула, вроде она затекла, открылись часы… таким скользящим взглядом по циферблату… Ого! Пора заниматься другой жизнью. Все. Скорости переключаются, мотор гудит, вперед! Куда? И в этой жизни толком не побывала, так, отметилась, и эту жизнь на скорости проскакиваешь, всем привет. Нигде тебя нет, нигде не задержалась, все мимо. Где цель? Где средства? Где время?
– Ты бы курить бросила, – неожиданно для себя сказал Садыков. – Бросишь курить – женюсь.
Юнна расхохоталась, резко, нервически, смеялась, всплескивала руками, то припадая к замершему Садыкову, то отталкиваясь от него. Пыталась что-то говорить сквозь смех: «Боже мой… Я-то… Ой, не могу!…» – В итоге всего этого приступа поцеловала Садыкова в бронзовую щеку.
– Прости, прости меня, – говорила она, давясь последними приступами смеха, – я действительно… произвожу впечатление полной… просто совещание у меня было такое… ну, дикое совещание… с энергетиками. Они ведь – энергетики…
В это время, ах как некстати, – если бы знал этот звонивший т. Степанов! – раздался вызов автомобильной радиостанции. На секунду все остановилось, будто по детской команде «замри». Звезды прекратили свой бег, искусственные спутники недвижно повисли на орбитах. Застыла и мгновенно смолкла коричнево-красная река. Зуммер радиостанции сердито и настойчиво требовал прервать ночной смех, прекратить полунамеки и недосказы, когда у Шайхометова все дело встало! Юнна взяла трубку и сказала: «Ковальская!» Мгновенно возобновили движение звезды и спутники, понеслась вперед и загрохотала река. Она сказала: «Ковальская!» – без всякого видимого перехода, обретя жесткий служебный тон. Эта мгновенная смена интонаций, способность к секундному переключению на самых высоких скоростях поразила Садыкова. «А где вы раньше были, Степанов? Да при чем здесь в машину или не в машину?… Где Шайхометов? А что он сам не звонит, что он вас подставляет? Нет, дорогой мой Степанов, я никуда не поеду. Проинформировать меня – ваш долг». Юнна со злостью вставила трубку в гнездо.
– Вот такое у нас вышло свидание, Володя, – сказала она.
– Да ладно, что я не понимаю? – ответил Володя.
Он подумал, что и вправду у нее жизнь не очень-то сложилась. Что ее занесло на стройку, к мужичью и бетонным работам? Зачем она взялась за такую лямку, как должность замглавного? Вот так жизнь нас, дураков, учит: возьмешься потянуть все это, все кричат вокруг: «Браво! Правильно! Еще чуть-чуть, а мы тут скоро подбежим, поможем!» Потом глядишь – никого нет, один. А потом привыкаешь. И уже выясняется, что лямка эта – содержание жизни. И все разговоры об этом, и все в семье – тоже об этом. И вот уже дети назубок знают сорта кирпича и модели подъемных кранов. И телефон стоит на полу возле тахты: только руку свесить, и ты в родном коллективе, рядом с начальством или подчиненными…
– Лучше б ты не приезжал! – в сердцах сказала Юнна, занимая водительское место. – Растормошил все…
Видно было, как она махнула рукой, вернее, в темноте рукав ее светлой куртки огорченно махнул. Повернула ключ зажигания, слабо осветилась круглой и глупой зеленой лампочкой готовности.
– Завтра я постараюсь заглянуть к вам, хотя это будет очень сложно. Если меня не убьет мастер спорта с мягкой, но тяжелой рукой, хотя бы улыбнись мне.
– Я могу заранее улыбнуться, авансом, – предложил Володя. Это, кажется, развеселило Юнну.
– Прекрасная мысль! – сказала она. – Жалко только – в темноте не увижу. И вообще, жалко, что не вижу твоих глаз.
– Еще насмотришься, – сказал Володя. Он, холодея, положил Юнне руку на плечо. Она, чтобы, как показалось Володе, не вспугнуть эту руку, мягким и осторожным движением повернула ключ зажигания. Заработал мотор.
– Ты был женат? – спросила она. Володя убрал руку.
– Не был. Но… любил.
– По-настоящему?
– Да.
– Почему не вышло?
– Могу тебе рассказать, – зло ответил Володя. – Но не при заведенном моторе.
– Да, ты прав. Извини.
– Ничего.
– Я все-таки поеду.
– Конечно, уже поздно. Уже второй час.
– Второй? Ничего. Все-таки я подскочу к Шайхометову.
– А что, без тебя не обойдется? Юнна подумала.
– Может, и обойдется, конечно. Но – привыкла.
– Порочный стиль руководства, – сказал Володя.
– Без сомнения, – подтвердила Юнна. – Но вообще это не каждый день бывает. То есть не каждую ночь. Так что у меня еще будет возможность утром поджарить тебе омлет. Или яичницу?
– Омлет, омлет, – ответил Володя. – Только я тебе это доверю, когда научу, как делать омлет пышным.
– Согласна! – сказала Юнна. – Привет!
Она включила дальний свет, и машина, переваливаясь на волнах прошлогоднего асфальта, который при резком свете фар походил на поле артиллерийской битвы, стала удаляться. Володя еще некоторое время смотрел, как пляшет на ухабах огонек стоп-сигнала. Луна уже скатилась за гребень черных гор, и пепельное, нерешительное при ней небо начало наваливаться предрассветной темной синевой…
Володя с Маратом тащили на гору силовой кабель. Кабель был разделен на два мотка, тяжелых, как водолазные доспехи. Марат пыхтел под своей половиной, но не сдавался, продолжал начатый внизу разговор.
– А что же главное в жизни? – спросил Марат.
– Быть человеком, – сказал Володя.
– А ты – человек?
– Человек.
– Откуда ты знаешь?
– Я так думаю про себя, – ответил Володя. – Это очень важно – правильно думать о себе.
– Адекватно, – сказал Марат. – А машина у тебя есть?
– Нет.
– А дубленка есть?
– Нет.
– А джи-ви-си есть?
– Не знаю, что это такое, но наверняка нету.
– А что же у тебя есть? – спросил Марат.
– Жизнь, – сказал Володя.
– Моральные ценности? – спросил Марат. – Это хорошо, но на них, капитан, далеко не уедешь. А на «Волгу» сел и поехал. Дживиси включил – слушаешь стереомузыку. Кайф!
– Не в этом дело, курсант. Конечно, я когда-нибудь куплю стереомагнитофон. Ну не дживиси, а что-нибудь подешевле, наше. К тому времени, когда я соберу деньги, наши, наверно, сделают что-нибудь хорошее. С машиной дело посерьезнее, хотя в принципе, если поставить такую цель, тоже можно обзавестись. Но это ведь вещи, просто вещи.
– Ну и что? Разве они плохие?
– Они очень хорошие. Но я – депутат горсовета и часто вижу, как люди портят себе жизнь из-за вещей. Попадают в тюрьму. Теряют любовь. Расходятся с друзьями. Продают себя за вещи, иной раз за совершенно ничтожные. А иногда за дорогие. Да и не важна стоимость. Важна сама продажа.
![Джеймс Купер - Сатанстое [Чертов палец]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
