Карлос Сафон - Игра ангела
Я улыбнулся ей и поцеловал в лоб.
— Конечно, слушаю. Но в доме больше никого не было…
Она закрыла глаза и наклонила голову, издав стон, словно мои слова как кинжалы пронзили ей внутренности.
— Я позову врача…
Наклонившись, я снова поцеловал Кристину и встал. Направляясь к двери, я спиной чувствовал ее взгляд.
— Малодушный, — сказала Кристина.
Когда я вернулся в комнату с доктором Санхуаном, Кристина развязала последние ремни и, покачиваясь, шла к двери, оставляя кровавые следы на светлой плитке. Мы вдвоем подхватили ее и снова уложили на кровать. Кристина кричала и вырывалась с неистовством, от которого кровь стыла в жилах.
Шум и крики всполошили весь медперсонал. Охранник помог нам держать Кристину, пока доктор снова привязывал ее ремнями. Обездвижив ее, доктор сердито посмотрел на меня.
— Я сделаю ей еще один укол. Оставайтесь здесь и не смейте больше развязывать ремни.
Я оставался с ней наедине всего минуту и хотел успокоить ее. Кристина продолжала вырываться, пытаясь освободиться от пут. Я обхватил ладонями ее лицо, стараясь заглянуть в глаза.
— Кристина, пожалуйста…
Она плюнула мне в лицо.
— Убирайся!
Доктор возвратился в сопровождении медсестры, которая несла металлический поднос со шприцем, марлевыми салфетками и стеклянной ампулой с желтоватой жидкостью.
— Выйдите, — велел доктор.
Я отступил к порогу. Медсестра прижала Кристину к кровати, а доктор сделал ей укол успокоительного лекарства в руку. Кристина душераздирающе кричала. Я зажал руками уши и выскочил в коридор.
«Малодушный, — повторил я про себя. — Малодушный».
10За санаторием «Вилла Сан-Антонио» начиналась дорога, окаймленная деревьями, росшими вдоль сточной канавы. Дорога шла из поселка. На карте, висевшей в рамке в ресторанном зале гостиницы «Лаго», она была обозначена романтическим названием «аллея Влюбленных». В тот день, покинув санаторий, я решил пойти по этой тенистой тропе, сулившей, помимо любовных утех, еще и одиночество. Я прошагал около получаса, не встретив на своем пути ни души. Селение осталось позади, и угловатый силуэт «Виллы Сан-Антонио», а также большие особняки, окружавшие озеро, стали казаться картонными аппликациями, наклеенными на горизонт. Я сел на одну из скамеек, пунктиром отмечавших маршрут, и смотрел, как садится солнце на краю долины Сердания. Метрах в двухстах от моей скамейки, посреди чистого поля, занесенного снегом, вырисовывался силуэт маленькой часовни. Не понимая зачем, я встал и, прокладывая стежку по нетронутому снегу, направился к строению. Когда до часовни оставалось не больше дюжины метров, я разглядел, что у часовни нет дверей. Каменная кладка почернела от пламени, спалившего сооружение. Я поднялся по ступеням, которые вели к проему, некогда служившему входом, и сделал несколько шагов внутрь. Среди пепла и головешек выступали обугленные остатки скамей и балок, обрушившихся с потолка. Сорняки расползлись по всему помещению и оплетали руины алтаря. Закатное солнце пробивалoсь сквозь узкие оконца. Я сел на то, что осталось от скамьи перед алтарем, и прислушался к свисту ветра в щелях купола, разрушенного огнем. Я возвел глаза к небу. Как мне хотелось иметь хотя бы крупицу той веры, которую питал мой добрый друг Семпере, веру в Бога или в книги, и с этой верой помолиться небесам или преисподней, чтобы мне дали еще один шанс и позволили забрать отсюда Кристину.
— Пожалуйста, — прошептал я, глотая слезы.
Взглянув на себя со стороны, я горько усмехнулся — побежденный, сломленный человек, вымаливающий ничтожную малость у Бога, в которого он никогда не верил. Осмотревшись, я увидел дом Господень, обращенный в руины и пепел, обитель пустоты и одиночества, и понял, что сегодня же ночью приду за Кристиной. И мне не нужно ни чудо, ни благословение. Мне нужна только одна решимость вытащить ее из этого ада и вырвать из лап малодушного влюбленного доктора, вздумавшего сделать из нее Спящую красавицу. Я скорее сожгу дом, чем позволю кому-то снова наложить на нее руки. Я увезу ее домой, чтобы умереть рядом. И моими проводниками станут гнев и ненависть.
Я ушел из часовни в сумерках, перебрался через серебряноe поле, искрившееся в лунном свете, и вернулся на дорогу. Я шел ориентируясь в потемках по очертаниям канавы. Наконец вдалеке забрезжил свет «Виллы Сан-Антонио» и обозначился лес башен и мансард вокруг озера. Когда я дошел до санатория, то не стал нажимать кнопку звонка на воротах, а просто перелез через стену и крадучись пересек в темноте сад. Я обошел дом и приблизился к черному ходу. Дверь была заперта, но я, не колеблясь ни секунды, ударил в стекло локтем, высаживая его, чтобы дотянуться до щеколды. Наконец я ступил в коридор, прислушиваясь к доносившимся голосам и бормотанию и ощущая витавший в воздухе резкий запах бульона, исходивший с кухни. Я пробрался через весь этаж до комнаты в глубине, где добрый доктор без малейших колебаний заточил Кристину, мечтая превратить ее в Спящую красавицу, опутанную ремнями и вечно витающую в облаках под воздействием лекарств.
Я предполагал, что уткнусь в запертую дверь, однако ручка повернулась под моей рукой, тупо саднившей от порезов. Толкнув дверь, я вошел в помещение. Я с изумлением увидел, что мое дыхание клубами пара поплыло перед моим лицом. В следующий момент я заметил, что светлые плиты пола испещрены кровавыми следами. Окно, выходившее в сад, было распахнуто настежь, и шторы колыхались от ветра. Постель опустела. Я подошел к кровати и вытащил конец одного из кожаных ремней, которыми доктор с санитарами связывали Кристину. Ремни были чисто перерезаны, словно бумажные ленты. Я выскочил в сад и увидел четко выделявшуюся на снегу цепочку красных следов, удалявшихся в сторону ограды. Я устремился в том направлении и ощупал каменную стену, окружавшую сад. На камнях остались пятна крови. Я вскарабкался на ограду и спрыгнул вниз. Неровная, петляющая дорожка следов вела в поселок. Помню, я бросился бежать.
Я следовал за отпечатками ног на снегу до парка, раскинувшегося вокруг озера. Полная луна пылала над большим ледяным зеркалом. И тут я ее увидел. Кристина, хромая, медленно шла по льду, оставляя за собой кровавый след. Ветер трепал подол ее белой рубашки. Когда я добежал до берега, Кристина удалилась метров на тридцать от кромки озера, продвигаясь к его центру. Я громко позвал ее по имени. Она плавно повернулась, и я увидел улыбку у нее на лице. А между тем от ее ног разбегалась паутина трещин. Я прыгнул на лед, почувствовал, как ледяная поверхность подается и хрустит при каждом шаге, и бросился к Кристине. Она стояла неподвижно и смотрела на меня. Трещины вокруг ее ступней расширялись, превращаясь в ползучие плети черных расселин. Лед проседал подо мной, и я упал ничком.
