Валерий Попов - Плясать до смерти
Прилетев в Петергоф, с ходу помчался и ни слова не говоря выхватил из сумки куртку, как знамя, оранжевой подкладкою вверх. У всех прямо зарево на щеках.
— Какие-то вы странные, Валерий! Сейчас же зима! — проскрипела теща.
— А что? Мне нравится! — вступился тесть. Вспомнил, что и он был когда-то пижон.
— Все. Пошли гулять! — скомандовал я.
Даже Настя была слегка растеряна, не сказала ничего. По ходу разберемся!
— Ой, и я с вами! — оживилась и Нонна.
— Вы что, хотите вести ее в этой курточке? — изумилась бабка.
— Разумеется! — твердо сказал я.
— Соображаете, нет? Настенька тепло любит!
Разлюбит!
— Все отлично! — воскликнул я. — Это же специальная куртка, для полярных исследователей! Вот — «Аляска» написано! — поднес этикетку к ее очкам.
— Но Настя ведь еще не полярный исследователь! — улыбнулся дед. — Маленькая девочка. Надо понимать.
— Так смотрите, какой размер! На вырост. До полярного исследователя в ней дорастет! — И накинул куртку на Настю.
Настя так и не опомнилась еще. Бабка подошла, одернула куртку.
— Велика! — проворчала она. — Нельзя уж было в Англии этой найти нормальную вещь! — Теща продолжала ворчать, но была, похоже, довольна. — Я тоже в Англии была! — Она вдруг улыбнулась умильно. Это уж ее бред.
— Пальцы закрывает, — смущенно сказала Настя.
— Ну, расти-то ты будешь! А пока… — Завернул края рукавов вверх оранжевыми манжетами.
— Надевай, Настя, шапку! Где шапка?
— Только не гуляйте долго! — Дед качал головой: «Непутевые!»
— А может, и вы погуляете? — осенило меня.
— А чего, Катя? — Дед повернулся на стуле. — Пойдем?
Мы выскочили на воздух. Солнце сияло на снегу. Голубой наст — и в нем белые тропинки.
— Это… дорогая вещь? — серьезно спросила Настя. Начала приходить в себя.
— А, всю валюту угрохал! — беззаботно махнул рукой.
— Ну зачем, отец? Надо было и себе что-либо купить! — проговорила Настя. — Спасибо, папа!
От яркого сияния даже слезы потекли.
Мы спустились к заливу, вышли на сияющий лед. Солнце ощутимо грело.
— Смотри! — Мне все казалось, что восторг недостаточен. — А подкладка какая! — Потянул, пластмассовая молния расстегнулась с приятным нездешним хрустом. — Огонь!
— Красивая, — кивнула Настя.
— Не просто красивая! Спасительная! — добавлял оптимизму я. — Давай, снимай! Выворачивай!
Настя покорно стащила куртку, пыталась вывернуть, но не слушались рукава. Осталась в кофточке. Мать, кстати, не беспокоилась, лишь радостно улыбалась. Уж такая мать. Веселья не испортит. Да и чего там? Действительно жара! Вон многие мчатся, шлепая лыжами, голые по пояс!
Я помог Настьке вывернуть рукава, надел курточку, и дед помогал. Молния снова с приятным шорохом сошлась. Качество!
— Гляди! Как костер! Даже снег вокруг оранжевым стал! — показал я. Пусть ловит оттенки!
Все, проносясь мимо, смотрели. Один бородач на лыжах, голый по пояс, даже поднял одобрительно палец: «Во!»
— А почему «спасительная»? — важно спросила Настя. Зазналась уже!
— Чтобы, когда полярник пропал во льдах, с самолета было видно его! Такое и с неба увидишь! Вон — летит!
Оставляя двойной пухлый след, самолетик пересекал синее небо.
— Давай!
Мы стали втроем прыгать, вопить, размахивать руками.
— Эй! Эй! Сюда!
Настя была счастлива: все смотрели на нее.
Но счастье не безразмерно! За четыре года, к двенадцати годам, она из курточки «вылезла». Бабка наставляла полы и рукава какими-то клочьями диких расцветок.
— Вы, Валерий, не понимаете! Модный цвет!
Был, до войны! Конечно, они по-своему «латают» Настину жизнь: откуда им другое-то брать?
Пора браться нам.
С предновогоднего родительского собрания (первого для меня — раньше ходил дед) я вышел убитый. Итоги удручали. Дед все же высидел свое, вернее, Настино. Или наше? Двоек не было. Были ровные тройки. Но больше всего убили слова учительницы. Ждал чего угодно, но только не этого. Ждал: «Способная, но рассеянная», «Слишком любит себя, не терпит критики». Все, что угодно! Но самое обидное, на мой вопрос училка ответила даже успокоительно:
— Попова? Ну что…Учится в меру своих способностей, все нормально.
Мол, лучше и не бывает и даже не может быть, и не надейтесь! От такого «нормально» голова кругом пошла. Вышел, покачиваясь. Пора браться нам! Однако — боязно. Дед, регулярно с ней занимаясь, еле на тройках держит ее. А мы прилетим куда?
— Мы с Настей на тройках любим ездить! Верно, Настенька? — Так, якобы добродушно, шутил он, когда я вернулся.
Настя зло отворачивается. Скромные ее возможности как-то сочетаются с диким самолюбием! Мое? Может, зря я ей рассказывал про свою золотую медаль? Хотя тоже было непросто! Я ведь тоже почти все свои «счастливые школьные годы» в лидерах не блистал и только в восьмом-девятом как-то тихо всех обошел. Но, кажется, этот разговор не сюда.
Повторим эксперимент? А он повторим?
— Ну, ты понял?! — гневно заговорила она, только мы с ней вышли прогуляться. Мол, уж я-то должен понимать ее правоту! Какую? А если не понимаю, должен за это отвечать. Как-то выходит, что не я ее, а она меня почему-то допрашивает! Неожиданный поворот. И говорить: «Что я, собственно, должен понимать?» — как-то глупо. Она доверяет, разговаривает со мной, «как с ровней»! Загнала в тупик.
— Что ты молчишь?! — начала «дубасить».
Уже я должен и в чем-то оправдываться. В частности, почему я молчу. Считает, что все обязаны подыгрывать ей. Но я в том не уверен. Поэтому сказал:
— Я ни-че-го не понял!
И не пойму. Пока она тут командовать пытается всеми!
— Видимо, ты хочешь сказать, что тут жить невозможно?
Кивнула, помедлив. Все-таки не сразу решилась всех осудить.
— То есть ты хочешь сказать, что, если переменить условия, все будет хорошо?
Умолкла. Теперь она у меня в тупике. Однако упрямство ее победило.
— Да!
— Тогда мы переезжаем к нам и посмотрим на тебя в новых условиях.
Настька засопела. Выиграл партию? Доволен? Или проиграл?
И она — молчала. Поняла, что дурить теперь станет труднее? Дальше без дураков.
Дед и бабка причитали, конечно: «Ну куда ж вы ее повезете, нашу слабенькую?» Мол, мы-то чем виноваты, старались как только могли! Но и облегчение в них чувствовалось. Устали!
— Спасибо вам!
Глава 3
И на зимних каникулах привезли Настю в Купчино. Скромно встретили Новый год. Что он нам сулит? Должен быть решающий, поворотный! Правда, наш телевизор каждый новый год таким называл.
Поздно проснулись, долго завтракали. Первого января как-то не принято об уроках говорить, тем более Нонна с утра «запела»:
— Ве-еча! Ну мы куда, а?
— Может, в ЦПКО? На санках?
— Ну… Неэлега-а-нтно!
— А что Кузянька с Алкой? — цепко спросила Настя. Сразу просекла преимущества новой жизни!
— На-а-стька! Так фамилья-ярно про взро-ослых! — произнесла Нонна, и они засмеялись.
Действительно, где наши друзья? Последнее время как-то не общались, особенно после нашего переезда. Они в центре. Мы тут, а чуть свободное время — мы в Петергоф. Вначале казалось, дети еще крепче соединят нас, а оказалось — разъединили.
Позвонил — глухо… И на седьмом гудке понял, где они! Все наши сейчас с детьми-школьниками на каникулы в Елово поехали, в Дом творчества! Открывается на эту неделю для детей. И Настеньке туда в самый раз. Там не какая-то шантрапа, дети писателей.
Позвонил в Елово прямо директору и как всегда — гениально: последний номер урвал!
Гоголем вышел.
— Собирайтесь! В Елово едем.
— Ур-я-а!
Встал сразу вопрос: в чем Насте ехать? Куртка уже позорная. Пальто — явно не то.
— А там дети будут? — волновалась Настя.
— Полно!
Первого числа магазины, как назло, все закрыты, да и что там найдешь.
И вдруг осенило меня! Надо примерить ей Ноннину дубленку, что я из Венгрии привез.
— Да ты что, Веча?! — воскликнула Нонна. — Велика ей!
Примерили — в самый раз! Догнала мать! И Нонна, золотая душа, даже не усомнилась:
— Отлично!
Настя, правда, тоже не усомнилась: надела, огляделась, словно всегда в ней была.
А мать напялила ее «наполовину английскую» куртку. Смеялись!
— Ну, ты всегда смешная была! — сформулировала Настя.
Выходили из лифта, и тут распахнулась парадная, и с роем снежинок явилась Снегурочка — чудненькая девочка с голубыми распахнутыми глазками, в белой кудрявой шубке и с таким же кудрявым пудельком на цепочке. Настина сверстница.
— А мы едем в Елово, в Дом творчества! — вдруг сказала Настя, и та, не найдя, что ответить, скрылась в лифте.
Вышли из электрички в совершенно другую жизнь! Розовый снег, хруст шагов. Снежинка, падая с ели, успевает повернуться и сверкнуть красным — синим — зеленым.
