Канатоходец. Записки городского сумасшедшего - Дежнев Николай Борисович
Не знаю, что со мной случилось, кровь бросилась в голову, а может быть, моча. Что она о себе воображает? За кого меня держит? Слово не воробей, вырвалось само, правда, ловить его я не собирался.
— И дорого берешь?
Чувствуя себя последней скотиной, полез в задний карман за бумажником. Мазохист. Видел свою ухмыляющуюся физиономию со стороны, и это доставляло мне сладкую боль. В лучшем стиле анекдота про скорпиона и черепаху: вот такое я говно.
Варя смотрела на меня изучающе. Как в пыточной палач, прикидывающий, а не потыкать ли в мерзавца раскаленным железом, но вместо этого усмехнулась:
— Не суетись, в моей бухгалтерии ты проходишь по статье благотворительность! Зачморен-ной России из гуманных соображений надо помогать. Если тебя интересует финансовая сторона вопроса, то консультации в области «Mental Health» вещь не из дешевых…
— Как ты сказала? — не разобрал я.
— По-русски: психическое здоровье. Я член профессиональной ассоциации психологов, работаю по лицензии. Здесь это не принято, а в Штатах многие к нам обращаются, слишком велик стресс, душат личные проблемы. В приемной моего кабинета портретная галерея из тех, кого можно было бы вылечить: Ван Гог, Бетховен, Андерсен, даже Дарвин и Хемингуэй…
— Достойная у меня компания! — ухмыльнулся я. Не сдержался, продолжил в ее манере: —…Вылечить и сделать из гениев коптящих небо обывателей…
Не боясь меня обидеть, Варя посмотрела на часы:
— Извини, я устала, а еще собираться, давай займемся твоими проблемами! — Выйдя из-за стола, произнесла из полной красными тонами полутьмы: — Кстати, о хиромантии, в Японии без нее не получишь кредита, а во Франции не найдешь работу…
Вернулась в круг света, держа в руках большую, значительно крупнее игральной, колоду. Движения ее рук гипнотизировали, как если бы она священнодействовала. Преферансисты сдают карты играючи, прихватив пальцами за внешний угол, Варя тасовала их бережно, выкладывала на стол аккуратно, словно каждая была произведением искусства. А может, и была, откуда мне знать.
Первой на скатерть легла картинка с беззаботным малым с узелком на палке через плечо. Глядя на голубое небо, он занес ногу над пропастью, в то время как рядом вертелась смешная белая собачонка. Внизу готическими буквами стояло: «The Fool».
Понять, что это значит, не составляло труда.
— Все, можно не продолжать!
Старался говорить небрежно, но получилось, кажется, фальшиво. Когда помру, а долго ждать, видно, не придется, провожать меня в могилу должны аплодисментами. Клоун в жизни, он тоже артист, весь вечер на арене. Цирк уехал, а он остался.
Варя лишь недовольно дернула плечиком.
— «Дурак» — вовсе не плохая карта, она символизирует начало нового, а это, как нетрудно догадаться, именно то, чего бы тебе хотелось, — с подобием кривившей губы улыбки вскинула на меня глаза, — или я неправа?..
Я промолчал. Не из желания сойти за умного — куда уж мне, — не знал, что сказать. Игра, похоже, пошла в одни ворота. Карты ложились на стол, я не успевал их рассматривать. Тут были уже знакомый мне «Дьявол», и неизвестный «Повешенный», и другие, такие же красочные, но потертые от времени по краям. Нетрудно было поверить, что им не одна сотня лет и они многое могли рассказать о человечестве.
— Что ж, — вздохнула Варя, — обратимся к твоему прошлому! Посмотрим, кого еще ты предал и что за эти серебреники поимел… — Не отрывая взгляда от расклада, подняла предупреждающе руку: — Помолчи, пожалуйста! Жена, надо понимать, от тебя ушла… Ребенок… девочка…
Я не стал ждать продолжения:
— Что значит «предал»? Ты выдаешь желаемое за действительное…
— Желаемое?.. — подняла Варя брови. — Какое мне дело до твоих заморочек! Я лишь повторяю то, что говорят карты…
— Ну, если уж они такие говорливые, — фыркнул я, — давай оставим мое темное прошлое в покое…
— Как скажешь, — легко согласилась она, — можем и оставить, только вряд ли оно оставит в покое тебя!
— Но это уже элементарно нечестно, ты пользуешься инсайдерской информацией…
Варя улыбнулась, но так, что лучше бы она этого не делала.
— Ты даже представить себе не можешь, насколько мы чужие люди! Но желание клиента для аналитика закон, я не имею права вторгаться в области, которых он не хочет касаться.
Вот и славненько! Откинувшись на спинку стула, я ослабил начавший душить узел галстука. Почему, спрашивается, я должен позволять всем подряд ковыряться в моем прошлом? И в первую очередь Варе!
Она тем временем сосредоточилась на разглядывании карт. Не отрываясь от своего занятия, поднесла к губам чашечку с начавшим остывать кофе.
— Итак, твое настоящее!
После этих ее слов в комнате воцарилась тишина. Интересно, думал я, что она скажет о том, что со мной происходит. Что вообще могут картинки рассказать ей обо мне? О том, как лихо меня колбасит? О ночах без сна и стакане водки под утро, чтобы хоть немного забыться? Вон как нахмурилась, хреново, видно, обстоят дела в Датском королевстве. Берется разгадывать чужую судьбу, а знает ли сама, что такое счастье? Хорошо, пусть я разгильдяй, что с меня взять, но она-то — доктор философии, психолог, ей по статусу это знать положено. Или жизнь ее так распланирована, что для таких глупостей нет времени? Для работы — есть, для общения с друзьями, для фитнеса, для секса… Чему это ты так удивился? Красивая, ухоженная женщина, опять же полезно для этого… — как она сказала? — для умственного здоровья! Или ты думаешь, расставшись с тобой, она, не позавтракав, побежала в монастырь? Востребованная во всех смыслах, с чего бы стала вдруг запирать себя в четырех стенах? Но случай, видно, достался ей не из простых, я крепкий орешек. Кропал в школе сочинения исключительно о лишних людях, не догадывался, что сам к ним принадлежу.
Варя продолжала молчать. Наконец подняла от расклада голову и произнесла едва ли не по слогам:
— Видишь эту карту? Она называется «Луна», а иногда «Сумерки». В сочетании с другими ее следует толковать, как блуждания души в потемках без понимания того, что происходит. Ты не в ладах с собой, тебе что-то мешает жить…
Я пожал плечами: тоже мне — откровение!.. Кто в наше время в ладах, кто собой доволен? Разве только народные избранники и клинические идиоты! Ну а жить я мешаю себе сам, столь ответственное дело другому не поручишь. Кимвал звучащий, писал про тех, у кого нет любви, апостол Павел, интересно, с каким инструментом сравнил бы святой отец меня, того, кто имел ее и по глупости потерял? С иерихонской трубой, что все вокруг, а главное себя разрушает? Смешной малый, научился жонглировать словами, но чего-то главного про жизнь так и не понял.
Варя смотрела на меня выжидающе:
— Хочешь что-то спросить? Таро располагает к диалогу, дает возможность заглянуть в глубины подсознания…
Я?.. Неужели, как сказал Бендер, я похож на человека, у которого могут быть родственники? Неужели я выгляжу столь глупым, что соглашусь на археологические в себе раскопки? Если уж на то пошло, в мое бессознательное без болотных сапог соваться не стоит, а лучше бы в противогазе и с фонарем.
— Ну, как хочешь! — истолковала как отказ молчание Варя. — В таком случае остается только узнать, что ждет тебя в будущем! Для этого, впрочем, ты ведь и выплыл из небытия…
Не добра ко мне была, не добра! Даже если бы это было правдой, могла бы промолчать, а это ложь. Зато с плаванием провидчески угадала. Плаваю, но не в небытии, а в фекалиях, причем норовлю все больше баттерфляем. Выскочишь так вот на поверхность, вдохнуть воздуха, и снова в глубину! И что радует, дерьма хватит не только на мой век, но и на грядущие поколения, человечество об этом позаботилось. Но спорить, а тем более оправдываться не стал, разом обрушилось безразличие. Показалось вдруг, что и жил блекло, и чувствовал глухо, словно через ватную подушку, а яркий, праздничный мир видел через мутное стекло.
Трудно сказать, как долго я практиковался в самоуничижении, только Варя за это время не произнесла ни слова. Отрезанные от остального мира границей света абажура, мы молчали, а если кто и говорил, то только наше прошлое. Не знаю, как ей, а мне оно нашептывало, что хорошо бы взять мокрую тряпку и стереть прошедшие годы. На книжной полке тикал будильник, звонка его я никогда не услышу.
