Александра Маринина - Ад
Пока Головин отдыхал, из захваченной школы удалось сбежать еще 14 ученикам, но больше ничего не происходило. Периодически звонила Люба, интересовалась, как отец, а к пяти часам пришла после занятий в институте Юля, которая тут же взяла все заботы о Николае Дмитриевиче на себя.
— Я уже давно полноценный врач, только без диплома, — заявила девушка. — И рука у меня легкая, когда я уколы ставлю, больные даже не чувствуют.
— А у меня рука тяжелая, — призналась Тамара, — папа всегда жалуется, что ему больно, когда я делаю ему укол.
Уже вернулись с работы и Люба, и Родислав, уже все поужинали, а в Беслане по-прежнему ничего не происходило.
— Может быть, ты не там смотришь? — приставал Николай Дмитриевич к Денису. — Покажи мне.
Денис послушно открывал сайты информационных агентств и вслух читал Головину все подряд: «В Воронеже из-за терактов отменено празднование Дня города», «Глава Европарламента осудил захват школы в Беслане», «Россия требует от Совета Безопасности ООН реакцию на события в России», «Красный Крест предложил помочь в организации переговоров в Беслане»… Головин внимательно слушал, вздыхал, коротко и довольно резко комментировал услышанное, но уличить Дениса в том, что он что-то пропустил, так и не смог.
Около половины одиннадцатого вечера корреспондент одного из телеканалов сообщил, что возле школы в Беслане была слышна перестрелка.
— А дети по-прежнему стоят в окнах? — обеспокоенно спросил Головин.
— Не знаю, — пожал плечами Денис, — я не видел информации о том, что детей из окон убрали.
— Они же могут пострадать! Если их не убрали… — Николай Дмитриевич беспомощно взмахнул руками и стал заваливаться на диван.
И снова измеряли давление, и делали укол, все сидели рядом и наперебой старались успокоить старика.
— Что происходит со страной! — стонал Головин. — Это же моя страна, когда я был заместителем министра, вся эта территория была моей страной, и я отвечал за порядок на ней. В мое время это было невозможно, чтобы захватили ни в чем не повинных детей и выставили их живым щитом в окна! Это не только невозможно было сделать, это даже в голову никому прийти не могло! А что теперь? Откуда берутся эти звери? Они же выросли в моей стране, они родились еще при советской власти, как они дошли до такого? Кто это допустил? Кто сделал такое возможным?
Он категорически отказался идти спать и заявил, что будет сидеть рядом с Денисом всю ночь.
— Но Денис будет спать, — возражала Тамара.
— Я не буду спать, Тамара Николаевна, — говорил Денис, — пусть Николай Дмитриевич посидит у меня. Он может даже поспать в моей комнате.
— Нет, — строго вмешивалась Юля, — я не разрешаю. Больной должен отдыхать, тем более с таким давлением. Николай Дмитриевич, спать нужно обязательно, иначе завтра дело дойдет до экстренной госпитализации.
— Вот видишь, папа, — снова вступала Тамара, — нам с тобой нужно ехать домой. Мне завтра на работу.
— Ну и иди на свою работу, а я останусь здесь. За мной Любочка присмотрит.
— Папа, Любе тоже нужно отдыхать, потому что ей тоже завтра на работу идти.
— Вы совсем с ума посходили со своей работой и своим отдыхом! — закричал в конце концов Головин. — В стране такое происходит, а вы о чем думаете?! О том, как вам получше выспаться? О том, как денег заработать? Вы не имеете права иметь ни минуты покоя, пока дети не будут освобождены! Вы люди или кто?
«Пока дети не будут освобождены, — повторила про себя Люба. — А если они не будут освобождены? А если повторится «Норд-Ост» и дети погибнут? Господи, лучше не думать об этом, а то можно с ума сойти».
Старик упрямо прошествовал в комнату Дениса и уселся на кожаный диванчик, всем своим видом показывая, что он никуда отсюда не тронется. Тамара подчинилась и осталась ночевать у сестры.
— Тамара Николаевна, вам действительно нужно завтра на работу? — спросила Юля.
— Действительно.
— Тогда я не пойду в институт, останусь с вашим дедушкой, а то как они тут вдвоем с Дениской справятся? Они не справятся, — ответила девушка сама себе. — Ваш дедушка непослушный, лекарства не пьет, за давлением сам не следит, и укол ему Дениска не сделает, он не умеет. Я поеду сейчас домой, а утром приду, часов в восемь. Не поздно?
— В самый раз, — обрадовалась Тамара. — Я как раз в восемь буду выезжать и сдам тебе папу с рук на руки.
Ночь прошла относительно спокойно, Николай Дмитриевич просидел рядом с Денисом до часу ночи и заснул прямо там же, на узком кожаном диванчике. Денис подсунул ему под голову подушку, накрыл пледом и улегся в свою постель. Утром отец чувствовал себя, по его словам, вполне прилично, и все разъехались на работу, оставив Головина на попечение Дениса и Юли.
«Я как будто деда с внуками оставляю, — подумала Люба, закрывая за собой дверь в квартиру. — Ну, пусть я хотя бы в таком виде это переживу, потому что ни в каком другом виде мне это пережить не суждено».
Она слушала радио в машине по дороге на работу и, едва войдя к себе в кабинет, включила телевизор. Она переживала за заложников в Беслане, но, кроме того, беспокоилась за отца и с напряжением вслушивалась в информационные сообщения, пытаясь представить себе, как Николай Дмитриевич реагирует на ту или иную новость.
До обеда все было спокойно, предпринимались попытки договориться с террористами, но по крайней мере никого не убивали. И вдруг возле захваченной боевиками школы снова раздались выстрелы. Люба нашла в Интернете нужный сайт в надежде на подробности, но ничего не узнала, кроме того, что выстрелов было около десяти. Никаких сведений ни о раненых, ни об убитых. Около половины пятого были освобождены еще шестеро заложников, и Люба улыбнулась, представив себе радующегося отца.
Но потом снова наступило затишье. Люба вернулась домой и нашла отца в неплохом состоянии, даже давление было не катастрофически высоким.
— С вашим дедушкой, Любовь Николаевна, надо иметь ангельское терпение, — со смехом доложила ей Юля. — Он совершенно не слушается. Как вы с ним справляетесь?
— С трудом, — ответила Люба. — А ты как справилась?
— Ну, я-то с кем угодно справлюсь, я тренированная, меня бабушка с детства приучала быть настойчивой и ни в чем не уступать, а потом я много лет на Дениске практиковалась. Только плохо, что ваш дедушка так болезненно реагирует, это для него не полезно, у него и сердце уже не очень, и гипертоническая болезнь, и вообще ему уже много лет, организм изношенный. Вы бы с ним поговорили, чтобы он не принимал все эти теракты так близко к сердцу.
— Разве это возможно, Юлечка? — грустно спросила Люба. — Разве возможно не принимать все это близко к сердцу, не переживать, не горевать?
