Вильям Козлов - Волосы Вероники
Глава двадцать первая
Ну вот все и вернулось на круги своя,— философски рассуждала Грымзина, расхаживая с сигаретой по кабинету.— Разве можно надолго оставлять стадо без пастыря? Разбредутся овечки, кто куда…
— Вы со Скобцовым и Гейгером уж точно забрели не туда,— подковырнул я ее.
— Ольга Вадимовна — баба боевая, принципиальная, свое дело знает. И главное — не злопамятная. С ней работать можно…
Я хотел было напомнить ей, что совсем недавно она пела совсем другое, но воздержался. Интересно выслушать ее до конца. Пепел с сигареты Коняга стряхивала в старую чернильницу, в которой я держал скрепки и кнопки. Уйдет, надо будет все вытряхнуть на чистый лист бумаги, выбрать скрепки, а пепел выбросить в мусорную корзину.
— …Мельчают в наш век мужики,— разглагольствовала Грымзина.— Это только подумать: не нашлось достойного мужчины на должность директора! Год искали и не нашли. Как вам это нравится, Георгий Иванович?
— Вы же считали Скобцова достойным,— сказал я.
— Господь с вами, я никогда не верила, что он будет директором.
— Что же вы тогда ратовали за него? — искренне удивился я.
— Артур Германович много сделал для меня,— сказала Грымзина.— Могла ли я ему отказать в просьбе поддержать его? Он великий стратег, не хотел свой шанс упустить… Кстати, с Гоголевой он остался в самых добрых отношениях.
— Делал ей гадости чужими руками…— невольно бросив взгляд на большие мужские руки Коняги, заметил я.
— Как вы думаете, Георгий Иванович, Гоголева не будет копать под Скобцова? — обеспокоенно посмотрела на меня Грымзина.
— Ольга Вадимовна не будет, как вы выразились, «копать» ни под кого,— сказал я.— Видите ли, она совсем другой человек, чем Скобцов и его… компания.
— На своем месте Артур Германович незаменим,— пропустила она мой намек мимо ушей.— У него большие связи в городе, обком профсоюза полностью его поддерживает. Думаете, просто с иностранцами иметь дело? Приглашения, разные встречи, посещения учреждений, банкеты — все это на плечах Скобцова!
— Я грешным делом подумал, что вы от него уже открещиваетесь,— сказал я.— Григорий Аркадьевич, как узнал, что его не назначат директором, тут же охладел к нему…
— Гейгер поселился в приемной Гоголевой,— презрительно усмехнулась Грымзина.— Теперь будет бить поклоны и замаливать свои грехи… На каждом заявлении против Ольги Вадимовны стоит его подпись.
— Ваша тоже,— ввернул я.
— Я своего отношения к Гоголевой никогда не скрывала. Но в этой институтской борьбе…
— Мышиной возне,— вставил я.
— Ольга Вадимовна показала себя с самой лучшей стороны,— невозмутимо продолжала Грымзина.— Я очень рада, что ошибалась в ней…— Она присела на диван, выставив из-под юбки могучие колени, обтянутые грубошерстными чулками, несколько раз жадно затянулась и, выпустив дым, затолкала окурок в спичечный коробок, который держала в руке.— По правде говоря, Артур Германович сбил меня с толку… Чего, спрашивается, мне делить было с ней? Она — большой ученый, а я всего-навсего переводчица…
— Пожалуй, даже больше профсоюзный деятель,— невозмутимо заметил я.
Грымзина так и подпрыгнула на диване. Жидкая прядь светлых волос спустилась на толстую бровь, серые глаза с беспокойством уставились на меня.
— Что я опять напортачила? — совсем другим голосом сказала она.— Если хотите, на следующем отчетно-выборном собрании я сама отведу свою кандидатуру.
«Вряд ли тебя в следующий раз выберут в местком, голубушка!» — подумал я, а вслух сказал:
— Лиши вас общественной работы, вы места себе не найдете!
— Пятнадцать лет в общественницах,— расчувствовалась она.— Я ведь знаю, кто чем дышит в нашем институте… У каждого дома побывала с комиссиями, сколько квартир людям выхлопотала! Путевок! Курсовок! Единовременных пособий…— Она вдруг как-то странно посмотрела на меня.— Георгий Иванович, а ведь вы ни разу не обращались в местком за помощью?
— Как-то в голову не приходило,— пожал я плечами.
Мне действительно не было нужды обращаться за какой-то помощью. Квартирные дела у меня в порядке, путевок я не просил, денег тем более, а вот взносы платил исправно.
— Пора и передохнуть,— все в том же размягченном тоне продолжала Грымзина.— Пусть другие потрудятся на благо общества, думают, это так-то просто…
— Я не против общественной работы, но…
— Встану и заявлю самоотвод,— торжественно пообещала Грымзина.— Пусть другие попрыгают! Профсоюзная работа — это ого-го! Тут нужно волчком вертеться и вертеться, а каждому угодить ой-ой-ой как трудно, Георгий Иванович!
— А нужно ли угождать? — сказал я.
— Сразу видно, не были вы на общественной работе. Да, если не найдешь общего языка с полезными людьми, то ничего не добьешься! Институтов в городе много, а дефицитных путевок мало. А квартирные дела? А ясли, детсад? И кулаками стучишь, и кланяешься, и другой раз даже слезу пустишь…
— Трудно вам,— сказал я.
Она бросила на меня подозрительный взгляд — не подтруниваю ли я над ней? — и продолжала:
— Вот вы сколько лет знаете Уткину? Шесть? А были у нее хотя бы раз дома?
— Не приглашала,— сказал я, не догадываясь, куда она клонит.
— Альбина Аркадьевна на юга ездит, об Америке мечтает, вон в кино, говорит, снимается, а живет в коммунальной квартире, и никому до нее нет дела. Через дверь сосед — пьяница. Ночами устраивает скандалы, песни орет…
Этого я не знал.
— С одним чемоданчиком ушла от мужа к старушке матери, два года назад похоронила ее… Мы тут на похороны выделили ей кое-что — отказалась. Гордая, независимая.
— Что же вы не выхлопотали ей однокомнатную квартиру? — упрекнул я.
— Думаете, так просто! — всплеснула толстыми руками Грымзина.— У нее комната как спортивный зал — тридцать семь метров! На такую площадь еще двоих можно прописать.
— Так ей и жить там до скончания века?
— Вот вы меня ругали, что на месте не бываю, а я пороги обивала в горсовете… Обещали Уткиной из наших фондов выделить в ноябре однокомнатную квартиру. В Гавани. Район очень хороший.
— Пожалуй, не стоит вам уходить с профсоюзной работы,— сказал я.
— Квартиру Уткиной я из горла вырву,— твердо заявила Коняга.
И я поверил, что вырвет, она такая. Сегодня я узнал Конягу и с другой стороны: мне казалось, она недолюбливает Альбину Аркадьевну, а вот на тебе, квартиру ей энергично выбивала.
— Мы еще погуляем на ее новоселье,— улыбнулась Грымзина.— А потом на очереди Соболева. Она надумала пятого рожать… Надо им теперь минимум четырехкомнатную.
