Меня зовут Шон - Макгоуэн Клер

— Чем они смогут мне помочь? Ведь при беременности лекарства пить нельзя.

Он продолжал вести машину:

— Теперь некоторые можно принимать без опасения.

Я задумалась — откуда он это узнал? Искал информацию о психозах? А что, если именно это сейчас со мной и происходит?

Я не чувствовала, что схожу с ума, но представила, какое впечатление мой рассказ произведет на профессионального психотерапевта, и ощутила легкую тревогу.

Когда это случилось, я не сразу поверила. Я о беременности. Мы с Ником так долго старались, отмечали всякий раз, когда у меня начиналась изжога, когда пучило живот или кололо в боку! Даже обнаружив на бедрах кровь, я убеждала себя, что это ложные месячные. Надежда иногда заставляет выдавать желаемое за действительное. Надежда ослепляет. Потом, встретив тебя, я поняла, что подобная надежда мне не нужна, и стала мухлевать со сроками — старалась делать тесты на овуляцию, только когда Ника не было дома, и вводила в календарь неверные данные, сдвигая окно фертильности. Спать с кем-то, еще и притворяться, что хочешь ребенка от мужа, было опасно. Я даже не могла сказать, что время еще не пришло. Мы переехали за город, я бросила работу. А время… Оно давно ушло.

Однажды, через месяц или два после того, как мы встретились впервые, я решила сделать тест на беременность, просто чтобы рассеять сомнения. Да, странные судороги и постоянное чувство голода, утренняя тошнота при виде молока, лифчик, натирающий увеличившуюся грудь. Но это невозможно. Я не забеременела. У других женщин получалось через месяц-другой попыток. Но я старалась забеременеть целых три года. Впрочем, в последнее время слово «старалась» следовало бы заменить на «принимала неизбежное», покорно и печально.

И вот это произошло. Я сидела, смотрела на тест и не верила своим глазам: «Это невозможно. О боже! Что-что-что?!» Я попробовала посчитать. Разумеется, был Ник — обязательное ежемесячное испытание, однозначно слишком позднее для зачатия — я была в этом совершенно уверена. Потом ты. И мы были осторожны… но, похоже, недостаточно осторожны. И вот тогда, сидя на унитазе со спущенными джинсами, я решила — расскажу тебе, узнаю, что ты скажешь. Это было бы избавлением для нас обоих. Ребенок. Мое сердце переполняли страх и ожидание. Это был способ вырваться из опостылевшей жизни. Я это точно знала. А теперь… Теперь я оказалась в еще более страшной западне, чем прежде.

Ник своеобразно порадовался моей беременности. Я сообщила об этом походя, стараясь не глядеть ему в глаза:

— Кстати, у меня задержка.

Он схватил меня за руку:

— Как давно?

— Ну… точно не знаю. Несколько недель.

Ник с подозрением уставился на меня.

Он и сам скоро обо всем догадался бы, поэтому пришлось поставить его в известность первым, до того, как я набралась смелости рассказать тебе. Он бы заметил, если бы я не включила тампоны в список покупок. Тебе же я могла не рассказывать еще месяца три, пока оценивала свои шансы и отчаянно пыталась придумать, что делать дальше.

Иногда, когда задумываешься о событиях собственной жизни или рассказываешь о них подруге, ловишь себя на мысли: «В самом деле?» Вот она я — ярая феминистка Сьюзи, которая даже не может незаметно купить тампоны, потому что у нас один банковский счет на двоих, я ничего не зарабатываю, все покупки делает он, потому что идти до магазина далеко, а машина у нас тоже одна на двоих. И даже если заказать через интернет с доставкой, он обязательно изучит все квитанции, чтобы убедиться, что ничего не забыли положить.

В то утро он съездил в магазин за тестом на беременность. При этом опоздал на работу, ничуть об этом не тревожась. Гибкий график, пояснил он. Впервые об этом узнала. Он стоял надо мной, пока я выполняла положенные процедуры, и ждал. Я уже знала, что покажет тест, но все еще изо всех сил молилась: «Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста», хотя и не понимала, о чем именно молюсь. Розовая полоска. Развилка на дороге. Лезвие гильотины. Такие вещи могут изменить жизнь.

Врач — бойкая женщина средних лет с жуткой сливовой помадой на губах и собачьей шерстью на юбке — оказалась вполне доброжелательной:

— Насколько я понимаю, у вас возникли некоторые проблемы, Сюзанна?

Ник вошел в кабинет вместе со мной. Я подумала, не попросить ли его выйти. Но как это будет выглядеть?

— Все хорошо, — устало ответила я. — Просто вымоталась.

— Она постоянно спит, — сказал Ник. — Не знаю, с чего она вымоталась.

Легкая нотка озабоченности, прикрывающая очередную издевку.

— Возможно, у вас анемия. Это случается при беременности. Когда будете выходить, назначьте у медсестры анализ крови.

По всему было видно, что врач хотела поскорее избавиться от пациентки и поставить карточку на полку, и меня это вполне устраивало. Но не Ника.

— Остается еще рассеянность, — заявил он, взяв меня за руку и сплетя пальцы с моими. — Она постоянно забывает код сигнализации. То ей жарко, то холодно, то снова жарко. Это тоже беременность?

— Дело может быть в гормонах, да, — теперь врач нахмурилась.

Мне показалось, что она мысленно поставила галочку напротив предродовой депрессии или чего-то в этом роде. А такая вообще есть?

Еще она в последнее время… раздражительна, иррациональна, тревожна.

— Я здесь вообще-то, — пробормотала я.

Врач быстро подняла на меня глаза и что-то отметила в своих записях.

— Опять же, гормоны могут приводить к перепадам настроения. Такое довольно часто случается.

Ник с серьезным видом наклонился вперед:

— Мне бы очень хотелось знать, чем я могу помочь. Она кажется такой несчастной. Часами бродит по полям.

Я уставилась на него:

— Ты же сам велел мне гулять каждый день!

— Я говорил только о легкой прогулке, дорогая. Тебя же иногда не бывает часами.

— Но… — я умолкла.

Неужели это газлайтинг [1]? Как объяснить, что он отчитывает меня, если я гуляю слишком мало?

— Избегайте излишней физической нагрузки, особенно в этом триместре. Когда в организме мало железа, вы начинаете очень быстро утомляться, — врач вбила что-то в компьютер. — Сделаем анализ крови, проверим щитовидку и так далее. Иногда беременность протекает тяжело. Возможно, будет полезен откровенный разговор с другом.

Ну да… Просто расскажи всем, что спала с кем-то еще, кто без следа испарился, и это может быть его ребенок. Да без проблем!

Ник нахмурился:

— Надеюсь, это не серьезно? Ей не нужны, ну, не знаю… антидепрессанты или еще что-нибудь?

Я с удовольствием увидела, каким взглядом врач смерила моего мужа: кто-то взялся учить ее, как лечить пациента.

— Для этого еще рано. Сначала сдать кровь, не бояться отдыхать и, как я уже сказала, поговорить с кем-нибудь, если захочется.

Вот и все. Мы были свободны.

Когда мы сели в машину, Ник принялся ворчать:

— Ну, и много от них толку? Зачем мы только платим налоги?

— Ты в самом деле предпочел бы накачать меня лекарствами до того, как мы что-нибудь узнаем?

Сам же знаешь, что ем я, ест и ребенок, — ответила я ему его же словами, заставив поморщиться. — Может быть, мне стоит просто поговорить с кем-нибудь. Нора…

— Кстати о ней. Кто эта женщина? Вы с ней и познакомиться не успели, а ты уже хочешь поговорить с ней по душам?

— Я не…

— Кажется, в ней есть какая-то странность. Лучше тебе сосредоточиться на доме, приготовить нормальный обед, что-нибудь в этом роде.

Я прикусила язык и почувствовала, как слова копятся во мне, будто вода в передавленном ногой шланге. У меня здесь всего одна подруга… даже еще и не подружились толком, а мне не разрешают и этого. Выступившие слезы медленно покатились по щекам, и я утерла их рукавом кардигана. Бумажных платков я с собой, конечно же, не носила.

Ник посмотрел на меня и вздохнул:

— Тебе пора разобраться, чего ты хочешь, Сьюзи. Просто уму непостижимо — я дал жене все, чего она хотела, а она плачет да жалуется!