Дина Рубина - Русская канарейка. Голос
— А! У тебя новый жилец! — удивился Натан, а Шаули, вернувшись из душа, так обрадовался птичке, что стал насвистывать, пульсируя свежевыбритыми втянутыми щеками, выдавая ямочки и являя собой сладкий образ субботнего папули.
— Между прочим, в Иране урановую руду добывают в городе под названием Кенар, — сказал он, отсвистав и наигравшись. — Это на севере, в провинции Мазендеран, в Бабольсере.
— Между прочим, раньше в шахты спускались, прихватив канарейку в клетке, — добавил Натан. — Они же чувствительны к метану…
На это Шаули отозвался известной байкой о фюрере и о его любимой канарейке, чью кончину тот оплакивал горючими слезами.
— То была порода «бельгийская горбатая», — неожиданно подтвердил Натан. — Если не ошибаюсь, горб создавался так: жердочку, где сидела птичка, подвешивали слишком высоко, и со временем у канарейки вырабатывался такой изгиб спины и шеи, который придавал песне особенный тремор. Эту породу выводили бельгийские евреи. После войны она сошла на нет — в отсутствие заводчиков.
После этой реплики все трое в чинном молчании, нарушаемом замечаниями о погоде в Женеве, о толкотне в парижском метро и о репертуаре «Опера Бастий» на ближайший месяц, позавтракали гренками с сыром и сардинами из банки и выпили еще по чашке кофе…
— А вот сейчас — пройтись по утреннему воздуху, — сказал Натан, грузно поднимаясь, хотя после бессонной ночи в поезде ему следовало бы отлежаться часа два — как говорил Кнопка Лю, за пьечкой.
Но они поднялись, оделись и так же чинно спустились по лестнице в холл, продефилировав перед глазами удивленной Исадоры:
— Бонжур, месье Леон! Я не знала, что у вас гости.
— Да, родственники из Одессы…
Оба церемонно поклонились (учтивость провинциалов): бонжур, мадам… бонжур, мадам…
Снаружи дул довольно противный ветер. Невидимый регулировщик в пухлом ватиновом небе то и дело разворачивал вспять колонны несущихся облаков; те сталкивались, громоздились друг на друга, расползались, и тогда в случайную прореху выпадало еще не солнце, но сноп лимонного утреннего света.
Выйдя из дома, они свернули на рю Сен-Круа де ля Бретонри, а затем на рю дез Аршив, по которой неспешно двинулись в сторону Сены. Натан прекрасно знал Париж. Когда-то, в молодости, прожил здесь года три, отвечая за безопасность израильских миссий в Европе.
Он грузно шагал рядом с Леоном (Шаули слегка отставал — не потому, что тротуар был слишком узок, просто Шаули заменял рыжего Рувку, который по делам еще оставался в Женеве) и негромко отвечал на расспросы Леона о «женевской урановой тусовке». Америка пойдет на все, чтобы не сталкиваться с Ираном, говорил Натан, и не потому, что американцы наивны или недальновидны. Просто грядет мощный исторический сдвиг, который мир за всей истерикой с Ираном не хочет замечать, а может, и вправду не замечает. Америка уходит с Ближнего Востока. Америке надоели войны; она воевала во Вьетнаме, потом в Корее, потом в Ираке, потом — дольше всех стран — воевала в Афганистане. Ну и хватит. Они пока этого не артикулируют, добавил он. Но уже действуют…
Он пожал плечами, и снова в этом жесте просквозило то же: усталость и едва ли не равнодушие.
Еще лет пять — и Америка перестанет нуждаться в арабской нефти, отрывисто говорил Натан. Вот они и хотят замириться с Ираном; не потому, что боятся его бомбы — чушь! — и не потому, что стараются ради Саудии или Израиля. Ради нас они никогда не старались и стараться не будут. Нет, Америка аккуратно обстригает последние ниточки, последние связи, а там — повернуться спиной, и закрыть дверь, и оставить вонючий котел Ближнего Востока его безумцам: пусть варят там свое дерьмо, миллионы своих трупов. Все они — Америка с Канадой, Латинская Америка и тем более дряхлая Европа, замученная собственными мусульманами, все они — бывшие игроки, все уходят с политической сцены. Остаются Иран, пожираемый амбициями, со своими мечтами стать хозяином на Ближнем Востоке, Китай и Россия. А мы… Мы остаемся один на один с этой безбрежной тьмой, вот и вся правда. Вернее, не вся…
Он вздохнул и поднял воротник плаща.
— Третья мировая война… кто только не расписывал ее сценарий! Но проходить она будет не между западным и третьим миром, а внутри третьего мира, между его странами, анклавами, окрестностями, дворами и подворотнями, начиненными оружием по самые яйца. Нас ждет бесконечная и безысходная бойня, которая уже в этом столетии просто снесет западный мир — попутно, по ходу действия, как сносит хижину какой-нибудь ураган «Катрина». Так вот жирная мамка во сне задавливает младенца. Они задавят этот мир, как котенка, понимаешь? Со всеми его соборами, операми-тенорами, бахами-шубертами, леонардами и сезаннами…
— Ты… очень мрачен сегодня, — заметил Леон.
— Смотри, как стремительно меняются времена, — продолжал Натан, вроде и не слыша его слов. — Это даже завораживает: Саудовская Аравия покупает бомбу у Пакистана. Атомные бомбы уже покупают. Завтра какой-нибудь миллиардер сможет сам купить бомбу у Пакистана. Или у Северной Кореи, которая таки нуждается в деньгах…
Они миновали Отель-де-Вилль, здание мэрии с целым батальоном статуй знаменитых граждан на фасаде, среди которых в мраморном покое стоял незадачливый Юг Обрио, и дошли до набережной Сены.
— Если направо, а потом по мосту д’Арколь на остров Ситэ и там мимо Нотр-Дама, окажемся у «Shakespeare and Company». Леон, знаешь эту букинистическую лавку?
— Еще бы, — отозвался тот. — Сколько денег там оставлено! Нет, пошли налево, по рю Лобо, там с моста Турнель отличный вид и народу меньше.
…С моста Турнель действительно открывался чудесный вид на оба острова — Сен-Луи и Ситэ с Нотр-Дамом, чьи каменные ребра напоминают полусложенные крылья птеродактиля.
— Потрясающе, а, Шаули? — не оглядываясь, меланхолично заметил Натан. — Вот этот памятник святой Женевьеве, обрати внимание… Знаешь, кто его автор? Ландовский — тот, кто делал статую Христа в Рио.
Парси промычал сзади что-то неразборчивое. Все трое стояли, не начиная разговора, облокотившись на парапет моста и глядя вниз, где мутные бутылочные воды несли барашковую бежевую гривку мелкой волны.
— Насчет того мутного тайца, — наконец проговорил Натан. — Как там его звали… Тассна? Ты оказался прав. Наша ошибка… Бедняга не дотанцевал на своей дискотеке, случайно свалился в канал… Жаль. Но это бывает, когда танцуют в обе стороны… Так что сейчас мы проверяем все его сведения, особенно насчет Крушевича — то, что удалось из него вытянуть… перед этим неудачным падением.
