Евгений Будинас - Дураки
В выходной день приехали Ванечка с Виктором Илларионовичем. С ясным ответом сразу на все вопросы.
планПривезли план, как от шурикизма избавиться.
План состоял в том, что нужно использовать момент и произвести... обычное аппаратное смещение. Сместить Батьку до выборов. В связи с истечением срока полномочий. Причем сместить чужими руками, что Виктору Евгеньевичу сразу понравилось: своими он уже наработался.
Тогда, согласно Конституции (и в соответствии с планом), Виктор Столяр становится временно исполняющим обязанности главы государства. И дальше — три месяца на свободные выборы. На которых, без всякого сомнения, будет избран тот, кого поддержит Москва и кто попросит Батьку оставить свой кабинет.
Ставка делалась на Москву. Батька ей не нужен ни здесь, ни там: слишком много он хочет — за то, что при любом Капусте Москва имела даром, а при любом Месникове задаром бы снова получила-. Только нужно подсказать, как это грамотно сделать.
Дело оставалось за малым: уговорить Москву, лучшим образом представив ей Столяра.
За этим они, собственно, и приехали.
все совпадает?В том, что Шурик Лукашонок слабак, Дудинскас не сомневался.
Опоры даже в ближайшем окружении у него нет. Его слишком боятся, понимая, что каждого он в конце концов выгонит или посадит[120]. Страх, известно, — не лучшая из опор. Тем более когда боятся они не только его, а еще и перспективы отвечать за все, что здесь с ним наворочали... Если не успеют переметнуться, получив старый портфель из новых рук.
Вот эти портфели (по замыслу) и должна была предложить им Москва. Однажды пригласив Месникова, Матусевича, Сорванца, ну еще министра обороны, кого-то из правительства... — вполне достаточно десятка человек.
Москвы Батька боится. И если, вернувшись из Первопрестольной с портфелями, любой из там утвержденных легонько бы его пнул, нет сомнений, что, заскулив, он тут же бы и вылетел — хотя бы потому, что знает, как много нашкодил. Кто способен пнуть? Столяр — первый, у кого хватило бы духу. Необходимая жесткость в нем есть.
Кроме всего, так совпало: Дудинскас действительно мог представить Виктора Илларионовича весьма влиятельным людям в Москве. Была у него там вполне подходящая для этого случая зацепка.
«зацепка»Фильмы с Хащом они делали в Москве или по столичному заказу, собкором в Республике он работал от московского журнала. И был в столице вполне своим человеком. Вполне свободно выходил на очень важных персон. Перестройка многих списала, но среди его знакомых были и такие, что, напротив, вознеслись к вершинам власти.
Волей случая один из них, Костя Ненашев, в прошлом журналист и ученик Дудинскаса, причем, что важнее, до сих пор признающий его своим учителем, оказался в ближайшем окружении главы государства, а точнее — его первым советником и правой рукой. Вскоре после кремлевского назначения памятливый ученик позвонил Виктору Евгеньевичу и велел с любыми просьбами обращаться. И даже сообщил номер личного пейджера, по которому его всегда можно найти, минуя помощников и секретарей.
Ни разу, даже в самых критических ситуациях, даже в истории с маркой, Дудинскас такой возможностью не воспользовался. Его отношения с Ненашевым ограничивались исключительно журналистскими интересами, что как бы автоматически исключало для него возможность любой «шкурной» просьбы. Правила Виктор Евгеньевич знал. И всегда старался одно с другим не путать, помня грубоватое наставление отца: никогда не смешивать людей, блядей и лошадей.
Но вот пришел черед обратиться. Использовать и эту возможность.
Хотя и без Кости Ненашева, едва прозондировав московскую почву, какие-то номера накрутив, какие-то связи обновив, Дудинскас убедился, что и принят, и выслушан Столяр будет. Хотя и не вовремя все это, ох как не вовремя...
— У нас тут выборы на носу, взрывы гремят, мафия, коммунисты, Чечня... Самим бы обеспечить преемственность... Но клиента готовь. Будем вживлять... Хорошо бы посмотреть, что у него за программа.
Это да, это действительно хорошо бы. Симпатии симпатиями, но и самому хотелось представить, что такое Столяр. Не по Ванечкиной характеристике.
программаВиктор Столяр «задачу понял» и исчез. Через две недели он появился в Дубинках — осунувшийся, уставший, но в том возвышенно-строгом настроении, которое обеспечивает хорошо сделанная работа.
Начал с невероятного. Оказывается, в соответствии с намеченным, он успел объехать почти всех бывших депутатов Верховного Совета, устранившихся от политики по разным причинам, переговорил и кое с кем из тех, кто ушел по призыву Батьки. И теперь, заручившись поддержкой, он с уверенностью может доложить «для московских товарищей»: Верховный Совет соберет кворум, необходимый для смещения незаконно захватившего власть узурпатора.
Восхитила ли Дудинскаса такая головокружительная результативность? И да, и нет. Больше все же расстроила.
Восхитился он той оптимистичной энергией, которую Столяр излучал. И той нетерпеливой решительностью, даже ретивостью, с какими он рванул, еще и не получив отмашку.
А огорчился Виктор Евгеньевич, поняв, что, как он и предполагал, никакой программы Виктор Илларионович не написал. Отчего, видимо, и находился в таком прекрасном, революционно-возвышенном расположении духа.
Столяр на его недоверие, как на проволоку, налетел.
— Вы меня с кем-то путаете! — и протянул Виктору Евгеньевичу несколько листков, по-студенчески свернутых в трубку — вот вам обещанное, мы, конечно, не писатели, нам до вас, Виктор Евгеньевич, далеко, хотя и вы здесь, — тут он обвел красивым жестом окрестности Дубинок, — прилично забурели... Вот — программа, она четкая и ясная, как слеза младенца... Вы полистайте, а я с вашего позволения отбываю.
Дудинскас посмотрел ему вслед. Ему все больше нравился этот веселый, совсем молодой человек в футболке, обнажающей крепкие мускулы рук. С такой очевидной ясностью действий. И с такой готовностью подставить свои спортивные плечи под неподъемный воз, который он собирался вытащить.
республику — в европу?Программа была действительно настолько ясной, что... никуда не годилась.
Нет, она годилась для переустройства этого государства и даже для того, чтобы всякое государство на месте Республики могло бы по ней жить.
Столяр с командой «умников», похоже, превозмогли известный соблазн любых провинциальных графоманов и ничего, абсолютно ничего нового не предлагали. Видимо, на самодеятельность и кустарщину у них просто не было времени. Поэтому предлагалось все нормальное, как у всех в цивилизованном мире: конституционная законность, разделение властей, экономические реформы, неприкосновенность собственности, права человека, свобода слова, выход из международной изоляции, прекращение бессмысленной войны с дипломатами. Ну и так далее... Все, как у людей.
Разве что КГБ намечалось переименовать в Комитет Защиты Конституции...
Но идея объединения с Россией в одно государство была названа утопической и непродуктивной. Взамен предлагались... добрососедская дружба и братская любовь, как, впрочем, и остальным соседям. Хотя и обещалось, что в новой политике обязательно будут учтены интересы восточного соседа. Более того, Республике отводилась исключительно роль посредника между Россией и Европой.
И завершал все великолепный по точности хода (Дудинскас от удивления даже присвистнул) предвыборный слоган:
В Европу — вместе с Россией!
Дочитав до этого места, Виктор Евгеньевич удовлетворенно потер руки. Поставив свою последнюю фишку на Столяра, он, похоже, не ошибся.
Покончив с положительными эмоциями, Виктор Евгеньевич тяжело вздохнул и, позвонив Старкевичу, велел ему срочно разыскать Столяра.
— Что случилось? — заволновался Ванечка. — Что-нибудь новое с Москвой?
— Нет, с программой.
— А что с программой?
Программа не годилась совсем.
Жить по такой программе — одно удовольствие. Так и живут... на Западе.
Но соваться с этим на Восток?
Каждое ее слово свидетельствовало о том, что, оказав вдруг поддержку Виктору Илларионовичу Столяру, вместо ключа от Республики московские друзья Виктора Евгеньевича и их высочайший патрон получат возможность поцеловать... замочную скважину.
Об этом и записано было с полной откровенностью:
