Александр Терехов - Немцы
— Аллоу? Аллоу? Вас слушают! — сочным, что-то проглотившим ртом.
— Извините, что так поздно, — палец Эбергарда лег на «1», так, без всяких чувств, чтение чужой телеграммы, — можете говорить? Это Эбергард, префектура Востоко-Юга. Надо встретиться и обсудить ситуацию по аукциону.
— Аллоу? Говорите. Одну минуту, я выйду на воздух. Аллоу? Вы здесь?
— Это Эбергард. Я вас разбудил?
— О-о, Эбергард, приветствую, рад слышать. Нет, нет, я не в стране, разница во времени… Как поживаете? Устроились?
— Хотел договориться о встрече по нашему вопросу.
— Конечно, конечно, — запикало, неужели зомби в ежедневник полез?! — Буду в городе шестнадцатого. И семнадцатого марта, а потом еще — двадцать восьмого, какое-то время… Но, я так понимаю, у вас — планово?
— Там есть момент, — говорил, и как будто не впервые, кому-то он уже пытался прокричать это не раз, и бесполезно, бесполезно, — связанный с обстоятельствами. Серьезными. Аукцион признан несостоявшимся. В связи с заходом нового игрока. Сильного. От жены большого папы, из красного дома.
— Эбергард, Эбергард, тут… Не всё слышно. Аллоу? Вы говорили с Романом? По текущей ситуации лучше с Романом и его людьми… Скинуть вам его телефон?
— Это принципиальный вопрос. Вопрос денег. Я буду обсуждать его только с первым лицом. Это ваши деньги, и вы должны владеть информацией.
— Эбергард, я в данном случае — связующее звено, финансовое обеспечение — это Роман и его партнеры… Если у него есть партнеры. Моя функция в данной сделке чисто посредническая, за некую компенсацию, кстати, небольшую очень…
— Так, стоп!!! Вы говорили: Роман — ваш человек!
— Ну, можно сказать: я его знаю. Хотя мы недавно познакомились. Когда подбирал вам исполнителя.
— Вы говорили — это ваш бизнес, Роман — исполнитель, подчиняется вам, вы отвечаете! Что вопросы решаю с вами!!!
— Эбергард, может быть, это не тот случай, когда требуются такие эмоции…
— Мне нужно одно: вы управляете им?! — Эбергард отшвырнул приготовленный листок.
— Мне рекомендовали его… кажется. Или я сам вышел… Через Интернет? Сейчас деталей не восстановить. Но я — абсолютно уверен, — где-то улыбался зомби, ему еще предстояли какие-то местные увеселения, — что Роман заинтересован в исполнении контракта. Вы будете довольны! Я, кстати, позвоню ему сейчас. Вопрос о моей компенсации так и не закрыт, но это уже, наверное, в апреле…
— По аукциону я всё объяснил, контракта не будет. Ситуация по благодарности, по соответствию — закрыта! Иначе люди из красного дома займутся вашим Романом и его бизнесом. В будущем, возможно, при размещении государственных заказов…
— Аллоу! Аллоу, — скрежетал зомби.
— Скажите ему, чтобы мне больше не звонили, не искали меня. Всё, что я обещал, я сделал…
— Эбергард, тут… связь прерывается… Давайте я скину вам номер Романа? А то получится какой-то сломанный телефон… Ей-богу, я тут — лишнее звено между вами, — зомби захыхыкал. — Это не самый важный мой проект, я лично сопровождать каждый этап просто не имею возможности… Записываете?
Зомби еще дважды перезвонил, выкрикивая в пустоту:
— Аллоу! Аллоу!
А потом прислал эсэмэс с четырьмя номерами телефонов; будто ветер повалил на провода тополь на Транспортной улице (по ней ходили на речку, казалось — так далеко), и света не будет; у бабушки всегда находились свечки, но сейчас надо двигаться ощупью, поглаживая стены, теперь показавшие свою сущность и разность, разбегались выключатели от шаривших пальцев, насмешливо скрипел пол; тишина больше не являлась протяженным, ведущим туда, дальше пространством, это — пещера, как-то так получилось — Эбергард попал в пещеру, и в девять утра дойдет до ее дальней стены и остановится, и на темной кухне… новое, громоздкое у окна: что? — Улрике, оперлась на подоконник и разглядывает ночь.
— Ты что не спишь? — Подслушала? поняла про его обстоятельства хоть что-то? Слезы… Ей-то из-за чего? — Ты что? Ты же моя жена… — обнявшись, они постояли — немного последних в жизни дней, что осталось провести им только вдвоем, родится девочка, которая потребует себе всё-всё-всё, а потом еще ктото может родиться…
— Всё плачет, — прошептала Улрике. — Я вдруг заметила: всё незаметно плачет — машины… Дома. Деревья. Всё незаметно уходит и плачет. И я когда-то покажусь тебе всего лишь сном.
Что сказать? Да она и сейчас, в это насочившееся и вспыхнувшее под кожей «сейчас» — сон, бытовое обстоятельство, умножившее на десять его уязвимость, негабаритный груз, косо ставший в проеме, но сказал: перепады настроения, депрессия беременных, полное понимание, важность полноценного сна, любовь… Утром, в восемь, он спросил добродушного Хериберта, паломника: а у тебя будет время выслушать и посоветовать? Хериберт мог «после двух», Кристианыч не отвечал (Эбергард не знал, что он хочет услышать от Кристианыча), в префектуру поехать не смог: там ждали в девять, он не представляет себе «разговора», своих слов, таких, что способны — решить, а еще больше боялся того, что сделают, его услышав; закопался в тряпье «а вдруг что-то посоветует Хериберт», «они и сами должны всё понять», и затих, спросил (а к кому еще?) адвоката: можешь? — она всегда могла; когда работает? — убрал звук на телефоне и — поехал в приятно пахнущее тепло, в некоторые узнаваемые детали, в еще не убранную постель, в перезрелое, но неизношенное тело, в бессловесную жадную ласку — и в этот раз после всего уже не было такого стыда и такого раскаяния, привыкает.
— Ну что? Что-то не так? — Вероника-Лариса убирала волосы с его лба. — Тебе не понравилось?
Как сказать от себя? «У меня неприятности», «проблемы на работе», «подставили», «попал» — всё это кто-то уже говорил; не мог ею насытиться, ВероникаЛариса перестала спрашивать и больше слушала себя: что бы еще ей хотелось? как? — ворочались каждый в своем, словно обустраивая соседние норки, а потом молча смотрели в окно: громадными волнами валил снежный дым, мечась под фонарями, отряжая отдельные снежинки стукнуть в окно, там роился снег — крупинки, точки, мухи, — что поближе, летели быстрее, просто неслись, что подальше — кружили, и волны стужи бросали их в стороны; оказывается, она не задремала:
— Переживаешь из-за суда? Я придумала отличный план боевых действий. Только перед судом всё расскажу. Мы победим! Я очень умная у тебя. И хитрая.
— Спасибо, знаю, что ты за меня, — Эбергард думал: Эрна, вот что волнует: кто же будет с ней разговаривать из-под травы, когда ее отца совсем уже не будет, когда она приедет подержаться за ограду, постоит (а может, вспомнит перед сном) и немногими первыми словами начнет рассказ о том, что произошло за последнее время, о чем думает, что тревожит, что-то ведь скажет обязательно, начав с «папа…», и услышит, как кто-то говорит в ответ какие-то понимающие слова, вряд ли выходящие за смысловые пределы «я тебя люблю» — но кто будет Эрне отвечать из-под сугроба, с порыжевшего, непохожего фото, когда он не сможет, чей же это будет голос?
