Фред Стюарт - Век
Президент
«Саммит фэшнз», Инкорпорейтед
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк
— Вы, вероятно, обо мне слышали? — спросил мужчина, говоря мягко и четко, без тени намека на акцент, который можно было бы уловить.
Он отличался мрачной красотой — очень длинный и узкий нос, кустистые черные брови над проницательными карими глазами и тонкогубый рот; лицо покрывал сильный загар. Было видно, что его элегантный темно-синий двубортный костюм, как и рубашка, были сшиты на заказ, а черные туфли привезены из довоенного Лондона.
— Да, я о вас слышала, мистер Фельдман, — ответила она, опуская его визитку в карман.
В салон из мастерской вернулась Лукреция. В Лос-Анджелесе шел проливной дождь, и бизнес замер полностью; в салоне было пусто.
— Многие из тех, кто связан с бизнесом по пошиву одежды, слышали о вас. Чем могу быть вам полезна?
— Вы не пообедаете со мной?
— Очень любезно с вашей стороны, но в данный момент я ужасна занята. Кроме того, я обычно не обедаю. Поскольку я склонна к полноте, я постоянно соблюдаю диету.
Фельдман с восхищением разглядывал ее ухоженную фигуру.
— Вы можете взять салат, — сказал он. — Мне кажется, вам следует принять это приглашение. У меня есть предложение, которое может принести вам несколько миллионов долларов.
К такому предложению, исходившему от человека, который, начав во времена Депрессии со спекулятивной биржевой конторы, создал компанию по пошиву женского платья с оборотом двадцать миллионов в год, не следовало относиться легкомысленно.
— Одну минутку, — согласилась Габриэлла, направляясь в мастерскую, — я надену шляпу.
Ожидая Габриэллу, Эйб Фельдман тихонько сделал непристойное предложение Лукреции, которая так же тихонько отклонила его.
Он жил в двух кварталах от салона, тем не менее подъехал к нему на арендованном лимузине.
— Ненавижу зонтики, — объяснил он, в то время как шофер одной рукой держал открытую дверцу, а другой ненавистный ему зонтик, а они усаживались на заднее сиденье. Как только они устроились, Фельдман развалился на сиденье так, будто всю жизнь ездил в лимузинах.
— Мы поедим в отеле, — предложил он, — это близко.
После того как они заняли столик в ресторане, он заказал «мартини», а Габриэлла — стакан содовой воды.
— Моя жена, — сказал он, — говорит мне, что сейчас вы — самый интересный молодой дизайнер в стране, а она в этом хорошо разбирается. Я уже провел здесь целую неделю и видел несколько ваших платьев на приемах. Должен сказать, я согласен с женой. Вы — хороший мастер, а я не люблю говорить комплименты. Мне бы хотелось, чтобы вы работали на меня.
— Я польщена, мистер Фельдман, но я довольна тем, что имею. Маленькое и независимое дело. Я продаю все, что выпускаю. И я неплохо зарабатываю на жизнь.
— Я знал, что вы это скажете. Кстати, меня зовут Эйб. Надеюсь, я смогу называть вас Гэби?
— Нет, не стоит. Я ненавижу имя Гэби. Звучит так же, как и имя старого простака ковбоя Гэббит Хейса. Меня зовут Габриэлла.
— Ладно, Габриэлла. Сигарету?
Он вытащил из кармана пиджака золотой гравированный портсигар. Она прикинула, что он у Картье стоит триста долларов.
— Благодарю вас, я не курю. Это отвратительная привычка.
— Я вижу, вы женщина строгих правил. Не возражаете, если я закурю?
— Нет, но вам следовало бы бросить.
Закуривая «Честерфилд», он улыбнулся.
— Пожалуй, вы правы. Но все-таки выслушайте меня, даже если вас это не интересует. — Он выпустил дым. — Может быть, в данный момент Америка оказалась в чертовски неприятном положении из-за этой войны, но у американцев впервые с двадцать девятого появились деньги в карманах. Я имею в виду реальные деньги, которые можно тратить и можно транжирить. Женщины много работают на фабриках, и после работы они отводят душу, делая покупки. Надеюсь, вы поверите мне, если я скажу, что мы едва можем удовлетворить спрос. Наша проблема не в том, как продать одежду, а в том, как приобрести материал для пошива.
— В это я могу поверить.
— Дело в том, что этот бизнес просто фантастичен. Поэтому я создал компанию «Саммит», ориентированную на потребности рабочей девушки, секретарши, продавщицы… Они всегда будут основой моего бизнеса. Но я предвижу продолжение бума и после окончания войны — что-то вроде двадцатых годов после последней войны, — а секретарши и продавщицы, которые покупали мой дешевый товар в прошлом, станут старше и богаче и захотят скупать все. О'кей, например, наша линия «мисс Дороти». Десяти-пятнадцатидолларовые платья могут пойти как двадцатипяти- и даже тридцатидолларовые. Но этому все еще слишком далеко до Шанель.
— Да, вы можете сравнивать.
Пока она внимательно слушала то, что он говорил, часть ее мозга тщетно сравнивала его с Ником. Какими же разными они были. Как повезло этому привлекательному мужчине, что он оказался слишком старым для призыва в армию, или, может быть, он и не был старым, но придумал какой-то хитрый предлог, как, например, плоскостопие, в то время как ее Ник был… где? Где-то далеко, на другом конце земли. Пол земного шара охвачено кровавой бойней, империи разваливаются, а Эйб Фельдман сидит в фешенебельном ресторане «Беверли-хиллз», рассуждает о своей линии «мисс Дороти» и становится все богаче с каждым щелчком его наручных часов от Картье.
— Конечно, по сравнению с нами, Шанель — совсем другой уровень качества, — продолжал он, потягивая «мартини», — и даже если от Парижа хоть что-нибудь останется после войны, то я не сомневаюсь, что дома высокой моды снова начнут процветать. Но нет никаких оснований полагать, что Париж сохранит монополию на высокую моду. Нет оснований думать, что Америка тоже не могла бы производить модную одежду.
Я клоню к тому, что мне хочется создать престижную линию для компании «Саммит». Я хочу успеть сделать это теперь, пока Париж выведен из игры, по крайней мере на время. Я хочу занять нишу, образовавшуюся в области высокой моды. Я готов потратить большие деньги, чтобы она начала работать, но я не буду и жалеть, если эти деньги будут потеряны, поскольку престижность другой продукции компании «Саммит» спишет эту потерю. Я говорю о крупных рекламных компаниях в журналах мод «Вог» и «Харперс». Линия «Салон Габриэллы» занималась бы всем — от спортивной одежды до вечерних туалетов, которые вы создаете здесь. И все будет первоклассным. Самый лучший дизайн, самые интересные идеи, самые лучшие ткани. И как только мы заставим их покупать нашу одежду, мы сможем создать отделения компании в отраслях производства парфюмерии, косметики… Можно бесконечно перечислять то, что мы могли бы делать, включая оказание финансовой поддержки, создание наиболее благоприятных условий для продажи, и, конечно, — с вами. Или с кем-нибудь, как вы. Что вы пока что думаете об этом?
Она отпила содовой:
— Вас никак нельзя обвинить в том, что вы не мыслите крупными категориями.
Он улыбнулся, а она с восхищением отметила его зубы. Коронки, — но хорошо сделанные. Искусственные, в отличие от красивых зубов Ника. «Коронки… В этом и есть разница, — подумала она. — Ник весь, целиком естественный. А этот малый — весь какой-то изготовленный». И все-таки его идеи вызывают сомнение.
— Как говорят парни из рекламного бизнеса, это — огромная концепция. Я все еще жду вашего ответа.
— Что мне придется делать? И как мне будут платить?
— Вы мне нравитесь. Вы режете… — он быстро поправился, — … не то, что надо. Итак, что вы будете делать. Вы будете руководить всем делом, со мной вместе, конечно. Разработка и внедрение моделей, контроль за качеством. Я бы дал вам столько людей, сколько понадобится, дал бы лучших. В том, что касается денег, я прижимистый человек, но в этом случае я готов сорить деньгами. Как вам будут платить? Это просто. Если мы подпишем контракт, я вам дам десять тысяч привилегированных акций компании «Саммит», которые вчера при закрытии торгов «Амекс» продавались по одиннадцать долларов. Я вам дам опционы уставного капитала, которые за пять лет сделают вам мультимиллионершей…
— Это при условии, — она прервала его, — если «Саммит» будет продолжать приносить доходы. Вы — это «Саммит», мистер Фельдман…
— Эйб.
— Хорошо, Эйб. А что, если вы закроете дело? я останусь с кучей обесцененных бумажек?
Он пожал плечами:
— Джапы тоже могут выиграть войну.
— Как насчет наличных?
— Сколько вам лет?
— Двадцать два.
— Как вам удалось достичь таких высот в вашем возрасте?
— Это у меня наследственное. Так как насчет наличности?
— У вас будет жалованье в тридцать тысяч в год.
— Я и сейчас имею больше.
— Ладно, тридцать пять.
— Мало.
Он задумался:
— Сорок?
— Это звучит лучше.
