Айрис Мердок - Ученик философа
Пока Том в ужасном волнении шагал в сумерках по Виктория-парку, одетый в собственный плащ и с зонтиком Грега в руках, он думал про Алекс и про то, что надо бы к ней зайти, только не сейчас, конечно. Ему только теперь пришло в голову, что надо с ней объясниться по поводу субботней ночи. Но он тут же понял, что это не только невозможно, но и не нужно. Алекс, надо отдать ей должное, умела принимать события, не требуя объяснений. Он представил ее огромной рыбой, глотающей все подряд. Он притормозил у Белмонта, завидев свет в комнате Руби. Сначала он хотел обойти сад кругом до калитки с Форумного проезда, но потом решил пройти напрямик с Таскер-роуд через сад. Том прошел вдоль стены дома, мимо гаража, и, взглянув вверх, заметил, что в гостиной задернуты шторы и горит свет.
Том прошел по затоптанной, мокрой от влаги лужайке, увидел Слиппер-хаус и замер. Мысль о том, чтобы увидеться с Хэтти, теперь казалась необычайно важной, двойственной, непредсказуемой, опасной, словно на кон было поставлено что-то огромное. Так ли это? А если да, то что теперь? Он собирался задать Хэтти вопрос. Какой? Что бы он ни сказал теперь, разве это не будет чудовищной наглостью, да и сам его приход, особенно без предупреждения, разве не будет наглостью? А что, если там окажется Джон Роберт? Звонить по телефону Том не хотел из-за прошлого печального опыта, когда Перл повесила трубку. Может, лучше оставить эту затею и взамен повидаться с Алекс, подумал он. Но судьба, словно сирена, искушала его песней, заманивала навстречу опасности, и он подумал: уж лучше пережить удар, чем это унизительное ожидание.
Слиппер-хаус в окружении деревьев, с ветвей которых то и дело срывались капли (дождь как раз начал утихать), выглядел меланхолично и загадочно, как одинокий дом в пустынном месте из японского рассказа. Ставни были закрыты, но в гостиной, кажется, горел свет, и в одной комнате наверху тоже. Том сложил зонтик. Он не нашел носового платка и высморкался в рукав рубашки (простуда так и не прошла). Когда он приблизился к двери, ему стало нехорошо от предчувствий. Из прихожей через витраж пробивался слабый свет, но Том не нашел дверного звонка. Он подергал дверь. Она была не заперта. Он тихо открыл ее и ступил в прихожую. Постоял минуту в тишине, глядя на поблекшие розы в лиловой вазе и ощущая самодостаточную тишину дома — пустого, как показалось ему поначалу. Он выскользнул из макинтоша, положил зонтик на пол и, прежде чем идти дальше, автоматически сбросил туфли и надел шлепанцы из ящика в прихожей. Подошел к приоткрытой двери гостиной и заглянул внутрь. Там никого не было. Горел газ в камине. На кресле лежали книга и шарф, на столе — писчая бумага и ручка. Тома потрясло увиденное: опустевший дом, казалось, стал свидетелем некоего бедствия.
Том вернулся в прихожую. Гнетущая тишина уже начала его пугать. Он пошаркал ногами, затем крикнул: «Эй!» Потом опять: «Эй! Это я, Том Маккефри». Тишина. Он открыл парадную дверь и с шумом захлопнул, потом опять открыл, увидел звонок в свете, падающем из прихожей, позвонил в него, снова захлопнул дверь и стал ждать.
Послышались движения, шаги, наверху открылась дверь. Вскоре наверху лестницы показался человек. Это был мужчина, он заправлял хвост белой рубашки в черные брюки. Это был Эмма.
Том был так удивлен и ошарашен, что отскочил, грохнувшись о входную дверь.
Эмма был удивлен не меньше, он побагровел и глубоко дышал. Он спустился вниз по лестнице, сделал еще шаг-другой и встал, строго глядя на Тома и щурясь без очков. Том продвинулся вперед, и они сошлись лицом к лицу.
— Эмма! Что ты тут делаешь?
— Если уж на то пошло, что ты тут делаешь?
— Как ты можешь так говорить! Где Хэтти? Как ты смел влезть в этот дом?
— Не кричи!
— Она там? Наверху?
— Я не знаю, где она.
— А я думаю, что ты был с ней!
— Остановись, подумай, не сходи с ума! Ее здесь нет.
— Тогда что…
— В этом доме были две женщины, хотя я знаю, что ты видел только одну. Твоей дамы, хозяйки, здесь нет. Я, как подобает наперснику главного героя, переспал со служанкой.
— Ты… ох, Эмма…
— Ты в шоке.
— Мне неприятно твое пребывание в этом доме.
— У тебя нет прав на этот дом, насколько я знаю.
— Можно подумать, у тебя они есть! Какой фарс, какое оскорбление… для нее… Хэтти Мейнелл…
— Ну хорошо, я должен объяснить, но если ты будешь так себя вести, мне это не удастся.
— Вести себя в этом доме как…
— Да ладно тебе.
— Я думал, ты серьезный человек, умеющий держать себя в рамках.
— Хочешь сказать, ты думал, что я не сплю со служанками?
— Ты знаешь, что я не об этом.
— А ты-то чего хочешь, если уж на то пошло, — прокрался в дом без предупреждения в такое время?
— Ты намекаешь, что…
— Нет! Я просто хочу, чтобы ты успокоился.
— Странный способ ты выбрал. Чем ты еще занимался без моего ведома? Старался натворить бед, во всяком случае — натворил…
— Ты о чем?
— Ты выдал то, что я тебе рассказал про Джона Роберта, Хэтти и меня. Я рассказал тебе это по секрету, а теперь это попало в печать, ты не знаешь, как это ужасно, какой вред ты принес.
— Я не выдавал.
— Кроме тебя, некому было. Ты рассказал Гектору Гейнсу.
— Неправда!
— Правда. А ты поганый лжец.
Эмма схватил книгу в мягком переплете (его собственную, «Историю пелопоннесских войн» Фукидида), лежавшую рядом с поблекшими розами, и ударил Тома по лицу.
Тут же началась драка. Оба юноши были ловкие, спортивные и в тот момент очень злые, но драться ни один толком не умел. Том яростно пихнул Эмму в плечо. Эмма ударил Тома в грудь и отбросил его к двери. Потом они прыгнули друг на друга, как два пса, сцепились и, пошатываясь, начали движение по кругу. Том вцепился в рубашку Эммы, а Эмма — в пиджак Тома. Эмма зацепил ногу Тома ступней и попытался провести борцовский прием. Том двинул его в ребра. Дерущиеся врезались в столик и уронили вазу с цветами. Она отлетела в сторону.
Стычка длилась бы и дольше, но ее внезапно прервал холодный поток, низвергнувшийся на соперников с верхней лестничной площадки. Там стояла Перл, держа в руках кувшин из спальни.
Пораженные, мокрые и смешные, они расцепились.
— Черт!
— Чтоб тебе!
Том снял пиджак и встряхнул его. Эмма отжал хвост рубашки, который опять выбился из брюк.
— Слава богу, что я был без очков.
Том закрыл глаза и опустил голову.
— Том, что с тобой?
— Все нормально, выйдем-ка вон туда.
Они прошли в гостиную и закрыли дверь.
— Есть что-нибудь выпить? — спросил Том.
— Нет, в этом доме сухой закон. Есть кока-кола.
— Налей мне.
Эмма открыл буфет и налил два стакана. Рука у него тряслась.
— Что за глупость — так подраться, — сказал Том.
Эмма промолчал.
— Эмма, прости меня.
— Ладно.
Том с беспокойством посмотрел на друга, потом отвел взгляд. Он спросил:
— Что тут творилось? Ты давно здесь?
— Я пришел сегодня вечером. Джон Роберт увез Хэтти вчера ночью.
— Куда?
— Обратно в Америку. Ну, наверное, сначала в свой здешний дом или в Лондон.
— О боже… но я не понимаю. Откуда ты узнал? То есть, ты сюда пришел искать Хэтти?
— Нет же, дубина.
— Но зачем… как… ты же не знаком с Перл, ты с ней и слова не сказал, это что, была случайность, внезапный порыв, когда ты застал ее одну?
— Ох, Том. Я видел ее в Купальнях и говорил с ней на том пикнике, разве ты не помнишь, а потом еще раз в прошлую субботу. В прошлую субботу я ее поцеловал.
— Понятно, значит…
— Я был в страшной депрессии. Ты не объявлялся и не подавал признаков жизни. Я подумал, не прийти ли сюда, позвонил со станции, хотел попросить Перл встретиться со мной в пабе. Она сказала, что одна, и пригласила меня сюда. Она тоже в депрессии.
— Эмма, здешние газеты написали кошмарные вещи.
— Да, она мне рассказала. Это возвращает нас к тому, с чего мы начали.
— Ты о том, что… да…
Эмма сел и потер глаза.
— Я об этом думал. Конечно, я не рассказывал Гектору. Я никому не рассказывал. Перл никому не рассказывала, и Хэтти, надо полагать, тоже.
— Конечно нет.
— Но ты помнишь, мы оба были изрядно пьяны и говорили об этом в саду в тот вечер, про идею Джона Роберта насчет тебя и Хэтти, а кругом слонялись разные люди, и кто угодно мог подслушать.
— Боже мой, конечно. Хотя наш разговор должен был звучать совершенно безумно.
— Достаточно, чтобы кто-нибудь уловил идею.
— Да… о боже, какие мы идиоты. То есть я. О Эмма, если бы ты только знал, какой я идиот и какую кашу заварил и как я несчастен!
— Кажется, я подбил тебе глаз.
Том почувствовал, что один глаз у него заплывает, и потрогал его. Тот был горячим и болезненным на ощупь.
— Да! Есть еще кока-кола? Спасибо. Но послушай, насчет Хэтти и Джона Роберта…
