Эдуард Тополь - Новая Россия в постели
И вот мы поехали в Крым. Там было много чего. И солнца, и секса — эта Зина оказалась не девственницей, а просто инертной и квелой почти на уровне фригидности. Кто-то ее научил еще, наверно, в школе, что женщина должна просто лежать, распахнув ноги, а мужчина будет доставлять ей все удовольствия рая и ада. Я считаю, что таких учителей нужно кастрировать, потому что после них женщину переучить почти невозможно. Но что окончательно ухудшило наши отношения, так это эпизод так называемого секса втроем, он был жирной точкой, которая логично завершила мои уже бездарные отношения с Мартином.
Как это было? В отличие от меня Зина очень белокожа. К тому же я три месяца загорала дома, и шоколадный загар очень смотрелся на моем похудевшем теле. Зина мне завидовала, но она не могла так же долго лежать на солнце. Хотя очень старалась и в результате просто сгорела. И страдала, капризничала, что меня безумно раздражало, потому что я не хотела брать на себя роль ее матери. Я ехала туда, чтобы загорать, плавать, заниматься любовью с Мартином и немножко отыграться на этой Зине, а не превращаться в ее сиделку. Но в тот вечер, когда мы остались втроем, она не могла спать, ныла, стонала, а у нас не было крема от ожогов, и Мартин бегал ночью по городу, искал аптеку или хотя бы кефир. Однако Ялта не Америка, и слава Богу, что он нашел хоть йогурт. Йогурт был персиковый, причем мой любимый. И Зинка, зная, что я не могу отказать ей при Мартине, попросила меня намазать этим йогуртом ее несчастное тело. Мне было лень, я сказала, чтобы это сделал Мартин. Но она отказалась, ей нужны были мои мягкие руки.
Делать нечего, я поднялась с постели и пошла к Зине. Она лежала на раскладном кресле-кровати, на животе. За окном была огромная луна, которая каким-то желтовато-белесым светом освещала всю нашу комнату. И если мое тело было эффектно на белой простыне, то ее тело было очень хорошо именно в таком свете. Красноватость ее кожи была не видна, вся ее фигура была просто светлая, и эти красивые очертания ее спелого тела на таком узком лежаке пробуждали у меня разного рода фантазии. А когда я стала мазать ей спину йогуртом, то не знаю, что чувствовала она, но у меня было совершенно потрясающее ощущение прохладного йогурта, горячей спины, такого легкого скольжения моих рук по этому юному телу от изгибов ее шеи до ягодиц. И я безумно возбудилась. Я вдруг поняла, что мне хочется ее целовать, и обрадовалась этому чувству. Я люблю такие ощущения. Они кажутся мне очень глубокими. Все-таки женщины всегда конкурируют друг с другом — это можно признавать, можно не признавать, аксиома от этого не меняется. Но когда я чувствую в себе такую жажду другой женщины, я понимаю, что я уже не только не конкурирую с ней, я наслаждаюсь ею. И цель моя — дать ей как можно больше удовольствий за то наслаждение, которое я от нее получаю.
Но в ту ночь мне нельзя было заниматься любовью, это был счастливый период «тампаксов». И я понимала, что далеко это пойти не может. К тому же Зина, как я сказала, умеет лишь одно — лечь и удивлять своим роскошным телом. Женщина ты или мужчина, лесбийская это любовь или еще какая — она будет принимать твои ласки как бы из милости, ничего не давая в ответ. То есть ты должен работать за двоих. А у меня не было охоты к таким активным действиям, я просто хотела поласкать ее тело. Тем более что мой любимый персиковый йогурт так легко слизывался с ее спины, и эти кусочки фруктов так возбуждающе цеплялись за язык, что я уже получала безумное наслаждение, это было нечто божественное. Но даже при всей моей чувственности и фантазии мне всегда нужна обратная связь: нравится — не нравится, приятно — неприятно. Конечно, я понимаю, что есть тихие женщины, а есть громкие, разные есть. Но какова бы ни была женщина в своих внешних проявлениях, тело не обманешь.
Если тело наслаждается, страдает от вожделения и хочет соития, оно будет само сообщать об этом, оно будет вздрагивать, выгибаться в спине, руки будут ползти вверх, возникнет едва уловимое дрожание кожи. Я не знаю, чувствуют ли это мужчины, но я это чувствую безумно. Такое легкое тепло, которое начинает вдруг исходить от тела партнерши и тогда с ней можно делать все что угодно. Можно даже просто лежать и все равно происходит катарсис. А тут передо мной был просто труп какой-то. И я поняла, что мое возбуждение сходит на нет, что мне уже не хочется ни ласкать, ни облизывать эту девушку.
Но я совершенно забыла о том, что мы с ней не одни в этой комнате. Что там есть еще один человек, очень падкий на женщин. Который еще в Москве мечтал трахнуть эту Зину. А меня с этим человеком связывало гораздо большее, чем секс… К тому же, наверно, мы с ней очень красиво смотрелись. Я, стоящая на коленях перед белым телом этой юной красотки, и она, лежащая в такой мучительной истоме. Не прошло и пяти минут, как я вдруг увидела Мартина — он стоял перед нами с его уникально огромным возбужденным пенисом, который парил над моей головой. Я как будто проснулась и подумала: а почему бы и нет? Наверно, у меня возникло какое-то физическое единение с Зинкой, ощущение тождественности наших тел, и я вдруг не почувствовала в ней конкурентку, я сочла, что мне будет даже приятно, если он займется любовью с нею-мной.
Но я тут же и сообразила, что Зинка не будет заниматься с Мартином любовью в том смысле, в каком он это любит и понимает. Потому что даже по-английски to make love означает совместное занятие, соучастие в этом процессе обоих партнеров. И это при всей легендарной холодности английских женщин! А Зина не просто холодная, она — никакая. И я предлагаю Мартину как-то поласкать Зину — целовать ее, гладить, трогать, а сама начинаю заниматься с ним оральным сексом. За два года нашего общения оральный секс с ним превратился уже не только в искусство, но еще и в нечто такое, что позволяет мне ощущать слитность с его плотью и даже духом. В итоге оральный секс стал для меня удовольствием ничуть не меньшим, чем для него.
И вот я делаю ему минет, а он целует Зинке шею, плечи, спину, но та и на это никак не реагирует. Она лежит, не шелохнувшись. Даже не двинув бедром, ничего не говоря, не постанывая, не посапывая. Это было странно и непонятно. Мартин попытался как-то достать ее грудь, проникнуть к ней сбоку, но Зинка очень увесисто лежала на животе и не собиралась ему это позволить. Я вдруг поняла, что мне надо снова обратиться к Зине, потому что я смогу быть с ней погрубей, смогу перевернуть ее на спину. Что ж это такое в конце концов! Полное фиаско! Два взрослых человека не могут трахнуть одну девчонку! Я оставляю Мартина, который продолжает заниматься Зиной выше ее талии, и начинаю ласкать ей ягодицы, целовать их. Но наверно, даже я не смогу подобрать название тому, что было дальше. Во всяком случае, оральным сексом это не назовешь. Она лежала на животе, я, нагнув голову, пыталась и так и сяк подлезть к ее половым губам, а она лишь слегка раздвинула ноги, что было мне подарком, я так понимаю. То есть вот и вся ее реакция на мою активность. Боже! На меня уже стала накатывать злость. Думаю: черт подери, тут два человека на тебя работают, а ты лежишь, как полено! Вместо того чтобы лечь на спину, чтобы я могла сделать тебе же приятное! Или хотя бы приподнимись на колени, положи под живот подушку, не могу же я тыкаться лицом в простыню, измазанную йогуртом!
