Донна Тартт - Щегол
— Договоритесь?
— Чтобы он вернул то, что задолжал. — Он улыбался, но сероватая кромка авиаторов делала его глаза какими-то жутковато зачехленными. — И я очень прошу тебя, Теодор, сделать это ради меня. Потому что, когда я вернусь сюда в следующий раз, то, поверь, буду совсем не таким любезным.
17Когда я вернулся в гостиную, Борис тихонько смотрел мультики с выключенным звуком и поглаживал Поппера, который, несмотря на все свои предыдущие переживания, теперь крепко спал у него на коленях.
— Нел-лепость, — бросил он.
Он так это произнес, что я и не сразу понял, что он говорит.
— Ага, — ответил я. — Говорил я тебе, он с чудиной.
Борис помотал головой и откинулся на спинку дивана.
— Да не про этого Леонарда Коэна в парике.
— Думаешь, это у него парик?
Он скорчил гримасу — да пофиг.
— Я и про него тоже, но вообще я говорил про того здоровенного украинца с металлической — как это у вас называется?
— С бейсбольной битой.
— Это так, показуха, — презрительно сказал он. — Этот урод тебя просто напугать хотел.
— Откуда ты знаешь, что он украинец?
Он пожал плечами:
— Оттуда. В США таких татух ни у кого нет, украинский гражданин, без вопросов. И он понял, что я оттуда, едва я рот открыл.
Прошло какое-то время, прежде чем я осознал, что сижу, уставившись в одну точку. Борис переложил Попчика на диван, так нежно, что пес даже не проснулся.
— Не хочешь свалить отсюда ненадолго?
— Господи, — я вдруг затряс головой — на меня только что, отсроченной реакцией, обрушился весь смысл этого визита, — блин, вот бы отец был дома. Знаешь, что? Как же я хочу, чтобы этот мужик его отпиздил. Правда хочу. Он это заслужил.
Борис пнул меня по лодыжке. Ноги у него были черные от грязи, а ногти — спасибо Котку — еще и были накрашены черным лаком.
— Знаешь, что я вчера ел? — общительно сказал он. — Два батончика «Нестле» и пепси. — Все шоколадные батончики Борис называл батончиками «Нестле», а всю газировку — пепси. — А знаешь, что я сегодня ел? — Он скруглил большой и указательный пальцы. — Ноль.
— И я. От этой штуки есть не хочется.
— Да, но мне надо что-то поесть. Желудок… — он скривился.
— Хочешь блинчиков?
— Да, что угодно, неважно. Деньги есть?
— Сейчас поищу.
— Давай. У меня есть, наверное, долларов пять.
Пока Борис рыскал в поисках ботинок и рубашки, я поплескал в лицо водой, проверил зрачки, оглядел синяк на челюсти, заново застегнул криво застегнутую рубашку, а потом выгулял Попчика и немножко покидал ему теннисный мячик, потому что его давно уже не водили гулять на поводке и я знал, что он хочет размяться. Когда мы с ним вернулись, Борис, уже одевшись, сидел внизу; мы быстро обшарили гостиную, хохоча, отпуская шуточки, выцеживая десятицентовики и четвертаки, раздумывая, куда бы податься и как туда попасть побыстрее, как вдруг увидели, что Ксандра вошла в дом и встала на пороге с очень странным выражением лица.
Мы сразу замолкли и продолжили сортировать мелочь в полном молчании. Обычно Ксандра в это время домой не приходила, но смены у нее вечно менялись, и мы уже так несколько раз с ней сталкивались. Но тут она неуверенным голосом позвала меня по имени.
Мы перестали считать мелочь. Обычно Ксандра звала меня «малый» или «эй, ты», да по-всякому, но Тео — никогда. Я заметил, что она так и была в рабочей униформе.
— Твой отец попал в аварию, — сказала она так, будто рассказывала это Борису, а не мне.
— Где? — спросил я.
— Часа два назад. Мне на работу из больницы позвонили.
Мы с Борисом переглянулись.
— Ого, — сказал я. — Что случилось? Машину угробил?
— У него алкоголь в крови был 3,9 промилле.
Эта цифра — в отличие от информации о том, что он пил — мне ничего не говорила.
— Ничего себе, — сказал я, засовывая мелочь в карман. — И когда его выпишут?
Она тупо посмотрела на меня:
— Выпишут?
— Ну, из больницы.
Она быстро-быстро замотала головой, поискала взглядом стул, нашла, села.
— Ты не понял. — Лицо у нее было чужое, пустое. — Он погиб. Умер.
18Следующие часов шесть-семь прошли как в тумане. Пришли какие-то друзья Ксандры, ее лучшая подружка Кортни, коллега Джанет, еще Стюарт с Лизой, семейная пара, которая была получше и понормальнее всех, кого Ксандра обычно приводила домой. Борис щедро выставил остатки Коткиной травы, и его жест оценили все присутствующие, потом, слава богу, кто-то (Кортни, что ли) заказал пиццу — не знаю даже, как она только уговорила «Доминос» доставить ее в нашу дыру, потому что мы с Борисом больше года их упрашивали — ныли, умоляли, используя все уловки и ухищрения, которые только могли выдумать.
Пока Джанет приобнимала Ксандру за плечи, а Лиза гладила ее по голове, Стюарт варил на кухне кофе, а Кортни скручивала косяки на журнальном столике — выходило у нее, кстати, не хуже, чем у Котку, — мы с Борисом тупо маячили где-то на заднем плане. С трудом верилось, что отец умер, когда сигареты его по-прежнему лежали на кухонной стойке, а старые белые кеды так и валялись возле задней двери. Судя по всему — все события были перемешаны, и мне приходилось в уме выстраивать их в нужном порядке — отец где-то часов около двух разбил «лексус» на шоссе, вырулив на встречную полосу и с размаху врезавшись в тягач с прицепом, который и убил его на месте (к счастью, не пострадали ни водитель тягача, ни пассажиры машины, которая въехала грузовику в зад, водитель машины только ногу сломал). То, что в крови у него нашли алкоголь, и было, и не было новостью — я давно подозревал, что отец снова начал пить, хоть и ни разу его за этим не заставал, но Ксандру больше всего удивляло даже не то, какой он был пьяный (за рулем он сидел практически без сознания), а само место аварии — он выехал из Вегаса и ехал на запад, в сторону пустыни.
— Он бы мне сказал, он бы сказал мне, — печально повторяла она в ответ на какие-то расспросы Кортни, только с чего это она вдруг взяла, мрачно думал я, сидя на полу и закрыв глаза руками, что говорить правду — в духе моего отца?
Борис положил руку мне на плечо:
— Она не знает, да?
Я понял, что он про мистера Сильвера.
— Может, надо?..
— Куда он ехал? — допрашивала Ксандра Кортни и Джанет чуть ли не с яростью, будто подозревала, что они что-то от нее скрывают. — Что он там забыл?
Странно было видеть, что Ксандра так и сидела в своей рабочей форме, потому что обычно она стаскивала ее практически на пороге.
— Они с этим мужиком не встретились, как договаривались, — прошептал Борис.