Леонард и Голодный Пол - Хешин Ронан
— Ну, по-моему, он будет счастлив, — ответила Хелен. — Для него весь этот день станет праздником, так что будем считать, мы все решили. Скажу ему и еще раз напомню про костюм. Питер дал ему денег, и они все еще лежат в ящике стола, так что я никакие отговорки не приму. Снова напомню ему, как только вернемся домой. Ты предпочла бы какой-то определенный цвет для его костюма или, наоборот, есть цвет, который тебя не устраивает?
— Цвет любой, какой ему нравится. У меня есть любимые цвета, которые вселяют в меня уверенность, когда я иду на интервью или на презентацию. Может, и у него тоже. Пусть сам решает.
— Не знаю, не знаю. Он не очень умеет принимать решения, если они не касаются того, что его по-настоящему волнует. Может, лучше я ему скажу выбрать костюм под цвет платьев подружек невесты? Или тогда он будет выглядеть как шафер? — засомневалась Хелен.
Они часто говорили о Голодном Поле в таком духе, неизменно считая себя чем-то вроде бамперов на боулинговой дорожке, отталкиваясь от которых Голодный Пол, словно шар, мог катиться вперед. Они спасали его от земных опасностей, направляя его пусть к скромным, но все-таки достижениям. Их отношение было искренним, человеколюбивым и, возможно, даже необходимым. И все же, когда кого-то любишь, трудно бывает понять, где кончается забота и начинается назойливость. Доказательством их искренности было то, что у каждого — по отдельности и без общего обсуждения — возникли сомнения на этот счет. Откуда ты знаешь, что являешься благой силой? Приходило ли тебе в голову, что мир без тебя не пропадет? В какой момент протянутая рука помощи хватает и держит? Тот факт, что Голодный Пол не сопротивлялся их усилиям, не обязательно доказывал, что помощь родных была кстати. Точно так же можно было предположить, что нехватка самостоятельности у Голодного Пола — это не оправдание их вмешательства, а следствие. Помощь человеку легко входит в привычку для обеих сторон, а людям зачастую приятнее быть опекунами, чем подопечными. Питер всегда говорил, что Голодный Пол был для Хелен «рыбой-солнцем». Много лет назад, еще до рождения детей, Хелен и Питер побывали в океанариуме в калифорнийском Монтерее. Предпочтение океанариумов зоопаркам было одним из самых ранних примеров того, как их личные пристрастия, изображенные в диаграмме Венна, часто удивительным образом пересекались. Среди грациозных акул коралловых рифов, немыслимых медуз и маскирующихся скатов плавало нечто, похожее на отрубленную голову: большая, перекошенная, перемещающаяся боком и отражающая свет рыба, у которой при этом был совершенно растерянный вид. Она называлась рыба-солнце, и Хелен сказала, что именно она ей понравилась больше всего. Услышав эти слова, Питер посмотрел на жену. И увидел в ее лице сосредоточенное, искреннее выражение. Обычно он посмеивался над Хелен, утверждая, что она нарочно выбирает что-нибудь оригинальное, но в тот момент понял, что она говорит от чистого сердца. Хотя жена ничего не объяснила, Питер догадался, что рыба-солнце была выбрана потому, что такое существо больше никто не выберет. Прекрасному сердцу Хелен больно было сознавать, что есть на свете создание, которое всю жизнь так и останется без любви, и она попыталась исправить это, сознательно проникнувшись к нему нежностью. И точно так же, когда после двух выкидышей у нее родился сын, который был совсем слабенький, она дала себе слово, что, если он выживет, она никогда ничего больше не будет просить или ожидать от него. Поэтому она принимала Голодного Пола таким, какой он есть, и не мешала ему двигаться по жизни, подобно рыбе-солнцу, своим естественным блуждающим курсом.
Отец Питера умер, когда тому было всего девять лет, и он вырос, толком не зная, как складываются отношения у мальчиков и мужчин, а потому всегда отходил в сторону и прятался в свои мысли, вместо того чтобы предложить миру еще один сомнительный вариант самого себя. Когда Хелен была беременна Грейс, родители не знали пол ребенка до самого рождения, и все это время Питер ощущал неловкость, когда представлял, что может родиться мальчик. Ему едва хватало мужественности, чтобы прожить собственную жизнь, не говоря уж о том, чтобы поделиться ею с сыном. Когда родилась Грейс, Питер почувствовал облегчение: по крайней мере, у него как родителя будет практика, прежде чем придется воспитывать мальчика. Когда же появился Голодный Пол, времени на решение абстрактных проблем практически не оставалось, потому что первые недели были целиком заполнены волнениями и бессонными ночами. Позже в школе Голодный Пол всегда производил впечатление уязвимого ребенка — был слишком мал для своего возраста, и друзей у него набралось немного. Питер постоянно боялся, что сына начнут травить. Эти переживания по поводу уязвимости своего ребенка влекли за собой чувство вины, но боялся ли он за Голодного Пола или все-таки за самого себя, не зная, справится он с ситуацией, если ребенок станет изгоем, или нет? Когда сын окончил школу, Питер, наверное, мог бы постараться помочь ему найти подходящую работу — у мальчика была склонность к естественным наукам, и он умел размышлять, но никаких идей относительно будущей профессии у него не возникало. Однако Питер предоставил Голодному Полу самому выбирать себе путь или, точнее, не выбирать. Как отец Питер мучился от мысли, что, используя какие-то неведомые родительские приемы — мужские разговоры по душам или, быть может, поездки на рыбалку, — он мог бы несколько лучше подготовить Голодного Пола к жизни.
Когда Голодного Пола привезли из больницы домой, Хелен и Питер с воодушевлением твердили Грейс, что она теперь стала старшей сестрой, и объясняли, как это важно. Спустя несколько лет, когда Голодный Пол пошел в школу, Хелен серьезно поговорила с дочерью об обязанностях и ответственности, выпадающих на долю старшей сестры, особенно такого человека, как ее брат. Грейс восприняла этот разговор с полным пониманием: ей очень хотелось быть не только образцовой дочерью, но и образцовой сестрой. Без дальнейших бесед и продуманных решений Грейс продолжала оставаться для Голодного Пола его идеальным ангелом-хранителем и в средней школе, и во взрослой жизни. По правде сказать, она даже никогда не задумывалась, сняты ли с нее те обязательства, которые она взвалила себе на плечи еще маленькой девочкой. Планируя свадьбу и замужество, она начала прикидывать, получится ли у нее начать новую жизнь, не отказываясь от старой. И Грейс стала подталкивать родителей к идее дать Голодному Полу больше независимости, да и самим стать независимее. Где-то в уголке ее беспокойного сознания затаилась мысль: кто же станет присматривать за Голодным Полом, когда родителей не будет, если он так и не научится справляться с самим собой? Тот факт, что эта роль уготована ей — а она была единственным реальным кандидатом, — вселял в нее ужас. Она не хотела застрять во времени с мальчиком, которого впервые увидела в возрасте трех лет, поэтому начала строить другие планы и привязалась к Эндрю, чтобы ослабить свои обязательства по отношению к Голодному Полу.
И вот при таких глубоких подводных течениях, не вызывающих даже ряби на поверхности, три человека, которые очень любили друг друга и очень любили Голодного Пола, обсуждали за итальянскими блюдами обстоятельства своей жизни. Разговор был долгим, потому что Грейс ела разборчиво, а родители были только рады — для них в ее обществе время просто останавливалось. За кофе они заговорили о семейной жизни, и Грейс подбросила в беседу теоретический вопрос: почему брак Хелен и Питера оказался таким счастливым? Этот вопрос прозвучал бы неловко, будь он задан любой другой семейной паре, у которой за долгие годы набралось достаточно разногласий.
— Есть одно средство, — рискнул высказаться Питер, выразительно подмигнув в сторону Хелен.
— Папа, я серьезно. Мне надо знать, как получилось, что вы так долго вместе, ведь многим это не удается. Некоторые расходятся, когда дети уезжают из дома или когда оба родителя выходят на пенсию и вынуждены снова жить вдвоем, после того как много лет им приходилось думать только о большой семье. Мне кажется, опасность разойтись подстерегает постоянно.
