Фэнни Флэгг - Стоя под радугой
– Мак, маленьких кафешек не осталось, а мы с тетей Элнер меньше всего хотим отравиться ради того, чтобы ты поностальгировал вволю.
Он таки нашел одно местечко, но Норма отказалась туда входить.
– Пойдем лучше в «Банку печенья», там по крайней мере чисто и вкусно готовят.
Дорога тоже изменилась до неузнаваемости. Сплошь грузовики, один за другим. Легковушек почти не видно. Словно вся страна пересела на громадные фуры. Города-близнецы все на одно лицо. На каждой автозаправке одинаковый ассортимент в магазине. Один штат неотличим от другого.
В Веро-Бич хозяин дома велел найти торговый центр с большой аптекой «Пабликс», но в каждом торговом центре была большая аптека «Пабликс», и Маку в конце концов пришлось остановиться и спросить дорогу. Прохожий мотнул головой и сказал:
– Да еще минут пять проедете, за «Винн-Дикси» налево и прямо к Лейжервиллю.
Они нашли знак со стрелкой с надписью: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЛЕЙЖЕРВИЛЛЬ, ЛУЧШИЙ ЧАСТНЫЙ ПОСЕЛОК ВО ФЛОРИДЕ, но когда въехали в ворота, то увидели просто ряды зеленых, розовых и лиловых домов, покрытых штукатуркой, – тех же цветов, как заметила тетя Элнер, что и сладкие мятные шарики, которые мисс Альма когда-то держала в стеклянной банке у кассы.
На территории они не заметили никаких жизнерадостных седоволосых парочек из брошюры, никто не стоял у бассейна с коктейлем в руке с видом «Я мир поймал за хвост». Здешние обитатели показались им слишком старыми, а тете Элнер – чересчур молодыми.
Вскоре выяснилось, что выражение «патио с видом на цитрусовый сад» означало следующее: наглухо забетонированный двор величиной с почтовую марку и апельсиновая роща через дорогу – вместо сада. Когда вошли в новый дом, Норма не проронила ни слова. Потолки с побелкой под «зернистый творог» были ниже, чем ожидалось, а косматый ковер с горчичными зигзагами пестрел пятнами, и это ничуть не смягчило впечатление от плиты и холодильника оливкового цвета. Кроме того, дом простоял три месяца закрытым и пропах плесенью. Скучные стены цвета беж, популярного в пятидесятые, дешевые алюминиевые раздвижные двери. Мак уже прикидывал, насколько трудно будет продать такой дом, и тут Норма его неожиданно удивила:
– А что, Мак, не так уж он и плох. Я его в два счета приведу в чувство.
Сонни без колебаний принял лохматый ковер за подарок на новоселье и с восторгом впился в него когтями. Они поселились в отеле, пока Мак снимал ковер и перекрашивал стены. Норма отправилась в магазин и купила новую плиту и холодильник, а старые отдала волонтерам из «Доброй воли». Мак постелил белый линолеум в кухне и в ванных комнатах. Через неделю прибыл фургон с их мебелью из Миссури, и когда все расставили, то дом приобрел, по крайней мере, слегка знакомый вид. Мак сел в любимое старое кресло, вытянул ноги и подумал: «Ну и что теперь?»
На следующей неделе по почте пришел журнал. Мак полистал его, потом спросил Норму:
– Что такое этот «ААП»? Звучит, как будто пса стошнило.
Норма сказала:
– Это журнал Американской ассоциации пенсионеров. Его получают все достигшие пенсионного возраста. Тут говорится о скидках для тех, кому за пятьдесят.
Мак что-то проворчал и вышел прогуляться. Что происходит? Он не готов стать пенсионером. Государство словно вешает ярлык на тех, кому больше пятидесяти пяти, чтобы выпнуть их из общего течения жизни. Насколько он помнил, во времена его молодости такого не было, люди не считались старыми лет до семидесяти пяти, восьмидесяти, и даже Старик Хендерсон в свои девяносто три все еще копался у себя в огороде. Мак еще молод, до старости еще куча времени. Для чего отдыхать, думал он, чтобы к смерти подготовиться? Короткий отдых перед длинным? Норма причалила к берегу пенсионеров с ветром в парусах и улыбкой на лице. Но он не хотел.
Мак слонялся по комплексу. Он не только в другом состоянии, чем остальные, он вообще в другом мире, и он потерялся. Потерянный в Лейжервилле.
Как в старые времена
Прошло несколько месяцев, и Норма обзавелась новыми друзьями, а тетя Элнер была весела как жаворонок: местные постоянно играли в бинго. Сонни тоже радовался, что здесь столько песка, копай не хочу. А вот за Мака Норма переживала. Как раз нынче утром говорила Линде по телефону:
– Твой папа не готов к пенсии.
Норма каждый день читала Маку список предлагаемых для пенсионеров видов волонтерской деятельности, но он все отвергал.
– Норма, говорю тебе, я не собираюсь стоять перед магазином «Уол-Март» и приветствовать людей, как какой-то слабоумный пердун.
– Не обязательно «Уол-Март». Есть куча мест, где работают пенсионеры… «Макдоналдс», «Бургер Кингз». Смотри, здесь сказано, ты можешь пойти работать в школьном кафетерии или библиотеке. Они хотят, чтобы пожилые подавали хороший пример молодежи. Что в этом плохого? Дома ты не стеснялся работать на пользу общества.
– Это было другое.
– Да в чем же разница?
– То было мое общество, а это не мое.
– Теперь твое. Молодежь везде одинаковая, разве ты не хочешь стать примером для подражания? Оказывать хорошее влияние?
Он вышел погулять по комплексу. На дворе только конец ноября, а народ уже прицепил на двери рождественские венки, привезенные из прошлой жизни. Они, может, неплохо смотрелись бы на двери дома в Нью-Хэмпшире или Мэйне, но здесь, под сияющим солнцем Флориды, выглядели по меньшей мере странно, словно все сообщество внезапно сошло с ума и решило встретить Рождество посреди лета. В одном бледно-оранжевом доме на веранде поставили искусственного снеговика, но не стали убирать с лужайки пластмассового розового фламинго. Мак по календарю и разговорам в телевизоре знал, что близится Рождество, но совершенно этого не чувствовал: один день не отличался от другого. Никаких признаков смены сезонов, к которым он привык за шестьдесят два года.
Дома он видел наступление осени. Чуял ее запах. Сгребал листья во дворе. У них с Нормой были привычные обязанности. В конце сентября она собирала всю летнюю одежду и убирала в нижние ящики шкафа, а свитера перекладывала в верхние. Из кладовки в холл приносились куртки и пальто. Летнюю обувь меняли на зимнюю. В течение месяца одежда еще пахла нафталином. В мае все летнее возвращалось. Но в этом году одежду менять не пришлось, так и ходят во всем легком, с коротким рукавом. Пару свитеров оставили, но прохлада шла в основном от кондиционеров, а не с улицы. Мак где-то вычитал, что способность человека приспосабливаться говорит об уровне его интеллекта. Пока что этот тест он завалил. А ведь старается. Кстати, поначалу он воспринял переезд с энтузиазмом, даже лучше, чем Норма. Но после первого всплеска воодушевления, когда он покончил с ремонтом дома, познакомился с соседями и нагляделся на все окружающие пейзажи, до него медленно начало доходить. Прежняя жизнь, к которой он привык, кончена. Жизнь в городе, где твоя семья прожила больше ста лет и все знают не только тебя, но и твоих бабушек-дедушек, не вернется. Здесь все чужаки, и он один из них. Очередной транзитный пассажир. Ничего особенного. Дома он был личностью. Он был Маком Уорреном. Сыном Оллы и Гленна Уоррен. Его отец держал магазин инструментов больше полувека, потом он занял место отца. Большую часть жизни, бывая в местах, где его не знают, на вопрос «Чем вы занимаетесь?» он отвечал: «У меня свой магазин инструментов». Теперь его не спрашивали, чем он занимается, а если бы спросили, пришлось бы отвечать, чем он занимался в прошлом. Кем он был в прошлом. А сейчас он что? Кто он теперь? Еще одно перемещенное лицо, которое пытается делать вид, что жизнь здесь «как дома, только лучше».
