Дина Рубина - Русская канарейка. Голос
На миг перед глазами Леона возникла фигура Тассны, за которым он так долго шел по улицам и переулкам Бангкока, его походка профессионального танцора, стремительная и расслабленная, ритмичное движение локтей, прищелкивание пальцев… А ведь как искренне тот прослезился, вспомнив о старике: «Цуцик! Суч-потрох!!!» «Одно не исключает другого», — любил повторять Иммануэль… Одно не исключает другого? Гендель в часовне Кингс-колледжа не исключает мертвого тайца в грязных водах канала.
— И все же, откуда вообще взялись у Иммануэля эти двое? — помолчав, спросил Леон.
— Слушай, кто сейчас вспомнит, столько лет прошло. Ни Мири, ни Алекс ни черта не в состоянии сказать. Скорее всего, знакомые порекомендовали. Знаешь, как бывает: старики умирают, хороших сиделок передают из дома в дом… Эти два брата будто из-под земли выскочили, и в самый нужный момент, когда Иммануэля парализовало.
— И куда же делся второй брат? — спросил Леон. — Винай? Кстати, они были очень разными, эти братья, и второй довольно часто отлучался до дому.
— А почему ты так о нем волнуешься? — насторожился Натан. — Тот танцор, похоже, и вправду ничего конкретного не знал. Возможно, интересуясь, мы недостаточно усердствовали. Но — сам понимаешь: мы не дома.
Леон пожал плечами, промолчал… В данный момент он не смог бы объяснить, почему исчезнувший Винай так часто всплывает в его мыслях. Ведь пресловутая интуиция музыкального импровизатора — не причина?
А главное, меньше всего ему сейчас хотелось приближаться к острову Джум.
— Ну ладно. — Натан повернулся спиной к прекрасному виду и локтями оперся о парапет.
— Не знаю, стоит ли говорить, до какой степени мы тебе благодарны, — пробурчал он. — Ты невероятно нам помог, просто — как дверь открыл, так что мы уже могли сунуться к нашим друзьям в Берлине и Лондоне. Не бог весть что, но и там, и тут какие-то свои человечки имеются: глянуть в картотеки, вытянуть старые рапорты двадцатилетней давности, показания обвиняемых или свидетелей на процессах. Ну, и свои силы задействованы, само собой. Сегодня картина несколько прояснилась. Хочешь подробности, кто он — твоя добыча, твой Казах?
Еще бы, мрачно кивнув, подумал Леон. Еще бы мне не хотелось услышать о «нашем дяде Фридрихе».
— Тогда зайдем куда-нибудь, где не так дует. Ты нарочно выбрал самое ветреное место в Париже, не считая Эйфелевой башни? Где здесь, черт возьми, можно сесть и выпить чашку кофе?
— Опять кофе?!
— Цыц, — отозвался Натан беззлобно. — Мне не хватает еще одной Магды на берегах Сены. В Париже я хотел бы вырваться из госпитальных условий.
— Тут рядом есть забегаловка, на углу Сен-Жермен и Кардинала Лемуана. Наверняка уже открыта. Хозяин — симпатичный парень, зовут Амокрэн.
— Араб?
— Бербер.
И пока шли по направлению к ничем не примечательной забегаловке с напыщенным именем «Ле кардинал Сен-Жермен», Натан с Шаули препирались о происхождении берберов. Натан утверждал, что они потомки «карфагенян и прочих филистимлян и финикийцев, населявших Северную Африку до новой эры», а Шаули комично таращил глаза и спрашивал, действительно ли Натан уверен, что финикийцы и филистимляне — это одно и то же? Похоже, недавно он брал очередной курс в Открытом университете — то ли по этнографии, то ли по истории Древнего мира.
Они вошли в кафе и, лавируя меж пустыми по утреннему времени столиками (лишь за двумя в разных концах зала сидели, нахохлившись над первой чашкой кофе, два сизых от недосыпа студента), пробрались в дальний угол, где вдоль всей стены тянулся лиловый бархатный диванчик, а перед ним — ряд одноногих круглых столиков. Здесь можно было выпить чашку кофе, проглотить сэндвич и сидеть часами, не привлекая к себе внимания. В обеденное время тут подавали два-три горячих блюда из самых простых: бифштекс с картошкой, цыпленок, жареная рыба…
— Вот и хорошо, — усаживаясь и разматывая шарф, вздохнул Натан. — Как бы дождь не ливанул, а, Шаули? Сядь-ка вот тут, напротив, Леон. Чтоб я лицо твое видел.
Он расстегнул и снял плащ, аккуратно свернув его на диванчике этакой посылкой. Сдержанно и конспективно, почти невозмутимо заговорил:
— Итак, твой Казах. Фридрих Бонке. Фамилия материнская, хотя родился — в Берлине, в сорок шестом — от советского солдата, действительно казаха по национальности. Учился в Москве — ядерная физика. Уже тогда был завербован Штази и в Москву на учебу направлен, полагаю, для налаживания связей со студентами из стран Азии и Африки — скорее всего, в Штази рассчитывали, что впоследствии это поможет получать информацию о развитии ядерных исследований в этих странах. Кличка «Казах», как ни странно, — семейная, шутливая. Но прижилась везде, главным образом в Штази. Талантливый парень: артист, игрок. Сильный игрок. И задание свое выполнил на двести процентов.
Натан поднял на Леона серые глаза в набрякших мешках тяжелых век. Как обычно: правый изучал твою физиономию, левый следил за ситуацией.
— Ты добыл имя дружка его московской молодости: Бахрам. Я ошалел, когда услышал. Знаешь, о ком речь, ингелэ манс? Это Бахрам Махдави, тот высокопоставленный офицер КСИРа, заместитель министра обороны, генерала Боруджерди, за которым мы два года охотимся — о чем, естественно, не вопим на весь мир… В последний раз пытались выкрасть его в Стамбуле, но неудачно. Так вот. В молодости Казах не только свел с ним дружбу, но и женился (твой источник прав) на родной сестре Бахрама Лале. Та родила Казаху сына и умерла молодой от какой-то особо стремительной формы рака — вроде что-то с вилочковой железой, иногда случается у женщин после родов. Сгорела буквально за три месяца. Но с Бахрамом Казаха всю жизнь связывали тесные деловые отношения — не говоря уже о мальчике: все же для Бахрама тот — сын покойной сестры, умершей в молодости. Бахрам очень детолюбив, у него у самого четверо сыновей… Мальчик по большей части рос в дядином доме, с двоюродными братьями, так что можно вообразить, как он близок всей этой мишпухе… Но Казах… О, это хитроумный Улисс! Вот уж кто танцевал и с левой ноги, и с правой, и во все стороны. В восемьдесят пятом его перевербовали британцы, и до падения Берлинской стены этот шустрый парень процветал в двойных играх, в которых сам черт себе рога бы обломал. Даже в тройных: кое-какие услуги он оказывал и КГБ, дружков молодости у него и там было достаточно. Ну, а «гэбня», от которой традиционно зависели «кадры», что в вюнсдорфской штаб-квартире ГСВГ, что на красногорском урановом руднике, свой интерес знает. И если им для бизнеса нужен немец, то они, конечно, пригласят «своего». Не из шишек, к которым прикован интерес общества, и не из тех «вторых», чьи подписи в политических досье… А вот курировать вопросы «безопасности» по транспортировке какого-нибудь саксонского урана вполне мог и Фридрих Бонке…
