Эдуард Тополь - Новая Россия в постели
Она опять краснеет и меняет тему.
— Я, — говорит, — как сексопатолог, имею свою моральную позицию. Многие мужчины приходят ко мне за оправданием. То есть у них есть любовницы или есть идея завести любовницу…
И она замолкает. Но я понимаю, о чем она, я говорю:
— Видимо, вы имеете в виду тот факт, что мужчина приходит и говорит: «У нас с женой не клеится, я не хочу свою жену. Могу ли я иногда ей изменять, чтобы семья стала крепче?»
Она:
— Да, именно так.
— И что вы ему советуете? Как ему быть?
А она:
— Я запрещаю. — И мне: — А что бы вы посоветовали, коллега?
Тут — шум, смех. Я поднимаюсь и говорю:
— Я бы, конечно, не рекомендовала ему заводить любовницу. Не каждая жена это вытерпит. Потому что любовница — это женщина, которая может стать конкуренткой. Которая будет оттягивать эмоциональную энергию и еще много чего оттянет из семьи, и тогда брак пострадает. Но случайную связь — да, случайную связь я бы ему не только позволила, а рекомендовала. Хотя в моей жизни ни разу не было ситуации охлаждения ко мне мужчины.
Короче, вот такая у нас сексопатология. После ее занятий я не могу на мужчин смотреть. Но у нее очень широкая практика, она много денег берет за сеанс. Не знаю, кто ей платит. Я бы ей ни копейки не заплатила, с ней импотентом можно стать. Но к ней новые русские чуть не толпами ходят. Хотя у них проблемы не с потенцией, а с нервной системой. Если мужчина брокер и живет в постоянном стрессе, то даже при неповрежденных семенных каналах и нормальной физиологии у него ничего не получается в постели. Потому что сексуальная сфера связана с психической, а сейчас мужчины очень нервные пошли. Приватизация, бандиты, ваучеры, рэкет, МММ, «пирамиды», налоговая полиция. После такого напряжения какая у него эрекция? Пока до сексуального плато доберется, то есть до пика перед оргазмом, у него эрекция пять раз пропадает. И он уже ни о чем не думает, кроме того, как ему еще несколько секунд продержаться, чтобы не совсем позорно выглядеть. Есть масса астеников, у которых мышь пробежала, а у него уже падает и невозможно поднять ничем. Эти случаи сейчас участились. Мужчины не могут удерживать эрекцию из-за своей нервной работы. И чтобы не позориться во время полового акта, когда женщина только во вкус вошла и требует «еще! еще!», а он уже все, сдался, — вместо этого многие вообще от секса увиливают. Или взвинчивают себя алкоголем. Но алкоголь тоже работает, как плохая любовница: сначала возбуждающе, а потом затормаживающе. Если мужчина в течение трех лет пьет коньяк каждое утро и каждый вечер, как наши руководители, то он не будет хорошо заниматься любовью с женщиной. Поскольку это занятие требует здоровья — как физического, так и психического.
Теперь возьмем женщину. Я вас не утомила, Николай Николаевич? Просто будет несправедливо с моей стороны раскритиковать нынешних мужчин, но ничего не сказать о женщинах. К тому же, если вы через час не появитесь с каким-то волшебным лекарством, мир никогда не узнает, что я вынесла из своей личной практики и из лекций по сексопатологии. А это будет огромной потерей. Так вот, мое мнение о женщине. Я считаю, что наша нынешняя женщина использует постель не для секса. Она в постели решает проблему власти. Ты сегодня плохой — не дам. Ах, ты сегодня мне нагрубил, тогда я буду никакой. Хоть ты упахайся, я возбуждаться не стану. И физиология железно реагирует на эти психические команды. Женщина может быть очень хорошей любовницей, но если ее мозг говорит: я играю вопреки его желанию, то не появится ничего — ни смазки, ни возбуждения. Мы не можем управлять своим слюноотделением или потливостью, а сексуальной сферой можем. Этим Господь Бог отличил нас от мужчин — им Он не дал такой возможности. Мы же этой привилегией пользовались со времен Евы, а сейчас уже просто злоупотребляем. И так потихонечку расшатываем и расшатываем своих мужчин. Хотя в моей практике не было случаев, когда мужчина не мог возбудиться со мной или когда я не могла сделать это с ним. И когда я слышу разговоры о том, что мужчина в семьдесят уже ничего не может, я понимаю, что в семьдесят, видимо, действительно трудно, но и то что-то можно сделать. Но если мне внушают, что уже в сорок пять ничего не возможно, в это я не могу поверить даже на лекциях по сексопатологии…
Где же вы, Николай Николаевич? Скоро рассвет, я приказала себе дожить до рассвета и дожила, а вас все нет. У меня осталась последняя кассета, Луи Армстронг, и совсем не осталось голоса. Не знаю, что вы поймете из моего бормотания. Но я еще продержусь чуть-чуть, я доскажу вам последнюю главу моей нелепой жизни. Я где-то прочла — сейчас уже не помню где, похоже, что у меня и память слабеет, — я где-то прочла, что человек — это океан. Вы можете всю жизнь просидеть перед океаном, подсчитывать и оценивать его волны — эта плохая и грязная, а эта хорошая, и ни черта не понять даже законов прилива и отлива. Не говоря уже о тайнах океанских глубин. Тот, кто хочет познать жизнь океана, должен нырнуть в него. И желательно — поглубже. И хотя моя жизнь далеко не океан, а, скорее, просто ручей или маленький гейзер, я надеюсь, что мой рассказ помог вам познать эту пациентку. Не до конца, конечно, потому что до конца я сама себя не знаю. Иначе как я могла бы допустить свое возвращение к Мартину? Возвращение, которое теперь, после моего собственного погружения в мою жизнь, кажется мне предопределенным и неизбежным. Потому что, как сказано в святой книге, все возвращается на круги своя…
Как же это произошло? Элементарно: я пришла в «Дикую утку» с миллионером Гришей. «Дикая утка» — это такое клевое местечко, там можно на столах танцевать. А миллионер Гриша — это миллионер Гриша, что тут добавить? Он знал, что я рассталась с Мартином, и хотел, чтобы я стала его любовницей, а я сказала «нет». Он говорит: «Дура, будешь жить в отдельной квартире в центре Москвы, что тебе еще надо?» И прав был на сто процентов — я бы сейчас не в реанимации последние часы доживала, а где-нибудь на Гавайях с этим Гришей на яхте каталась. Но жизнь не перепишешь заново, к сожалению. В эту «Дикую утку» заявилась компания Савельева, а с ними Мартин. И Мартин мне говорит: «Я тебя очень люблю». И все, и я, как полная идиотка, опять переезжаю жить к Мартину. Можете себе представить? Психолог, без пяти минут кандидат наук, и делаю такую элементарную ошибку! Вместо того чтобы поводить его, помариновать и поджарить на его чувствах так, чтобы он уже вплоть до загса спекся, я с ходу прыгаю в его объятия и в его постель. Ну, разве не дура?
Правда, первая ночь у нас была гениальная. Просто суперклассная. Вы, конечно, помните, как на предыдущей кассете я хвастливо заявила, что в моей жизни ни разу не было ситуации охлаждения ко мне мужчины. Вы тогда подумали: а как же Мартин? Подумали, правда? Но тут я должна внести ясность. Это не было охлаждением ко мне. У нас в постели была куча женщин, и они всегда были хуже меня, и Мартин говорил: Господи, как мне повезло с тобой! И его увлечения — даже поначалу — не были жаждой новизны из-за того, что наш секс стал плох или однообразен. Просто он жил в атмосфере, где секс втроем был такой же идеологией, как раньше марксизм. Только эту идеологию нужно назвать савельевщиной, потому что секс втроем — это идеология Паши Савельева. Но Савельев гений, он как работает? Он может месяц отдыхать, болтать, заниматься сексом втроем и вчетвером и при этом безумно, как Ромео, любить очередную нимфетку. А потом — раз, и он сидит за компьютером, он может неделю не спать, а только есть и писать, и выдать на-гора очередной шедевр в психологии. Он такой человек, он Юпитер-эпикуреец. Но то, что позволено Юпитеру… — вы знаете. Мартин не Савельев и не гений. Он деловой американец. Он трудяга. Из него можно сделать великолепного мужа. Потому что у него нет времени иметь разных женщин, его невозможно представить бегающим за девочками. Он в полдевятого уезжает на работу и до семи он на работе, где он никогда ни одну женщину как сексуальный объект не воспринимает. Конечно, он может пойти поужинать в «Американ бар» и даже в «Ностальжи». Но он не пойдет в «Найт флайт» и не снимет там девочку — он для этого слишком застенчивый, брезгливый и чистоплотный. Он не снимает блядей. И он не может, как я, спонтанно выйти на улицу и знакомиться. Причем — в шесть с одним, в семь с другим, в восемь с третьим. И я везде успею, если мне надо. Но он не сообразит, как это сделать. Он до тридцати лет и не жил ни с кем! Как он спал? Мы занимались любовью, а потом он брал свое одеяло и отползал от меня на другой конец кровати. И не потому, что он эгоист, а просто у него не было опыта ни совместной жизни, ни совместной постели. Он просыпался утром и говорил: «Аленка, когда я думаю, что я живу с тобой уже два месяца, я просто сам себя не узнаю! Спасибо тебе огромное!» И он бы мне никогда не изменил — ни через два месяца, ни через два года, ни через двадцать лет — потому что он человек очень честный. Мне Савельев говорил: «Алена, ты героическая женщина. Чтобы он за два года ни разу не просил у меня ключи от квартиры! По-моему, ты его гипнотизируешь». Я говорю: естественно!
