Жорж Перек - Исчезание
Эймери явился к Аттавиани. Шпик снимал квартиру у станции Виадук-де-Нейи, в квартале Нейи, близ парка с белками и ежиками. На первый взгляд, Аттави Аттавиани выглядел как классический сутенер. Сидел, развалясь в кресле-качалке ампир, вмяв зад в думку из ратина, стянутую замшей в шнурах и украшенную кистями и шишечками, ел рулет из селедки, макая снедь в банку с перцами и каперсами в маринаде.
— Итак, — сказал Аттави, сразу же перейдя на «ты», — меня перевели к тебе в ассистенты. Рассказывай вкратце и с начала.
— Итак, — сказал Эймери. — Антей Глас исчез. За три дня перед тем, как исчезнуть, Антей написал мне в письме следующее: ему пришел черед уйти. А мне кажется, Антея выкрали.
— Зачем выкрали? — прервал цепкий Аттави.
— Антей Глас знал, — интригующе выдал Эймери.
— Знал?
— Ни я, ни другие не имеют представления, каким знанием владел Антей…
— Ну-у-у…
— В дневнике Антей раз девять-десять намекал, и нам следует эти намеки разгадать. Дескать, знал, пусть даже не представляя, или же представлял, так и не узнав…
— Да уж, яснее некуда…
— В письме, — не сдавался Эймери Шум, — была еще удивительная приписка: «Чуя зверинецъ, где эль ежей — миф, пыхай ещё, шибкий юрист!» Наверняка Антей пытался тем самым навести нас на след. Мне думается, нам следует сначала изучить эту версию. Затем, перечитав дневник, мы сумели бы выжать какие-нибудь сведения…
— Хм, — скептически хмыкнул Аттави Аттавиани, — весьма запутанный случай.
— Для начала, — не замечая скептицизма шпика, сказал Эймери, — не съездить ли нам в зверинец?
— В зверинец?! — выпалил изумленный Аттавиани, — зачем тащиться в зверинец, если здесь, в трех шагах, — парк, где ежей пруд пруди? Ведь парк даже назвали «Ежёвым»! Чем не зверинец?
— Да вчитайтесь же внимательнее, Аттавиани: «Чуя зверинецъ, где эль ежей — миф…»!
— Убедил, — смутился Аттавиани. — Значит так: ты езжай в зверинец, а я справлюсь в клиниках, гляну, не лежит ли у них там Глас.
— Так и сделаем, — сказал Эймери. — А встречу назначим на вечер. Скажем, в двенадцать, в «Бальзаре», идет?
— Уж лучше в «Липпе».
— Пусть будет «Липп».
Итак, Эймери приехал в зверинец. Стал взирать на зверей в клетках. Лев из Сахары. Уистити, кидавшая в зрителей шкурками банана (Эймери дал ей карамельку). Пума. Кугуар. Маралы, серны, лани. Рысь. Сайгак. И вдруг:
— Вы? Здесь? Какая приятная встреча! Вы и вдруг здесь, в зверинце!
Невестку атташе Канады в Берлине звали Хыльга. Всем была известна ее приязнь к Антею.
— Ах, милый Эймери, ты думаешь, Антей умер? — всхлипнула Хыльга.
— Нет, Хыльга, не думаю. А исчез наверняка.
— И тебе Антей написал в письме, дескать, ему придется уйти навсегда?
— Да. А у тебя в письме была приписка юристу, пыхающему в зверинце?
— Да, приписка была. Правда, юриста здесь нет.
— Как знать, — шепнул Эймери.
И тут среди резерваций, имитирующих ландшафт
Камчатки, у пруда, где плескалась акватическая фауна: пингвины, бакланы, тюлени, белухи, финвалы, лахтаки, сивучи, дельфины, сейвалы, нарвалы, ламантины, Эймери увидел, как некий весьма приятный внешне мужчина фланирует, куря сигарету. Эймери к нему приблизился.
— Здравствуйте, — сказал мужчина.
— Извините, — приступил напрямик Эймери, — вы случаем не знаете, есть ли здесь юрист?
— Знаю, — ничуть не смутившись, сказал мужчина. — Здесь есть юрист. Я.
— Тсс, — шепнул Эймери, — тише! Скажите, вы знали Антея Гласа?
— Да. Антей не раз направлял мне клиентуру.
— Вы думаете, Антея нет в живых?
— Не знаю…
— Как Вас величать?
— Хассан Ибн Аббу. Я — судебный юрист. Живу на Ке Бранли. Запишите на всякий случай № тел.: Альма 16–23.
— Антей и Вам прислал странную записку, перед тем как исчезнуть?
— Да.
— А в чем смысл приписки, вы знаете?
— Нет. Сначала «юридический пых» казался мне аллюзией на меня, скажем, приглашением или инструкцией к действию. Чем и вызваны эти вынужденные дежурства в зверинце. А насчет «эля ежей», я бы и дальше здесь усматривал лишь неудачную шутку, если бы вчера не наткнулся в газете на весьма интересную заметку: через три дня на скачках в Венсене разыгрывается значительный приз.
— И какая же тут связь? — прервал Эймери.
— Как какая?! Там заявлены три главных претендента на выигрыш: Писака Третий, Эль ежей и Капернаум.
— Ты думаешь, намек? — вмешалась Хыльга, ранее не принимавшая участия в беседе.
— Еще не знаю, — сказал Эймери. — Нам следует предвидеть все. В среду едем в Венсен.
— Кстати, — заявил Хассан Ибн Аббу, — месяц назад Антей Глас вручил мне тридцать три папки с материалами, представляющими результаты предпринятых им напряженных и длительных изысканий. У Антея нет ни семьи, ни детей, ни легитимных супруг, ни гражданских жен, нам не известны признанные наследники или душеприказчики. А засим, мне кажется, будет правильным передать эти бумаги вам, тем паче в них наверняка найдутся указания, чья разгадка направит наши усилия в правильных направлениях.
— Сейчас же едем разбирать архив Антея! — не выдержал Эймери.
— Не раньше, чем через три дня, так как сейчас я уезжаю в Элизьён-дысю-ля-Вуаель. Думаю, разделаюсь в среду с утра и вернусь днем. А с вами увижусь к вечеру. Вдруг мы к сему времени уже будем знать скрытый смысл «эля ежей».
— Ставлю на клячу десять экю, — усмехнулся Эймери.
— И я, — сказала Хыльга.
— Извините, — засуетился Хассан Ибн Аббу, взглянув на часы, — я спешу. Электричка без десяти. Времени нет. Всё. Увидимся в среду.
— Удачи Вам, — крикнула ему вслед Хыльга.
— Всех благ, — прибавил Эймери. Хассан убежал. Эймери и Хыльга задержались в зверинце, разглядывая экземпляры фауны. Эймери искал зацепку, след, и всё — впустую. В результате пригласил Хыльгу на ланч, вызвавший у дамы самые приятные впечатления.
Эймери нагулялся в зверинце, а Аттавиани тем временем успел съездить в Сен-Жак, Валь-де-Грас, Сен-Луи и Питье-Сальпетриер. Затем навел справки в девяти участках жандармерии. Антея Гласа там не знали.
К двенадцати часам Аттавиани быстрыми шагами направился в «Липп». На углу улицы Вавен и бульвара Распай ему навстречу выбежал Эймери.
— В «Липп» не идем! — шепнул Эймери. — Кафе кишит шпиками.
— Эти шпики на спецзадании: здесь наверняка уже успел исчезнуть некий субъект, — сказал Аттавиани, грешивший как всякий штатный сыщик — изредка и как бы невзначай — разглашением секретных сведений, не предназначенных для заурядных смертных.
— Исчезнуть?! — вскрикнул Эймери, чуя зацепку.
— Хм, — хмыкнул Аттавиани, кляня себя за нарушение инструкции.
— Ну, же, Аттавиани! Не тяните резину! Ведь и Антей исчез!
— Эти два дела никак не связаны, — пресек Аттавиани.
— К а к знать, — задумался Эймери и прибавил жестче: — Ну? Имя субъекта?
— Ну, скажем, некий алжирец, — признался Аттавиани.
— Алжирец?! — закричал Эймери.
— Не шуми! — цыкнул Аттавиани. — Ну да, алжирец. Алжирский юрист…
— Хассан Ибн Аббу!!! — взвыл Эймери.
— Нет, — выдал беспристрастный Аттавиани. — Ибн Барка.
— Уф, — расслабился Эймери, так как вдруг, без видимых причин, уже начал переживать за Хассана Ибн Аббу, а затем — на миг — испугался и за себя: а если преступники, выкравшие Антея Гласа, вздумают выслеживать и друзей Антея: Хыльгу, Хассана и..?
Эймери и Аттавиани пришли в «Harri's Ваг». Сели в глубине зала. К ним выбежал бармен: Эймери заказал себе чистый «Чивас». Аттавиани решил выпить пива, и тут перед ним встала дилемма: «Лефф» или «Гиннесс». На секунду Аттавиани задумался и буркнул насвистывающему бармену: «Пусть будет „Гиннесс“».
Затем Аттавиани начал вкратце излагать запутанную ситуацию, связанную с хищением Ибн Барка. Кажется, в действиях властей выявились нарушения прав граждан и явные перегибы в принятых мерах. Некая вечерняя газета напечатала слухи, вызвавшие шумиху в прессе. Граждане разгневались. В МИДе заварилась кутерьма. Префект Парижа Папун (сей деятель, кстати, в 1942 г. направил тысячу парижских евреев в нацистские лагеря, а в 1961 г. приказал при расправе с мирными манифестантами забить чуть ли не триста алжирцев и выкинуть их тела в Сену) все замалчивал. Жандармы, задержавшие алжирца-активиста, все признавали. Публикация т. н. дневника, где некий зэк винил высшие судебные инстанции, кинула тень на премьер-министра. Инцидент не без труда замяли, убедив всех в фальсификации материала. Уфкир нашел себе фальшивые алиби. Зэка заставили убиться. Тем временем следственные инициативы завязли; партия меньшинства приняла не менее тридцати деклараций, клеймя правящую партию, чьи эдилы не пресекли гнусные преступления. Страшный скандал разразился в результате статьи (газету тут же закрыли), устанавливающей тесную связь между исчезнувшим Ибн Барка и Аргудием, выкраденным шесть месяцев назад в Цюрихе: как утверждал журналист, шпики секретных служб заключили пакт с наемниками, убийцами и бандитами, судимыми за тяжкие преступления и выпущенными из тюрьмы за участие в девяти-десяти грязных и шумных делах, на пример в заказных убийствах: так в Кёльне этими бригадами был устранен диссидент режима Бургибы, в Шульсе — африканский активист, в Лувене — Ясид, в Мадриде — атташе Гвинеи. Так, дабы укрепить власть тирана, чей рейтинг удерживался лишь денежными вливаниями крупнейших представителей бизнеса, генеральный секретарь, ведавший африканскими и мадагаскарскими делами при кабинете президента, Факкар решил усилить спецбригады; в них принимались жулики, перекупщики, дилеры, всякая шваль. Все трудились вместе и на славу! Из этих деталей складывалась прескверная картина. Слушания дел велись за закрытыми дверями. Засудили пару мелких рыбешек: здесь наказан растяпа, не успевший известить, там — пентюх, не вдумавшийся в приказ; на крупных же акул (партийные тузы, правительственные шишки, депутаты) пугались навести даже тень…
