Эдуард Тополь - Любожид
– Слушай, ты не закосел? – спросил Степняк, потому что его новый приятель стал явно многословен.
– Та ты шо! – обиделся тот.
– Смотри мне! – предупредил Степняк. – А то скажут, шо я из Краснодара приехал брестскую милицию разлагать…
– Да я не милиция, ты шо! – снова обиделся Коваль. – Я – КГБ!
– А мне без разницы, – отмахнулся Степняк и вытащил из внутреннего кармана пальто запечатанную чекушку. – Осилим?
– Спрашиваешь! Жаль, закусона никакого нет!…
– Это ж почему нет? – сказал Степняк и вытащил из второго внутреннего кармана завернутый в тряпицу и полиэтилен кусок киевской колбасы. – Я ж с Краснодара все-таки, жена завернула. А ты небось холостой еще?
– Ну! – подтвердил Коваль.
– И как? Присмотрел тут себе жидовочку? Среди них, знаешь, тоже бывают…
– А то ж! – хмельно хохотнул Коваль. – Тут такие бывают – на морозе стоишь, и то член вскакивает! От одного вида!
– И пробовал? – Степняк ловко снял фольговую пробочку с бутылки.
– Я – нет, – честно признался Коваль. – Мне откуда обломится? За что? А грузчики пытаются. Но это ж жидовки – она с себя последнее кольцо снимет, а не даст!
– Да! – словно бы вспомнил Степняк и отломил Ковалю кусок колбасы. – Так что ты говорил насчет сверхлимитных чемоданов?
– А, действительно! – вспомнил хмельной Коваль. – А то я говорил, что когда тут появляется такой карась с дорогим барахлом, так он за каждый свой чемодан так дрожит, что и по тыще и по две платит за штуку. Только шоб ему норковые шубы не вспарывали и фарфор не разбили. И сколько у него чемоданов, столько тыщ с него и берут, это как минимум! Ну, и сам понимаешь, за такие бабки к нему отношение особое. Его могут и вне очереди на посадку пустить…
– Мимо списка? – быстро спросил Степняк, протягивая Ковалю чекушку водки.
– Нет. Мимо списка – нет. Список же в Москву идет – кто через таможню прошел. А без очереди. Пропустят без очереди и потом в список впишут, при посадке. А ты тут будешь стоять, а твой скокарь со своим барахлом тю-тю и поедет! Правда, барахла там уже будет – дай Бог половина, хотя все чемоданы при нем и пломбами и сургучом опечатают. Понял? Он им платит, штоб они усе аккуратно сложили, не попортили. А они и сами аккуратно – им же потом вытаскивать чего получше. Дошло?
Но Степняк уже потерял интерес к этой теме.
– Ты пей, Артур, – сказал он. – А то мне стоять тут скучно.
И только когда допили бутылку и Коваль, захмелев окончательно, сел на ступеньки холодной лестницы, обхватив голову руками, Степняк спросил как бы между прочим:
– А ты это… Ты на сегодня «раскладку» получал? Может, все-таки они уже впечатали туда моего скокаря, успели? Глянь. Рыжий, сорок восемь лет, глаза карие…
Коваль, качнувшись, сунул руку во внутренний карман пальто, вытащил несколько машинописных страниц, скрепленных железной скрепкой, и молча протянул Степняку.
Степняк взял листки и жадно просмотрел их. Это был список преступников, разыскиваемых всесоюзным уголовным розыском. Каждая фамилия сопровождалась фотографией или подробным словесным портретом.
Ни Василия Степняка, ни его жены Фаины в списке не было.
Степняк понял, что у него есть еще сутки – до выдачи агентам КГБ и милиции следующей «раскладки».
Глава 23
В ночном Бресте
Низвергнутые с высокого положения, пребываем в изгнании и ничего не можем отвечать говорящим нам: «У каждого народа есть царство, а у вас нет на земле и следа (вашего царства)».
Из письма раввина Хасдаи, сына Исаакова, лейб-медика и министра финансов при Халифе Испании Абдур-Рахмане III царю Хазарскому Иосифу Тогармскому (около 960 г.)– Вы представляете, что такое собраться за восемь дней? Главное, нужно со всех прокатных бюро принести им справки, что я там ничего не должен. Но это ж Минск, вы представляете – два миллиона население! 28 прокатных пунктов по всему городу. А я инвалид войны и после инфаркта. То есть, я вам скажу между нами, это, конечно, наша вина, еврейская. Брали, понимаете, перед самым отъездом радиоприемник или велосипед напрокат, совали в багаж – поехал он со всеми делами в Израиль! Так несколько приемников и уехало или телевизоров – я знаю? А им же в ГБ много не надо. Им только дай зацепку! Ага, жиды, теперь мы вам дадим перцу! Гоните справки из всех прокатных пунктов! А у меня восемь дней на сборы, и это после трех лет отказа! Три года я в отказе сидел, и спрашивается: на хера я им нужен? Ну, я был завклубом. И что? Ну какая секретность у клубного работника? Отказали! И не один раз – шесть! Но я все-таки думал, что дадут же на сборы месяц! У нас в Минске всем дают тридцать дней, а я еще инвалид войны. И они официально тоже дали мне тридцать дней. Но они меня не вызывали. А вызвали, когда уже осталось два дня. Тогда они меня вызвали и говорят: вы почему не являетесь за вашим разрешением? Я говорю: а как я могу знать, что вы мне дали разрешение? Они говорят: а мы вам писали. Ну врут, конечно! Чтобы на почте пропала открытка из МВД – такого не бывает, вы ж понимаете. Просто у них на меня вот такой зуб! Потому что я в отказе тихо не сидел, нет! У нас в Минске была группа активистов-сионистов во главе с полковниками Давидовичем и Овсишером. Про Давидовича вы, конечно, слыхали – герой войны, командир полка и написал книгу «Отпусти народ мой!», ее по «Голосу Израиля» все время читают. Ну, ему за это – что вы! Звания лишили, пенсии лишили, от поликлиники открепили. У него инфаркт – «Скорая помощь» отказывается везти, такой у них приказ. Такси надо вызывать. За четыре года у него пять инфарктов, но он все равно такое им устраивал! Он и Овсищер! Овсищер, между прочим, был во время войны командиром авиационного полка, летчик-истребитель, и к самому Паулюсу летал нашим парламентером от Ставки Верховного Главнокомандования! Можете себе представить! Вот таких ребят эти идиоты посадили в отказ! Ну? Так они этим антисемитам такие фокусы устраивали – ой-ой-ой! Ничего не спускали! Как антисемитская книга – протест! Сто подписей, двести подписей, пятьсот подписей собирали! Вот эта книга была – «Осторожно: сионизм», помните? Протест! «Проповедь расизма и разжигание национальной вражды». Письмо в ООН, Брежневу и американскому конгрессу. Я тоже подписал. Сначала я боялся, честно говоря, думаю: ну как можно вот так, открыто? А потом втянулся, знаете. Думаю: а, ладно! Если я с фашистами за Россию воевал, в девятнадцать лет уже батальоном командовал, то с КГБ за Израиль тем более повоюю, правильно? И между прочим, все западные газеты наше письмо напечатали. Шум, скандал – КГБ Давидовичу и Овсищеру телефоны отключили…
