Яков Цивьян - Специальность – хирург
Когда почти перед концом рабочего дня мне позвонили и сказали, что ко мне пришла пациентка из Оренбурга, я попросил госпитализировать ее в клинику.
В большой четырнадцатиместной палате она сразу привлекла к себе внимание окружающих. Нет! Она была очень выдержанна, корректна, вежлива. Она не позволяла себе ничего выходящего за рамки дозволенного. Но внимание всей палаты было приковано к ней. Каждое ее слово, движение, улыбка, манера поведения привлекали внимание окружающих.
Ирина жаловалась на боли в пояснице, хромоту и искривление туловища. Больше всего ее беспокоило искривление – это она подчеркивала. Хромоту можно замаскировать, боли можно стерпеть – так говорила она, – а вот кривое туловище! С этим она смириться не может.
Еще несколько месяцев тому назад Ирина была совершенно здоровой. Она в свои неполных тридцать лет легко управлялась с тремя детьми и мужем. При этом она работала по восемь часов в сутки. Кормила семью. Обстирывала. Обмывала. И еще успевала не так уж редко утащить мужа в кино, к друзьям, выехать всей семьей за город. И в тот роковой день они выехали за город. К счастью, без детей. Только вдвоем. Счастливая случайность! В дорожной аварии машину перевернуло. Муж остался невредим. Она получила тяжелейший перелом-вывих поясничного отдела позвоночника, по неизведанным законам его величества случая – без нарушения анатомической целости поясничного отдела спинного мозга.
Лежала в больнице. Временные нарушения деятельности спинного мозга исчезли – стали двигаться ноги, восстановились функции органов малого таза, восстановилась чувствительность. А вот сместившиеся позвонки вовремя вправлены не были. И теперь поясничный отдел ее позвоночника – наиболее прочный и выносливый – эту прочность и выносливость утратил. Он оказался не в состоянии выносить ранее привычные для него нагрузки. Быстро терял устойчивость. Уставал. Требовал покоя. Болел. Короче говоря, он не мог, как раньше, преданно, верно, безотказно служить своей хозяйке-непоседе и теперь мешал ей жить так, как она привыкла. А по-другому жить она не мыслила и не хотела. И все-таки, видимо, Ирина смогла бы с этим примириться. А вот искривление позвоночника! Этого стерпеть она не могла. И требовала каким угодно путем исправить, устранить это искривление.
Нужно было тщательно и скрупулезно обследовать Ирину, так как ей предстояло очень сложное оперативное вмешательство, в процессе которого на уровне возникшего смещения позвонков следовало разъединить их и вновь составить в анатомически правильном положении. Тогда туловище Ирины вновь обретет прежние черты. Операция сложная технически. Операция, осложняющаяся длительностью времени, прошедшего с момента возникшего повреждения, позволившего развиться множеству сверхпрочных рубцов, удерживающих сместившиеся позвонки друг около друга, позволившего уплотниться и потерять свою эластичность мышцам этого отдела туловища, позволившего возникнуть мощным костным разрастаниям по краям сместившихся позвонков. Все это будет мешать, препятствовать, причем активно препятствовать, сопоставлению в правильном положении вывихнутых позвонков.
На обследование требовалось время. А у Ирины его не было. Примерно с шестого дня ее поступления в клинику при моем появлении в палате я стал ощущать на себе вопросительные и нетерпеливые взгляды Ирины. Когда же? Долго ли еще она будет понапрасну терять время и находиться здесь? Не пора ли брать ее на операцию?
А другие пациенты, которые поступили раньше нее в клинику?
А другие подождут!
Ведь ее ждет очень трудная и большая операция. Трудная и для нее и для меня. Нужно подготовить организм к этому довольно тяжкому испытанию. Нужно оценить все его резервы. Нужно знать его возможности. Торопиться нельзя!
На то я и врач. На то я и хирург, чтобы все было сделано быстро и хорошо. Осложнения?! О них она не думает. Что значит – осложнения? А где же хваленые возможности современной медицинской науки, современной хирургии?
Примерно такие безмолвные диалоги происходили всякий раз, как только я заходил к ней в палату.
Так молча мы обменивались мыслями до десятого дня с момента поступления Ирины в клинику.
А с десятого дня Ирина заговорила вслух. Сначала робко. Потом более уверенно и громко. Потом требовательно. Свои просьбы-требования Ирина аргументировала тем, что у нее дети, что дел много, что дома муж один, что время терять она не может.
Видимо, невольно в какой-то степени я поддался ее влиянию. Ее доводы стали казаться мне достаточно вескими, важными, основательными. Хотя, в общем-то каждый из пациентов мог привести такие же доводы или почти такие.
Обследование подходило к концу. Становилась совершенно очевидной необходимость оперативного вмешательства. Вырисовывался и четкий план предстоящей операции. Коротко суть ее сводилась к тому, что одновременно обнажался позвоночный столб на уровне бывшего повреждения и спереди и сзади, разъединялись рубцовые спаяния, преодолевая неспособные к растяжке сморщившиеся мышцы поясничного отдела туловища, сместившиеся позвонки сопоставлялись в правильном положении и удерживались так до момента прочного сращения. Задача сложная. Трудная для пациентки, трудная потому, что при двухстороннем доступе значителен объем вмешательства: послеоперационная рана будет располагаться и на передней и на задней поверхности тела, это весьма затруднит послеоперационный период, утяжелит его, потребует от Ирины выдержки, терпения, воли. А сумеет ли она с ее характером соблюсти режим абсолютного покоя после операции? Ведь от этого будет зависеть многое. От того, как будет вести себя Ирина в послеоперационном периоде, во многом будет зависеть и исход лечения.
Меня немного заботит ее неуместная в будущей ситуации свободолюбивость, граничащая порой с бравадой, ее сильный характер, ее способность влиять на окружающих. Смогут ли мои помощники противостоять этому влиянию?
Ее влияние на меня, видимо, выражается в том, что я невольно тороплю, форсирую обследование.
Чувствую, что Ирина знает о принятом мной решении. При встречах она молчит. С улыбкой смотрит на меня. А в глазах все тот же неизменный вопрос: когда же?
…Операция позади. Все прошло благополучно. Тело Ирины опять обрело естественные формы.
Первые после операции сутки Ирина провела в послеоперационной палате, выходя из наркозного сна, обретая нормальные ощущения и восприятие внешнего мира.
А через сутки, увидев ее в палате, на своем месте, я был поражен. Она лежала распластанной на спине в большой гипсовой повязке, простиравшейся от коленных суставов почти до основания шеи… А губы были ярко накрашены, темные глаза блестели – в них таилась задорная улыбка, в черные волосы была вплетена большая ярко-красная роза… «Вот тебе на! Ну, прямо Кармен», – подумал я, глядя на цветок.
