Алексей Колышевский - Секта-2
Лишь немногие из уцелевших арийцев и монголов владели азами магии. Одним из них был Адам.
Со временем сказание об Атлантиде превратилось в легенду, в миф. Почти все наследие сверхлюдей оказалось утраченным. То же, что осталось, было укрыто последними великими атлантами в Шамбале, призрачной стране, в мире, расположенном на границе материального и духовного, чувственного мира. Искать Шамбалу бесполезно. Вход в эту страну заказан для праздных и любопытных, а открыт лишь для посвященных, прошедших обряд расставания с плотью, обряд перерождения, обряд получения нового имени, тех, чья душа развита сильнее зрения и слуха, чьи помыслы совершенны и чисты. Лишь такому сверхчеловеку откроет Шамбала свои таинства: воскрешение мертвых, прозрение будущего, бесконечную память о прошлом целого мира от самого его рождения.
Иисус, Фома, Иоанн и Петр достигли Тибета на третий год своих странствований после выхода из Греции. Здесь они остановились в одном из горных монастырей, чьи стены, по преданию, начал возводить еще сам Будда, достигший здесь, в Тибете, окончательного просветления по выходе своем из Шамбалы. Иисус знал путь к великим стенам. Все эти три года он безошибочно шел сюда, не отклонившись в сторону и на градус. Иногда, во время привалов, он шутил, что не может сбиться с пути, ибо подобен перелетной птице или зверю, что отыщет дорогу по своим особым, заложенным в нем Творцом приметам. В монастыре его приняли с почестями, словно к встрече этой давно готовились. Здесь ему был указан путь в Шамбалу, после пребывания в которой Христос познал, что он есть воплощение Илии – великого пророка, жившего на тысячу лет ранее, мудреца-каббалиста и волшебника, чьим величайшим чудом было возвращение телу души, безвременно и несправдливо его оставившей. По выходе из Шамбалы, где пребывал он вторые сорок дней, Иисус собрал свой немногочисленный отряд и сказал, что теперь он владеет тайной жизни и тайной смерти людской.
– И многое еще предстоит сделать мне, чтобы дана мне была власть не только самому возвращать жизни, но быть в милости у Бога-Творца, который один лишь может вернуть мне жизнь мою. Вы же будьте всегда рядом и тогда окажетесь со мною в мире, где жизнь вечная течет нескончаемой рекой, полной молока и меда. Не беру с вас клятвы, клятва и душу убить способна, когда понадеешься на клятвенное слово, а сам не заметишь, как предашь. Просто скажите, готовы ли вы разделить со мною все тяготы на этом пути?
Фома и Симон Петр склонили головы, Иоанн хотел было сказать что-то, но Иисус жестом остановил его:
– Мы возвращаемся домой, и ты, Иоанн, выступишь впереди нас, чтобы выполнить назначенное тебе дело. Готов ли ты к этому?
Тут пришла очередь Иоанна склонить голову в поклоне. Он покинул горный тибетский монастырь туманным утром следующего дня. Впереди у него были тысячи километров дорог и бесконечный, как свет, путь Иоанна-Крестителя, Предтечи, возвестившего миру о грядущем искуплении грехов всего человечества смертью лучшего из его сынов.
VIIС приходом нового ветхозаветного 3788 года от рождения Адамова, в месяц Тевет, в возрасте 28 лет Иисус со своими последователями Фомой и Петром вернулся в Иудею, пройдя через Месопотамию, Сирию и войдя сперва в Галилею, где, по разумению странников, уже никто не смог бы узнать их, ведь прошло столько времени. Однако здесь они весьма крупно ошиблись. Встреча, предопределенная в непостижимом прошлом, встреча, вероятность которой была рассечена на две ровные половины и помещена на весы, состоялась бы во всяком ином случае, даже пересеки они границу в любом другом месте. Когда Иоанн, на полгода раньше достигший Иудеи, начал провозглашать скорое пришествие мессии, его речи вначале не особенно беспокоили Синедрион. Далеко не сразу в Синедрионе стало известно о содержании этих речей. Таких, кто выдавал себя за божественных посланцев, в то время было весьма много, как и положено в период угнетения, оккупации и неразберихи, а Иудея уже долгое время находилась в римском плену, и большинство евреев, в том числе и простых мирян, считали, что приход мессии неизбежен. Вот почему, когда донос «о некоем возмутителе именем Иоанн, прибывшем из земель дальних» лег перед первосвященником Синедриона Иосифом Киафой, он не придал ему сколь-нибудь весомого значения и буквально положил в «долгий ящик», то есть в сундук, где хранились подобные жалобы добровольных анонимов, писанные на пергаментах разной чистоты и стоимости. Киафе, однако, запало в память это имя, и спустя несколько дней, получив подряд уже два доноса на «Иоанна, народ возмущавшего» и «некоего Иоанна, родом не иначе ессея, так как носит власяницу ессейскую», он извлек из сундука тот, первый пергамент и внимательно перечитал содержание всех подметных пасквилей. Теперь он ясно видел, что все они написаны одним и тем же человеком, который к тому же не убоялся поставить в конце каждого доноса свою подпись «Иехуда из Кариота, верный раб и благочинец».
– Ишь ты, – усмехнулся Киафа, – отчего-то всякий подсыл и наушник спешит заверить в своем благочинии и покорности, выслуживается. Для такого человека оказанное ему с моей стороны внимание – то же что хозяйская цепь да кость для собаки, то есть осуществление разом всех желаний. А если еще и подкупить его, то вернее соглядатая мне не сыскать. Пожалуй, стоит послать за этим Иехудой, он может мне пригодиться.
Оказалось, что автор доносов ожидает своей участи внизу. Стоило Иосифу Киафе взглянуть на него, как цепкая память услужливо открыла страницу с записью о разгроме школы еретика Кадиша во время первосвященства Анана и прокураторства Аннея Руфа, случившегося около 15 лет тому назад в галилейском городе… Как же он называется?
– Эй! Не ты ли тот самый Иехуда из Арбелаха, который учился у отступника Кадиша в его богомерзкой ешиве?[30] Отвечай! – грозно сдвинул брови Киафа.
– Я, я, точно я! – запричитал доносчик. – Я, Адмор,[31] вовремя раскаялся и рассказал о всех темных делах, что там происходили на моей памяти.
– Да, я помню, – брезгливо поморщился первосвященник, – я тогда был служителем в Иерусалимском храме и слышал о той истории. Но позволь-ка, ведь доносчик из тебя получился дурной! Ведь тогда так никого и не схватили?
– Нет, Адмор, – с искренней досадой ответил Иехуда. – Но самые верные ученички, любимчики Кадиша, уплыли из Акко в неизвестном направлении, их нет более в Иудее, я в том готов перед вами, Адмор, поклясться. Тот ессей, который ныне ходит в долине Иорданской и смущает народ своими речами, говорил, что вскоре придет великий пророк, и будет он лицом молод, а душою стар, и принесет мир и обновление людям Израиля.
