Юкио Мисима - Запретные цвета
— Где вы остановились?
— Я дала телеграмму в гостиницу. Это тот особняк, где когда-то жила наша семья.
Они были весьма удивлены, когда вошли в эту гостиницу. Для госпожи Кабураги предупредительный домовладелец из лучших побуждений приготовил на втором этаже флигеля комнату в европейском стиле — именно в этой комнате она когда-то застигла Юити и своего мужа.
Поприветствовать их пришел хозяин гостиницы. Этот старомодный и угодливый мужчина не забывал по своей старинной привычке обращаться с госпожой Кабураги так, будто она до сих пор была графиней. Он понимал всю неловкость отношений между ним, хозяином, и ею, гостьей, и конфузился оттого, что в некотором смысле реквизировал апартаменты в отсутствие госпожи, и так расхваливал гостиницу, будто это был ее дом, а он всего лишь гость. Он ползал вдоль стен, будто ящерица.
— Здесь такая великолепная меблировка, что мы позволили себе воспользоваться ею в таком виде, как она была. Все гости наши отмечают, что они никогда не видели такой подлинной изысканной мебели. Прошу прощения, мы поменяли на стенах обои. В их мягких тонах эта колонна из красного дерева невыразимо красива в своем блеске…
— Помнится, что здесь был дворецкий.
— Да, знаете ли, я слышал…
Госпожа Кабураги не выдвинула никаких возражений против того, чтобы принять эту комнату. Когда управляющий удалился, она поднялась со стула и вновь тщательно оглядела старомодную комнату, которая казалась тесной из-за кровати с натянутой белой москитной сеткой. Это была все та же комната, куда она когда-то заглянула украдкой и сбежала из дому, и вот спустя полгода вернулась. Она была не из той породы людей, что во всем видят случайные зловещие совпадения. Вдобавок в комнате переклеили обои.
— Жарко. Если хочешь, то прими душ…
На это предложение Юити открыл дверцы продолговатого книгохранилища, размером три татами, и включил свет. Все книги были убраны. Вместо них его глазам предстала кафельная плитка чистейшей белизны. Книгохранилище было перестроено в купальню вполне подходящего размера.
В то время как путешествующие после долгой разлуки с родными местами предаются вначале старым воспоминаниям, госпожа Кабураги была поглощена невыразимыми мучениями Юити — они будто были скопированы с ее собственных страданий. Она не заметила произошедших в нем изменений. Он выглядел точно ребенок, погруженный в свои горести, не знающий, куда приткнуться в этом мире. Она не догадывалась, что он любуется своими терзаниями.
Юити пошел в душ. Послышался шум льющейся воды. Госпожа Кабураги тоже не стала терпеть жару, завела руки за спину, расстегнула несколько маленьких пуговичек и ослабила корсаж. Ее плечи, по-прежнему гладкие, обнажились наполовину. Она не стала включать электрический вентилятор из нелюбви к ним; достала из чемоданчика серебряный киотский веер и стала обмахиваться.
Она думала: «Какое жестокое сравнение — его печаль и счастье моего возвращения! Его чувства и мои чувства — это как цветы и листья на сакуре, которые не могут встретиться друг с другом!»
На оконное стекло налетел мотылек. Ей стало понятно удушливое нетерпение больших ночных бабочек, осыпающих пыльцу со своих крыльев. «Что поделаешь, я чувствую себя так, как чувствую. По крайней мере, мое чувство счастья может подбодрить его».
Госпожа Кабураги посмотрела на диван в стиле рококо, на котором она частенько сиживала с мужем. Просто сидели — ничего более. Их кимоно даже краешком не соприкасались; между ними всегда была установленная дистанция. Вдруг в ее глазах возникло чудовищное видение — ее муж и Юити обнимаются. У нее похолодели плечи.
То, что она увидела по случайности в щелку, без сомнения, было вполне невинно. Вот если бы она стала свидетелем их обоюдного всецелого счастья в тот момент, когда ее не бывает! Вероятно, что именно такие дерзостные желания частенько приводят к злополучным последствиям…
Сейчас госпожа Кабураги осталась наедине с Юити в этой самой комнате. Она заняла то место, где было возможно счастье. Вместо счастья была она. Ее по-настоящему проницательный ум быстро очнулся в самоочевидной истине, что здесь не было никакой возможности для ее счастья и что Юити никогда не полюбит женщину.
Неожиданно она вновь завела руки за спину и застегнула все пуговички на корсаже, как будто ей стало зябко. Она поняла, что ее кокетство было напрасным. В старые времена, если у нее сзади была расстегнута хотя бы одна пуговица, то это означало, что рядом присутствует мужчина, готовый с радостью застегнуть ее. Если бы сейчас кто-нибудь из ее мужчин, с которыми она прежде водила знакомство, увидел ее скромность, то он не поверил бы своим глазам.
Юити вышел из душа, причесывая волосы. Его влажное и сияющее юношеское лицо напомнило госпоже Кабураги о той кофейне, где она увидела Кёко, когда лицо Юити было мокрым от внезапного дождя.
Чтобы избавиться от нахлынувших воспоминаний, она воскликнула экзальтированным тоном:
— Ну ладно, рассказывай скорей! Ты вызвал меня в Токио, а я до сих пор ничего не знаю.
Юити в общих чертах рассказал о том, что случилось, и попросил о помощи. Она быстро схватила суть проблемы, из чего следовало, что от нее требовались неотложные меры, чтобы каким-то образом поколебать достоверность этого письма. Госпожа Кабураги сразу же приняла отважное решение — она твердо пообещала нанести завтра короткий визит в дом Минами. И выпроводила Юити. Ее более или менее заинтриговала вся эта история. Врожденный дух аристократизма и дух проституции органично уживались в ее самобытном характере.
На следующее утро в десять часов семья Минами привечала нежданную гостью. Ее проводили в гостиную на втором этаже. Вышла мать Юити. Госпожа Кабураги сказала, что хотела бы повидать также Ясуко. Только Юити оставался в своем кабинете, чтобы не мешать им, как бы по просьбе самой гостьи.
Госпожа Кабураги в фиолетовом платье, несколько полноватая, была улыбчива, так спокойна и предупредительна, что бедная матушка Юити, перепуганная оттого, что ей придется снова выслушивать дурные слухи, поникла духом.
— Прошу извинить, нельзя ли вентилятор… — сказала гостья.
Ей подали ручной веер. Лениво обмахиваясь веером, она поглядывала на Ясуко. Со времени прошлогоднего бала обе женщины оказались лицом к лицу впервые. «Это же естественно, если бы я приревновала к ней», — подумала госпожа Кабураги. Ее сердце, однако, ожесточилось, и, возможно, поэтому она питала к этой молодой красивой женщине только презрение.
— Меня вызвал телеграммой Ютян. Вчера вечером я все разузнала об этом странном письме. Вот почему я приехала к вам сюда спозаранку. Из письма стало ясно, что это касается также господина Кабураги.
