Айн Рэнд - Источник
Она сидела на полу у его ног, прижимаясь головой к его коленям и держа его руку. Задерживая в своём кулаке поочерёдно его пальцы, она крепко сжимала их и медленно скользила по всей их длине, чувствуя твёрдые холмики суставов. Она тихо спросила:
— Рорк, ты хочешь получить заказ на фабрику Колтона? Очень хочешь?
— Да, очень хочу, — ответил он без улыбки и видимой боли. Потом она поднесла его руку к своим губам и долго держала её, не отпуская.
В темноте она соскочила с кровати и пошла, обнажённая, через комнату, чтобы взять со стола сигарету. Она нагнулась, чтобы зажечь спичку, её плоский живот слегка округлило движение. Он попросил: «Зажги и для меня», и она вложила сигарету ему в рот; потом она бродила в темноте по комнате и курила, а он оставался в постели и, приподнявшись на локтях, следил за ней.
Как-то она зашла к нему, когда он работал, сидя за столом. Даже не взглянув на неё, он сказал: «Мне надо закончить, сядь подожди». Она молча ждала, устроившись в кресле в дальнем углу комнаты. Она следила, как сдвигалась от напряжения прямая линия его бровей, как поджимались губы и билась под туго натянутой кожей жилка на шее, как хирургически чётко и уверенно двигалась его рука. Он был не похож на художника, скорее на рабочего в каменоломне, на строителя, рушащего стены старых зданий, на монаха. Ей уже не хотелось, чтобы он прекращал работу или смотрел на неё, потому что ей нравилось следить за аскетичной чистотой его личности, в которой не было никакой чувственности, следить и думать о том, что ей запомнилось.
Бывали вечера, когда он приходил в её квартиру без предупреждения, как и она приходила к нему. Если у неё были гости, он говорил: «Гони их» — и шёл в её спальню, в то время как она выполняла его приказ. У них было молчаливое соглашение, принятое обоими без обсуждения: не показываться в обществе друг друга. Её спальня была восхитительным местом, выдержанным в холодных зеленовато-стеклянных тонах. Ему нравилось приходить сюда в той же запачканной одежде, в которой он проводил день на строительной площадке. Ему нравилось отбрасывать покрывало с её кровати, а затем сидеть, спокойно разговаривая, час или два, не глядя на постель, не делая ни малейшего намёка на её статьи, или строительство, или последние контракты, которых она добилась для Питера Китинга; простота и непринуждённость наделяла эти часы большей чувственностью, нежели те минуты, которые они оба откладывали.
Бывали вечера, когда они сидели вместе в её гостиной у огромного окна, высоко над городом. Она любила смотреть на него у этого окна. Он стоял, полуобернувшись к ней, курил и разглядывал город сверху. Она отходила от него, усаживалась на пол посреди комнаты и смотрела на него.
Однажды, когда он встал с постели, она зажгла свет и увидела, что он стоит голый возле окна; она посмотрела на него и произнесла спокойно и безнадёжно, в отчаянной попытке быть полностью искренней:
— Рорк, всё, чем я занималась всю жизнь, — это из-за того, что мы живём в мире, который прошлым летом заставил тебя работать в каменоломне.
— Я знаю.
Он уселся в ногах кровати. Она переползла к нему, уткнулась лицом в колени, свернулась, оставив ноги на подушке, руки её были опущены, а ладонь медленно двигалась вдоль его ноги от лодыжки до колена и обратно. Она добавила:
— Конечно, если бы всё зависело от меня, прошлой весной, когда ты был без копейки и без работы, я бы послала тебя на ту же работу и в ту же каменоломню.
— Я и это знаю. А может, не послала бы. Скорее, ты использовала бы меня как служителя в туалетной комнате клуба АГА.
— Да, возможно. Положи мне руку на спину, Рорк. Просто держи её там. Вот так. — Она тихо лежала, лицом всё так же уткнувшись ему в колени, руки свешивались с постели, она не двигалась, как будто всё в ней умерло и жила только полоска спины под его рукой.
В архитектурных бюро, которые она посещала, в кабинетах АГА — повсюду толковали о неприязни мисс Доминик Франкон из «Знамени» к Говарду Рорку, этому юродивому от архитектуры, который строит для Энрайта. Это создало ему скандальную славу. Можно было услышать: «Рорк? Знаете, это тот парень, которого Доминик Франкон на дух не выносит»; «Эта девица Франкон здорово разбирается в архитектуре, и, если она говорит, что он не тянет, значит, он ещё хуже, чем я думал»; «Боже, до чего эти двое не терпят друг друга! Хотя я слышал, что они даже не знакомы». Ей нравилось слушать эти толки. Ей польстило, когда Этельстан Бизли написал в своей колонке в «Бюллетене АГА», обсуждая архитектуру средневековых замков: «Чтобы понять жестокую мрачность этих строений, следует вспомнить, что войны между враждующими феодальными властителями принимали самый дикий характер — нечто похожее на вражду между мисс Доминик Франкон и мистером Говардом Рорком».
Остин Хэллер, бывший её другом, заговорил с ней об этом. Она никогда не видела его таким раздражённым: лицо его утратило всё очарование обычной саркастической гримасы.
— Что, чёрт возьми, на тебя нашло, Доминик! — рявкнул он. — Такого откровенного журналистского хулиганства я в жизни не видел. Почему бы тебе не предоставить такого рода дела Эллсворту Тухи?
— А Эллсворт хорош, правда? — вставила она.
— По крайней мере, у него хватает приличия держать свою мерзкую пасть закрытой насчёт Рорка, хотя, конечно, и это не совсем прилично. Но что нашло на тебя? Ты понимаешь, о ком и о чём говоришь? Раньше, когда ты развлекалась похвалами в адрес уродов дедушки Холкомба или наводила страх на собственного папашу и этого красавчика с календаря для домохозяек, которого он взял в партнёры, всё было нормально. Так или иначе, это ничего не значило. Но использовать тот же приём против таких людей, как Рорк… Знаешь, я действительно думал, что в тебе есть порядочность и способность к здравому суждению, — только тебе не выпала удача их развить. Я считаю, что ты ведёшь себя как проститутка, только чтобы подчеркнуть посредственность тех ослов, работу которых должна оценить. Не думал я, что ты такая безответственная сука.
— Ты ошибался, — заметила она.
Однажды утром к ней в кабинет вошёл Роджер Энрайт и, не поздоровавшись, сказал:
— Надевай шляпу. Поедешь со мной смотреть.
— Доброе утро, Роджер, — одёрнула она его. — Смотреть что?
— Дом Энрайта. То, что мы построили.
— Боже мой, ну конечно, Роджер, — улыбнулась она вставая. — Мне очень хочется взглянуть на дом Энрайта.
По дороге она спросила:
— А в чём дело, Роджер? Ты пытаешься подкупить меня?
Он сидел, выпрямившись на больших серых подушках сидений своего лимузина, и не смотрел в её сторону. Он сказал:
