Нора Робертс - Трибьют
— Это логично, правда? Тут произошло самое страшное событие в ее жизни — погиб Джонни. Реальность, от которой не убежишь. Но она все время возвращалась сюда, чтобы вновь сталкиваться с этой реальностью. Она не забросила дом и не продала его. Он называл ее Труди, и ей хотелось верить, что он любит в ней именно Труди. Мне кажется, она отчаянно хотела получить этот последний шанс. Мне кажется, она хотела ребенка, Форд. Она уже потеряла одного ребенка. Как она могла убить себя и не воспользоваться шансом, чтобы родить еще одного?
— А если она поняла, что этот парень любил вовсе не Труди и что все это всего лишь еще одна иллюзия?
— Мужчины приходят и уходят. Так у нее было всегда. Я кое-что поняла во вчерашнем сне. Ее единственной любовью был Джонни. Если не считать работы. Она страстно любила свою работу. Но Джонни принадлежал ей. Моя мама всегда это понимала, всегда знала, что не займет его место. Последняя любовь, последний шанс? Думаю, этой любовью и этим шансом для нее был ребенок. Я не могу поверить, просто не могу поверить, что она убила себя из-за неудачного романа.
— Ты сказала, что в твоем сне она пила. Водку.
— Как обычно, — звякнул таймер, и Силла подхватила кастрюлю с макаронами, отнесла к мойке и перевернула ее в заранее приготовленный дуршлаг. — Но во сне не было никаких таблеток.
Силла стояла и смотрела на поднимающийся от дуршлага пар.
— А где же таблетки, Форд? Я все возвращаюсь к тем письмам, к раздраженному тону последних. Он не хотел, чтобы она жила в этом доме. Она представляла для него угрозу — непредсказуемая, несчастная женщина, беременная от него. Но она не собиралась ни от чего отказываться. Ни от дома, ни от ребенка, ни от своего шанса. И тогда он отнял у нее этот шанс. Я все время возвращаюсь к этому.
— Если ты права, то следующий шаг — доказать это. Мы уже пытались выяснить, кто написал эти письма. Не знаю, сколько еще ниточек нам придется отыскать.
— У меня такое ощущение… Мне кажется, что мы уже напали на след или были где-то рядом. И пропустили очевидное. То, что было прямо перед глазами. Я не обратила на это внимания, и оно ускользнуло.
Силла повернулась к нему.
— Теперь это моя реальность, Форд. Ты, этот дом, эта жизнь. Я нашла все это благодаря ей. И я должна сделать для нее нечто большее, чем посадить розы или покрасить стены. Не просто восстановить этот дом как память о ней. Я должна ей правду.
— То, что ты нашла здесь, только началось с нее. И если тебе нужна правда, я сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе узнать ее. Но эта ферма и то, что ты здесь сделала, — это не только дань памяти Дженет. Это дань уважения к тебе, Силла. К тому, что ты умеешь, чем можешь жертвовать, что можешь отдать. Во сне эти стены были твоими.
— Но я ничем их не заполнила. Комнаты стоят пустые. Ни стула, ни стола — за исключением того, что было нужно для Стива. Думаю, пора это исправить.
Он ждал этого. Ждал следующего шага.
— У меня дома полно всякой мебели. Часть можно выбрать оттуда.
— Я выбираю тебя, — она подошла к нему и обняла за шею. — Я выбираю парня, который в семь утра режет со мной помидоры, потому что я чокнутая. Парня, который не только обещает мне помочь, но и помогает. Того, кто заставил меня понять, что я единственная из трех поколений женщин в семье Харди, которой повезло любить мужчину, который видит меня. Давай выберем что-нибудь и перенесем через дорогу. Мы поставим это в дом, и дом станет не ее и не моим, а нашим.
— Я голосую за кровать.
— Согласна, — улыбнулась она.
Конечно, это было нелепо — два человека, которые готовились к вечеринке, бросили все дела, чтобы разобрать кровать, перенести раму, обе спинки, матрас с пружинами и постельное белье вниз, погрузить в машину и перевезти через дорогу, сопровождаемые собакой. А потом проделать все это в обратном порядке.
Но Силла обнаружила, что это не только символично, но и улучшает настроение.
Хотя предложение Форда тут же опробовать кровать ей показалось излишним.
Вечером, пообещала она ему. Обязательно.
Теперь это их комната, думала она, взбивая подушки. Их комната, их кровать, их дом. Их жизнь.
Да, она повесит фотографии Дженет Харди в доме, как говорила в своем сне. Но будут и другие фотографии. Ее и Форда, друзей, родственников. Она спросит отца, сохранились ли фотографии его отца и деда, чтобы она могла сделать копии. Она отремонтирует и покрасит старое кресло-качалку, которое нашла на чердаке, купит яркие, красивые тарелки и перенесет уютный диван Форда в их гостиную.
Она будет помнить, что было, и двигаться навстречу тому, что будет. Разве не это всегда было ее целью? И она продолжит искать правду. Ради Дженет, ради своей матери, ради себя самой.
Вернувшись к Форду, она вышла во двор, чтобы позвонить Дилли в Нью-Йорк.
— Мама.
— Силла. Еще нет девяти. Разве ты не знаешь, как мне важно высыпаться? Сегодня у меня концерт.
— Знаю. Читала статьи. «Триумфальное возвращение зрелой и элегантной Беделии Харди». Поздравляю.
— Пожалуй, я обошлась бы без «зрелой».
— Я ужасно горжусь тобой и хочу увидеть твой триумф в Вашингтоне через пару недель.
— Спасибо, Силла, — после короткой паузы сказала Дилли. — Я не знаю, что сказать.
И тут же начала подробно рассказывать о тяжелой работе, о трех номерах на бис, о выходах на поклон, о заваленной цветами артистической уборной. Силла слушала и улыбалась. Дилли быстро восстанавливала дар речи.
— Конечно, я совсем без сил. Но энергия откуда-то появляется как раз тогда, когда она больше всего мне нужна. И Марио очень заботится обо мне.
— Я рада. Мама, мы с Фордом женимся.
— С кем?
— С Фордом, мама. Ты видела его, когда приезжала ко мне.
— Ты думаешь, я должна помнить всех, кого когда-то видела? Высокий? Сосед?
— Он высокий, и он живет через дорогу.
— И когда все это случилось? — в голосе Дилли появились раздраженные нотки. — Зачем ты за него выходишь? Когда ты вернешься в Лос-Анджелес…
— Мама, выслушай меня. Просто слушай и ничего не говори, пока я не закончу. Я не вернусь в Лос-Анджелес. Я не вернусь на сцену.
— Ты…
— Просто слушай. Теперь это мой дом, и я буду строить свою жизнь здесь. Я люблю замечательного человека, который тоже меня любит. Я счастлива. Теперь я счастлива так, как счастлива ты, когда выходишь на сцену. Я хочу тебя кое о чем попросить. Всего об одной вещи, один-единственный раз. Я хочу, чтобы ты сказала — неважно, что ты думаешь на самом деле, — просто сказала: «Я очень рада за тебя, Силла».
— Я очень рада за тебя, Силла.
— Спасибо.
