Джоди Пиколт - Обещание
Страха она не чувствовала. Теперь, когда она нашла выход, даже мысль о смерти больше не пугала. Она просто хотела, чтобы все закончилось, пока близкие ей люди не начали страдать так же сильно, как страдала она.
Она взглянула на Криса, на серебристую коробочку, в которой находится механизм, приводящий карусель в движение.
— У тебя остались ключи? — спросила она.
Ветер хлестнул ее волосами по щеке. Она сложила руки на груди, пытаясь согреться.
— Да, — ответил Крис. — Хочешь покататься?
— Пожалуйста.
Она забралась на карусель, провела рукой по носам деревянных лошадок. Выбрала одну, с кличкой Делайла, — белую лошадку с серебристой гривой и приклеенными к уздечке «рубинами» и «изумрудами». Крис стоял у серебристого щитка, подняв руку к красной кнопке, которая запускала механизм. Эмили почувствовала, как под ней, громыхнув, стала оживать карусель, как засвистела лента Каллиопы, когда карусель стала набирать скорость. Она тряхнула потрескавшимися кожаными поводьями, подгоняя лошадь, и закрыла глаза.
Вспомнила себя и Криса, как они еще маленькими стоят рядом на большом валуне на заднем дворе, держатся за руки, а потом прыгают вместе на высокую кучу опавших листьев. Вспомнила драгоценные полутона кленов и дубов. Вспомнила, как рвануло вниз руку, которую сжимал Крис, когда сила притяжения потянула их к земле. Но больше всего запоминалась та секунда, когда им обоим показалось, что они умеют летать.
Крис стоял и смотрел на Эмили. Она отбросила голову назад, от ветра у нее порозовели щеки. Из глаз текли слезы, но она улыбалась.
«Вот оно», — понял Крис. Или он даст Эмили то, что она жаждет больше всего, или сделает так, как хочет он сам. Впервые, насколько он помнил, их желания не совпадали.
Разве он может стоять рядом и смотреть, как она умирает? Но опять-таки, разве он сможет остановить ее, если она так сильно к этому стремится?
Эмили ему доверилась, а он собирается ее предать. И когда в следующий раз она повторит попытку — он был уверен, что следующий раз обязательно наступит, — он узнает о случившемся как о свершившемся факте. Как и все остальные.
Он почувствовал, как на затылке зашевелились волосы. Неужели он в самом деле считает себя героем?
Он попытался отогнать посторонние мысли, как делал это перед соревнованиями, чтобы думать только об одном: самом прямом и быстром пути отсюда туда. Но сейчас это оказалось нелегко. Верного пути не было. Не было никакой гарантии, что они оба добьются своего, не окажутся на том свете.
Вздрогнув, он сосредоточился на длинной белой шее Эмили, на пульсирующей ямочке. Он не сводил с нее глаз, пока она не исчезла из поля зрения в дальнем конце карусели. А потом, затаив дыхание, ждал, пока она вновь вернется к нему.
Они сидели на скамейке, от бесчисленных покрасок слой на ней был толстым и пузырчатым. Между ног у Криса стояла бутылка виски. Он почувствовал, как рядом дрожит Эмили, и предпочел думать, что она просто замерзла. Нагнувшись, он застегнул ее куртку на все пуговицы.
— Ты же не хочешь заболеть, — попенял он, а потом, задумавшись над сказанным, почувствовал тошноту. — Я люблю тебя, — прошептал он и в это мгновение понял, как поступит.
Когда любишь человека, ставишь его интересы выше собственных.
И неважно, насколько непостижимы эти интересы; неважно, насколько сумасбродны; неважно, что ты чувствуешь, будто сам себя режешь на кусочки.
Он не заметил, что плачет (отчасти из-за шока, отчасти смирившись с неизбежным), пока не почувствовал солоноватый вкус своих слез на губах Эмили. Так не должно было случиться! Господи, как он может оказаться героем, если спасение Эмили только усугубит ее страдания? Эмили поглаживала его по спине, пытаясь успокоить, а он задавался вопросом: «Кто здесь ради кого?»
Внезапно он испытал потребность быть в ней и с поспешностью, удивившей его самого, принялся расстегивать ей джинсы и стаскивать их. Эмили обхватила его ногами, когда он вошел в нее.
«Возьми меня с собой», — подумал он.
Эмили поправила одежду, щеки ее пылали. Крис все не мог остановиться и продолжал извиняться за то, что не надел презерватив, как будто за это она навечно затаит на него обиду.
— Это уже неважно, — сказала она, заправляя рубашку, а сама подумала: «Если бы ты только знал!»
Он сидел в метре от нее, сложив руки на коленях. Его джинсы все еще были расстегнуты, а в воздухе витал запах секса. Он стал неестественно спокоен.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал… потом? — спросил он.
Об этом они еще не говорили. Если честно, до этой минуты Эмили не была полностью уверена, что Крис не выкинет какой-нибудь совершенно дурацкий фортель: например, не выбросит пули в кусты, когда станет заряжать пистолет, или не выбьет в последнюю минуту пистолет у нее из рук.
— Не знаю, — ответила она.
Эмили действительно не знала: в мыслях она никогда не заходила так далеко. Строила планы, все организовала, даже обдумала выстрел, но сам факт смерти она себе не представляла.
— Поступай, как знаешь, — сказала она.
Крис провел большим пальцем, который внезапно показался чужим, по узору на деревянном полу карусели.
— Уже время? — сухо спросил он.
— Еще нет, — прошептала она.
Получив отсрочку приговора, Крис застегнул джинсы и посадил ее к себе на колени. Заключил ее в объятия. Она прижалась к нему и подумала: «Прости меня».
Когда он щелкнул, открывая барабан револьвера, руки дрожали. Кольт был шестизарядным. После выстрела гильза оставалась в барабане. Он объяснял все эти детали Эмили, пока рылся в кармане рубашки, как будто подробный рассказ об устройстве пистолета сделает выстрел легче.
— Две пули? — удивилась Эмили.
Крис пожал плечами.
— На всякий случай, — ответил он, надеясь, что она попросит дать объяснение тому, чего он и сам пока понять не мог.
На случай, если одной пули будет мало? На случай если, увидев Эмили мертвой, он не захочет жить?
Потом кольт оказался между ними — живое существо. Эмили взяла его. От тяжести пистолета ее рука дрогнула.
Крис так много хотел сказать! Он хотел попросить, чтобы она открыла ему свою ужасную тайну, хотел умолять ее остановиться. Хотел сказать, что все еще можно изменить, хотя чувствовал, что дело зашло уже слишком далеко, и не верил своим словам. Поэтому просто прижался губами к ее губам, крепко, словно клеймя, но с его губ сорвался всхлип, и он отстранился, не закончив поцелуй, согнулся пополам, словно от удара.
— Я иду на это, потому что люблю тебя, — прошептал он.
Бледное, застывшее лицо Эмили было залито слезами.
