Владимир Кормер - Наследство
— Ну что ж. Как видно из вышеизложенного, — отозвался джентльмен, приятель сумасшедшего, — они должны быть привлечены к уголовной ответственности и осуждены вовсе не за то, как считают некоторые недоброжелатели Советского государства, что являлись инакомыслящими, вовсе нет. Они должны быть привлечены к уголовной ответственности в полном соответствии со статьей 70 часть 1 Уголовного кодекса РСФСР, то есть за агитацию и пропаганду, проводимую в целях подрыва и ослабления Советской власти, за распространение в этих же целях клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а также за распространение, изготовление и хранение литературы антисоветского содержания…
— Ну… а ты? А тебя?! — замер сумасшедший; Мелику показалось, что, рассудку вопреки, тот был бы огорчен, если бы мятежники обделили сыночка должностью.
— Меня… обер-прокурором Синода… Серым кардиналом… — решил он потрафить отцовскому тщеславию.
Но он ошибся: сумасшедший был встревожен и расстроен.
— Вот это ты зря, — разволновался он. — Это ты зря, сынок. Нехорошо! Как же ты так?!
— А что здесь такого? — легкомысленно рассмеялся Мелик. — Я-то при чем?!
— Как это при чем? — хмурясь, вступил джентльмен. — Пойдешь под суд, вот и будет тебе при чем! Ну, суд, конечно, учтет чисто-сердечное раскаяние…
— Чье?!
— Ты что дурака валяешь! — грубо оборвал тот. — Твое! Чье же еще?!
— Мое?! Мое?! — Мелик был сбит с толку этим хамским тоном, совершенно неожиданным после того, как столько уже было сказано и можно было предположить, что доверие обоюдно. — Мое?! — повторил он, все еще надеясь, что недоразумение сейчас снимется.
— А ты что думал?! — Джентльмен стал еще наглее. — Что мы тебя по головке будем гладить?! А начнешь дурака валять, так и на полную катушку отмотаем!
— Погодите, — напрочь растерявшись, молил Мелик. — Я ничего не пойму… Разве… разве это имеет для вас значение?..
— Ты что, прикидываешься?! Шутки шутишь?!
— Нехорошо, сынок, нехорошо…
— Погодите!
— Нечего годить!
— Я вас прошу! Я хочу вас спросить…
— Суд учтет твое чистосердечное раскаяние…
— Ах, вот вы как?! — Ненависть к этим тупым и жестоким болванам захлестнула его; секунду-другую он еще судорожно метался, ища убедительные слова, которые должны были рассеять нелепицу, но не найдя их, вызверился, преследуемый сладким, мстительным ужасом: — Вот вы как?! Нет уж, не выйдет! Я вам не дурак, я все обмозговал до тонкостей! Не выйдет! Вы все у меня вот где!
— Что ты сказал?! — с угрозой переспросили джентльмен и сумасшедший.
— Вот то и сказал! Вот где! Мне кое-что известно такое, что гарантирует меня от неожиданностей!
— Что же, например? — включились те снова хором.
— А то, например, что кое-кто кое для кого содержит тайный публичный дом, например! Поставляет кое-кому девочек! Например, кому? Вам, вам! — Он ткнул пальцем в джентльмена. — Вам! Вы что, думаете, парик надели, лысину прикрыли, так я вас не узнал?! Зубы надо было сменить! Зубы сменить позабыли! Особые приметы! Как еще вас только там держат! — (Здоровый глаз сумасшедшего медленно вылезал из орбиты.) — Вы что думаете, я не знаю, на чьи деньги Лев Владимирович покупает дачу?! Для чего он ее покупает?! Но ведь вы не самое главное начальство! Над вами есть и повыше! Если меня возьмут, вашему начальству тут же станет известно! И не только вашему начальству, есть и другие инстанции! В надежных местах я уже оставил письма! Есть и тетрадочка, где все записано: Валя, Маня, Галя… Сработает автоматически! Возмездие с того света! Вы у меня…
Он отпрянул, потому что с сумасшедшим стряслось что-то страшное. Лицо того исказилось несусветной злобой, он даже подпрыгнул на постели, выбросив вперед руку, чтобы впиться Мелику в горло мертвой хваткой.
— Вр-р-решь!!! — харкая кровавой слюной, прохрипел он. — Вр-р-решь!!! Клевещешь! Клевещешь на наши органы?! Распространяешь заведомо ложные измышления, порочащие советский общественный строй?!! Вон отсюда! Во-о-о-н!!!
Мелик попятился, еще лепеча какие-то увещания, а потом откровенно ударился дробной рысью по коридору; повсюду в кроватях уже корчились больные, и женщины в белых халатах бежали ему навстречу.
Позади, широко разинув сияющую золотую пасть, хохотал джентльмен.
У самого выхода на лестницу, за столиком, принявши облик дежурной сестры, сидел белоголовый. Мелик шарахнулся в сторону, но тот свободно пропустил его, не подняв сонной головы от амбарной книги.
— Ну вот и хорошо, — шептал Мелик уже в вестибюле. — Вот и хорошо. А то комедия затянулась. Что это я вообразил себе?! Это была ведь всего лишь комедия, шутка, верно? Теперь камень с души… Не то натворил бы я дел… Кажется, и джентльмен отнесся к этому лишь как к шутке. И не похож он вовсе на того, который был у Льва Владимировича… И этот не похож на белоголового, это была сестра. Что это я вообразил себе?.. Жаль только бедного моего психа, он от волнения теперь совсем загнется… Надо лее, прорвало!.. Ну да ничего, дружок объяснит ему, что это была шутка. — Мелик прислушался: ему помстилось, что смех джентльмена все еще доносится сюда с третьего этажа. — Нет, все вздор!.. Теперь отоспаться и… в церковь!..
* * *Дома он, однако, работал напролет всю ночь и все утро, до полудня, переписывая и отделывая свой опус об Иуде, и лишь затем прилег.
Он думал, что ложится на час-полтора, не более того, но, оклемавшись, понял, что провалялся почти сутки: он помнил, что ночью просыпался, что кто-то ломился в дверь, которую он предусмотрительно запер, и что каждый раз он хотел встать, но не мог оторвать голову от подушки.
Он поднялся, оделся, спрятал рукопись под рубахой на теле и вышел на улицу.
* * *Ольга была бледна, глаза ее опухли. Открыв дверь, она кинулась Мелику на шею.
— Ты что?! Куда ты девался?! Разве можно так?! Я была у тебя три дня назад, во вторник. Тебе не передавали? Я зашла еще просто так, мимо шла, дай, думаю, зайду. Что-то на сердце было неспокойно… Боже мой, я как чувствовала, как чувствовала!.. — Она истерически зарыдала. — Ты что? Ты прятался, скрывался? Ты предполагал, что это произойдет? Ты тоже с ними связан?! Я вижу, я вижу! Я так надеялась, что нет! Неужели у тебя не хватило ума?! Эх, дурак ты, дурак, не выдержал! Тебе-то это зачем?! Ты в Боге. Я так надеялась, так надеялась!.. Слушай, — заговорила она, чуть успокоясь, — тебе надо действительно что-то предпринять. Только что был Хазин, он считает, что этот обыск у него был, так сказать, предварительным. Что завтра вслед за Львом Владимировичем возьмут и его. Он говорит, что Льва забрали по делу о каком-то публичном доме. Трофим, шофер, рассказал, он там присутствовал. Они хотят устроить «амальгаму», понимаешь? Подумать только: Левка вчера днем звонил, пьяненький, давай, говорит, ко мне, я гуляю! А через пять минут за ним уже пришли. Хороша бы я была! А я не пошла, что-то устала, надоело пить, и так каждый день то гости, то я в гостях. Представляешь: в один день арест и обыск! Они бьют по нашему квадрату! Ты из дому, надеюсь, все вынес? Надо немедленно все подчистить. Я уже вызвала мать, все, что у меня было, переправила ей… Что ты смотришь? Я думаю, вряд ли у меня прослушивается. Вряд ли. Все-таки это, мне говорили, очень дорого. Слушай, мне кажется, тебе на время надо совсем уехать из города. У меня есть деньги, хочешь? Бери, не отказывайся. Исчезни на месяц-другой. Езжай в Крым, сейчас там уже хорошо. О деньгах не думай, я вышлю еще. Может, сама к тебе приеду, хочешь? Не беспокойся, это никакая не жертва. Слушай, а то… езжай в Покровское! Вот это идея! Отсидишься там, пока все не выяснится. Только не вылезай, по ночам выходить будешь, воздухом подышать. Как там, должно быть, хорошо! Одиночество. Только Бог и ты. Я бы тебе еду привозила. Да и тетка твоя, хоть и сумасшедшая, не настолько уж, чтобы тебя не подкормить. Кто тебя там догадается искать. Езжай, не медли!
— А как… Таня? — пошевелил он губами, голоса не было. Ольга немного сникла.
— Ах, вон ты о чем беспокоишься? — сказала она, становясь прежней. — Как же! Звонила ее мамаша. Говорит, Танька в ужасном состоянии. Была затяжная истерика этой ночью. Три раза вызывали неотложку. Те приехали третий раз, говорят: ей надо не неотложку, а психозку, в следующий раз так и сделаем!.. Ты меня извини, не могу я ее сейчас жалеть. Не могу я ей простить, что она сделала с Левкой! Это, конечно, все из-за нее, все! Это она его довела, из-за нее он все эти годы так бесился!..
— А Леторослев?
— Что Леторослев?.. Не возьму в толк, этот дурачок здесь при чем? Или, ты считаешь… он был связан с ними тоже?! Господи, помилуй! Неужели у них была-таки организация?] Ужасно!!! А ты, а ты?! Неужели они впутали и тебя?! Зачем тебе это, зачем?! Погоди, ты что, уходишь?! Куда ты уходишь?! Что с тобой?! Куда?!
