Элена Ферранте - История нового имени
В эти недели изнуряющей жары на меня разом навалилась годами копившаяся усталость; сил не было ни на что. Я навела справки об учительнице Оливьеро в надежде, что ей стало лучше; мне очень хотелось ее навестить и доложить о своих успехах; она наверняка обрадуется, думала я, и это меня хоть чуть-чуть поддержит. Но мне сказали, что сестра снова увезла ее в Потенцу. Мне было очень одиноко. Доходило до того, что я начинала жалеть о нашем былом соперничестве с Лилой. Меня подмывало съездить к ней и убедиться, как велика разделяющая нас дистанция. Но никуда я не пошла. От нечего делать я провела тщательное расследование, чтобы выяснить, что болтают о ней у нас в квартале.
Первым делом я попыталась найти Антонио, но его не было. Говорили, что он остался в Германии, женился на голубоглазой немке с платиновыми волосами и пышными формами и уже обзавелся двумя близнецами.
Потом я поговорила с Альфонсо, к которому часто заходила в магазин на пьяцца Мартири. Он стал настоящим денди, этаким красавцем идальго, и изъяснялся на изысканном итальянском языке, изредка расцвечивая свою речь тщательно подобранными диалектизмами. Благодаря ему магазин «Солара» процветал. Он зарабатывал достаточно, чтобы снять квартиру на Понте-ди-Таппия, и нисколько не скучал ни по нашему кварталу, ни по своим братьям и сестрам, ни по густым ароматам колбасных лавок. «На будущий год женюсь», — без особого воодушевления сообщил он мне. Он по-прежнему был с Маризой, их отношения упрочились, и им оставалось сделать последний шаг. Я несколько раз выбиралась с ними в город. Они хорошо смотрелись вместе. Мариза утратила привычку болтать без умолку и, казалось, внимательно следила за тем, чтобы не сказать чего-то, что не понравится жениху. Я не стала спрашивать, как поживают ее мать с отцом, братья и сестры. Я даже о Нино не стала спрашивать, а сама она о нем не упоминала, как будто он навсегда исчез из ее жизни.
Я виделась с Паскуале и с его сестрой Кармен. Он все так же работал на стройке, как в Неаполе, так и в области, а она продолжала торговать в колбасной лавке. Но главная новость, которую мне первым делом выложила Кармен, заключалась в том, что у обоих появились новые возлюбленные. Паскуале втайне встречался со старшей дочкой галантерейщицы, еще совсем юной, а Кармен обручилась с рабочим с бензозаправки, симпатичным мужчиной около сорока, который был от нее без ума.
Я зашла в гости к Пинучче и с трудом ее узнала: нервная, тощая, неряшливая, она смирилась со своей судьбой и вечно ходила в синяках; Рино нещадно колотил ее, пытаясь хоть так отомстить Стефано. Но еще заметнее синяков были следы страдания, застывшие в потухших глазах и горестных складках вокруг рта.
Наконец, набравшись смелости, я решила встретиться с Адой. Я боялась, что найду ее в унизительной роли сожительницы еще более несчастной, чем Пина. На самом деле она жила в бывшей квартире Лилы и была полностью довольна жизнью. Недавно у нее родилась девочка, которую назвали Марией. «Я всю беременность проработала!» — гордо сказала мне она. И я поняла, что она стала настоящей хозяйкой обеих лавок, успевая носиться от одной к другой и за всем следить.
Каждый из моих бывших друзей кое-что рассказал мне о Лиле, но самой информированной оказалась Ада. Но главное, только она говорила о ней не то что без всякой неприязни, но даже с симпатией. Ада была счастлива: она получила дочь, материальный достаток, работу и Стефано, и всем этим счастьем была обязана Лиле.
— Я, конечно, много глупостей натворила, — признала она, — но вот кто по-настоящему ненормальный, так это Лина с Энцо! Как они ушли с пустыми руками, мы прямо за них испугались — и я, и Стефано, и даже этот мерзавец Микеле Солара. Ты хоть знаешь, что она ничего с собой не взяла? Оставила мне все свои драгоценности! Да они еще и свой адрес на бумажке написали, дескать, хотите, приходите, а нам на вас плевать!
Я попросила у нее адрес и переписала его себе.
— Если увидишь ее, скажи, что это не я не пускаю Стефано к сыну, — сказала она. — У него слишком много работы, он скучает, но никак к ним не выберется. А еще скажи, что Солара никогда ничего не забывают, особенно Микеле. Скажи ей, чтоб никому не доверяла!
117
Лила и Энцо переехали в Сан-Джованни-а-Тедуччо на стареньком «фиате-сейченто», который Энцо недавно купил с рук. За всю дорогу они не сказали друг другу ни слова, а чтобы нарушить молчание, поочередно обращались к ребенку. Лила разговаривала с ним как с взрослым, Энцо ограничивался однообразными «молодец», «ладно» или «угу». Лила плохо знала район Сан-Джованни. Как-то раз они были там со Стефано, заходили в кафе, и ей скорее понравилось. Зато Паскуале, который частенько заглядывал сюда и по работе, и по партийным делам, отзывался о районе крайне неодобрительно, и с точки зрения строителя, и с точки зрения активного коммуниста. «Помойка, — возмущался он, — настоящая помойка. Чем больше мы производим богатств, тем становимся беднее. Сила на нашей стороне, но ничего изменить мы не можем». Впрочем, Паскуале всегда все критиковал, так что его словам можно было верить с большими оговорками. И пока «сейченто» пробирался по раздолбанным дорогам мимо облезлых домишек и недавно возведенных многоэтажек, Лила убеждала себя, что везет сына в симпатичный поселок на берегу моря, одновременно размышляя над тем, что должна немедленно честно объясниться с Энцо.
Но, чем больше она об этом думала, тем меньше ей хотелось заводить подобный разговор. «Ладно, потом поговорим», — решила она. Тем временем они добрались до места. Квартира, которую снял Энцо, располагалась на третьем этаже нового, но уже довольно обшарпанного дома. В комнатах было пустовато. Энцо сказал, что купил только самое необходимое, но прямо завтра займется всем остальным. Лила его успокоила: ничего не надо, он и так уже столько для нее сделал! Лишь увидев большую двуспальную кровать, она поняла, что поговорить все-таки придется, и теплым от признательности голосом сказала:
— Энцо, я с самого детства очень тебя уважаю. Ты добился невероятно многого: самостоятельно выучился, получил специальность. Уж я-то знаю, какое для этого нужно упорство — мне его всегда не хватало. Ты самый добрый человек из всех, кого я знаю; никто не сделал бы для меня и Ринуччо того, что сделал ты. Но спать с тобой я не хочу. Не потому, что мы недостаточно близко знакомы, и не потому, что ты мне не нравишься. Просто я потеряла способность чувствовать. Я сейчас как вот эта стена или стол. Если ты согласен жить со мной как с сестрой, хорошо; если нет, я все пойму и завтра же подыщу себе другое жилье. Только помни, что я всегда буду тебе благодарна за то, что ты для меня сделал.
